Эффективность сбора существенно снижалась установлением неопределенного минимума «животов и промыслов» в 10 рублей, ниже которого пятина не взималась. Следовательно, все небогатое население посадов и уездов формально было освобождено от сбора пятинных денег. Но установить точную стоимость имущества разных лиц приехавшим на места сборщикам пятины было очень сложно. Столкнувшись с нежеланием торговых людей «объявлять» свое имущество, пятинщики вынуждены были изобретать способы установления нужной информации. Для этого они посылали грамоты в города, где сосредоточивалась торговля и где находились «карабленые» пристани, и просили выписать имена купцов из тех городов, которые были им поручены для пятинного сбора. В свою очередь, торговые люди отговаривались тем, что будто бы привозили не свои товары, а чужие или взятые в долг. Преодолеть это можно было единственным традиционным способом — установлением твердого оклада и последующей мирской раскладкой податей. Однако правительство повсюду встречало круговую поруку, так как люди не хотели платить дополнительные налоги.
Сбор первой пятины растянулся, ее начали собирать только в конце 1614 года, основные же деньги поступили в казну к февралю 1615 года (в это время началась казачья война в северных уездах, парализовавшая там работу пятинщиков). Практика сбора показала, что решение о сборе пятой деньги, коснувшееся преимущественно движимого имущества, было не слишком удачным. Но цель была достигнута: правительство все-таки получило деньги, в которых так сильно нуждалось. Н. П. Лихачев обнаружил документ земского собора 1616 года, рассматривавшего вопрос об очередном сборе пятинных денег. В нем приводится точный подсчет средств, которые дала первая пятина: всего (вместе с деньгами, полученными от Строгановых) было собрано 113 169 рублей 30 алтын[140].
Только небольшая часть из собранных средств пошла на выдачу жалованья войску под Смоленском и Новгородом. Деньги первой пятины, собиравшиеся в Посольском приказе, были преимущественно отданы в другие приказы и четверти, а также потрачены на нужды внешнеполитического ведомства («на литовское и на свейское посолство и в ыные государства»), на жалованье донским казакам, на выдачу денег наемникам, «выезжим немцам», приезжавшим на службу в Московское государство. С помощью пятинных денег поддержали царского отца, находившегося в польском плену, выдав деньги «Миколаю Струсу в тех денег место, что послала жена его к Филарету митрополиту»[141].
Опыт сбора первой пятины был учтен при назначении ровно через год — в апреле 1615 года — второй пятины. Ее сбор был поручен Приказу Большого дворца во главе с судьей этого приказа боярином Борисом Михайловичем Салтыковым. На этот раз не стали прибегать к помощи церковных властей, но в состав комиссии наряду с дьяком этого приказа Иваном Болотниковым включили еще и дьяка Поместного приказа Николая Новокщенова. Цель пятины была прежней — сбор денег служилым людям, но принципы сбора изменились: «указали есмя собрати ратным людям на жалованье со всех городов, с посадов, с гостей и с торговых, и с черных со всяких людей против сбора 122 года пятую деньгу»[142]. Включение в состав плательщиков «черных» людей, низших категорий посадских людей и крестьян, плативших подворную подать (на посадах) или сошные деньги (в уездах), сопровождалось отказом от установления необлагаемого налогом минимума. К этому времени были проведены первые дозоры землевладения в уездах (о них речь впереди), позволившие восстановить хотя бы часть сведений о текущем состоянии городских посадов и земельных владений и установить соответствующие нормы налогообложения. Вторую пятину собирать было легче, так как можно было уже опереться на какой-то опыт, традицию, которую так уважали жители Московского государства. Но все равно сбор затянулся со второй половины 1615-го до первой половины 1616 года. Всего было собрано 53 411 рублей; на этот раз их отправили по адресу — на жалованье служилым людям.
Тем временем, несмотря на относительные успехи в борьбе с казаками и уход войска Александра Лисовского в 1615 году, правительство царя Михаила Федоровича столкнулось с серьезными проблемами на внешних границах. Вопрос стоял о том, сумеет ли государство вернуть себе территории, утраченные в ходе Смуты, или новой власти придется мириться с их потерей. Решить эту проблему можно было только с помощью земского собора, так как собрать боеспособное войско без участия «всей земли» по-прежнему не представлялось возможным. В январе по городам были разосланы грамоты с вызовом выборных на собор «для нашего великого и земского дела». По указу царя Михаила Федоровича велено было «собрати со всех городов Московского государьства, з города человек по шти, по пяти, и по четыре умных людей, и прислати к Москве». Широта представительства на соборе была обеспечена вызовом посадских людей и даже волостных крестьян Сольвычегодска, Тотьмы и других северных городов (по два-три человека «лутчим и середним, оприч молотчих»[143]).
Для земских представителей на соборе подготовили подробную финансовую справку, в которой показали, сколько денег можно было собрать «по окладу» и взять «из доимки» (то есть взыскать долги прошлых лет) в Приказе Большого прихода, в Казанском дворце и во всех четвертях. Это была, по словам Н. П. Лихачева, «почти полная и систематическая бюджетная роспись Московского государства». В ней перечислены как источники доходов, так и основные статьи расходов приказов и четвертей. В Приказе Большого прихода собирали деньги с московской таможни и торговых лавок, перевозов на Москве-реке, а также налоги с других городов. Деньги этого приказа (30 030 рублей, 30 алтын, полденьги) платили «ружником и оброчником и Посолсково приказу и по разрядным памятем на жалованье, и послом и посланником и гонцом и иноземцом на корм и на посолские дворы на строенье». Особенностью Приказа Казанского дворца был сбор сибирской пушнины («мяхкие рухляди»). О значении пушного налога в государственном бюджете достаточно говорит тот факт, что его сумма (40 092 рубля, 30 алтын, 3 деньги) превышала все расходные статьи Приказа Большого прихода, а Казанский дворец оказался самым «богатым» ведомством с доходами в 100 139 рублей и 3 алтына с полуденьгою. Из четвертей больше всего доходов собиралось в Нижегородской — 71 341 рубль, 12 алтын с полуденьгою. Деньги Устюжской четверти, управлявшей богатым Поморьем, шли, по указу царя Михаила Федоровича, «в розход в Крым к царю и к царевичам поминков ко князем и к мурзам государева жалованья и на свейское посолство на посолские кормы послом и посланником и гонцом государева жалованья и подмоги». Трудности выхода из Смуты сказались на кормленщиках, получавших жалованье из четвертей в соответствии с пожалованными им окладами, например, при назначении на службу в полки, городовые воеводы или в другие посылки. Устюжская, Костромская, Галицкая и Владимирская четверти задолжали кормленщикам в 1615/16 году огромную сумму — около 100 тысяч рублей. Вместе с самыми необходимыми военными расходами в Стрелецком, Панском, Разрядном и Пушкарском приказах дефицит составлял около 350 тысяч рублей. «Оприч того толко по литовским и по немецким вестям болшая рать надобе», — докладывали выборным представителям[144].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
