— Я друг Милы…
— И если бы она хотела, чтобы ты остался, она бы так и сказала, — отметил Доминик. — Точно так же, как она сказала бы мне уйти, если бы хотела, чтобы я ушёл.
Скрипя зубами, Джоэл агрессивно шагнул к нему.
— Я читал те статьи о тебе. Да, обе казались кучей дерьма. Но этот список имён — этот длинный, длинный список… Я не хочу, чтобы к нему добавляли Милу. Я не хочу, чтобы она была просто ещё одной женщиной, чьё имя ты, вероятно, даже не вспомнишь через несколько лет. Она заслуживает лучшего. Лучше, чем ты.
Доминик даже не мог винить этого засранца за то, что он думал, что Мила для него никто. Разве он на самом деле не забыл много имён тех женщин? Но Мила была другой. Поскольку у Доминика не было намерения объясняться с Джоэлом, он приподнял бровь и спросил:
— Мы закончили?
Снова блондинка попыталась увести Джоэла. Снова засранец сопротивлялся.
— У неё сейчас достаточно проблем — о чем свидетельствует нападение на неё ранее. Ей не нужно также разбираться с твоими проблемами.
— А что мне нужно, Джоэл?
Поморщившись, Джоэл повернулся, чтобы посмотреть на Милу, которая стояла в нескольких футах от него. Он выругался, взяв паузу, чтобы взвесить свои слова. Да, говорить доминирующей женщине, что ей нужно, а что нет, было неразумно.
— Мне просто не нравится, что он приносит ещё больше проблем к твоей двери, — осторожно сказал Джоэл.
— Что ж, спасибо, что поделился этим, — сказала Мила. — Но это моя дверь, Джоэл, не твоя. Я говорю, кто может, а кто не может войти в неё — ни ты, ни кто-либо другой.
Блондинка бросила на неё извиняющийся взгляд.
— Прости, Мила, он просто немного напряжён, услышав…
Ты чуть не умерла, Мила, — отрезал Джоэл. — Если бы Тейт не услышал этот свист, ты была бы уже мертва. Так что, чёрт возьми, прости меня, если я предпочёл бы, чтобы кто-то не навлекал на тебя ещё большей опасности.
С этими словами он развернулся на каблуках и выбежал.
— Прости, — повторила блондинка, пятясь из квартиры.
Закрыв дверь, Доминик повернулся к Миле. Её лицо окаменело, тело напряглось, глаза были закрыты, она просто стояла там. Он медленно подошёл к ней, занимая её личное пространство, и провёл кончиками пальцев по её горлу.
— Открой глаза, детка.
Он ожидал увидеть там мучение. В конце концов, мужчина, который мог бы стать её парой, вёл себя так, как будто у него были права на неё — права, от которых он отказался, и просто не собирался отваливать на хрен и давать ей возможность по-настоящему исцелиться. Потому что, несмотря на то, что ей нравилось думать, она по-настоящему не исцелилась. Не полностью. И её кошке предстоит пройти долгий путь, прежде чем она почувствует покой.
Чего Доминик не ожидал увидеть, когда она подняла веки, так это её кошку, уставившуюся на него в ответ. Там было предупреждение. Кошка была серьёзно ранена, и она дала ему понять, что больше не потерпит этого. Он задавался вопросом, почувствовала ли кошка, в отличие от Милы, по языку его тела, что он хочет большего, и она хотела, чтобы он знал, что она будет внимательно наблюдать за ним. Однако она не предупреждала его держаться подальше, и он воспринял это как победу.
Его волк напрягся против Доминика, желая добраться до кошки, желая успокоить её. Но кошка отступила, и голубые глаза Милы впились в него.
— Я думала, ты должен был держаться от меня на расстоянии, — сказала она.
Он скользнул рукой вверх по её руке.
— Попробовал. Не понравилось. Больше так делать не буду.
Он уткнулся носом в её шею, нуждаясь в полном вдохе её запаха. Казалось, прошли недели с тех пор, как он в последний раз был внутри неё. Он хотел погрузить свой член глубоко в неё, хотел попробовать, потрогать и взять её жёстко. Но она была натянута крепче лука. Нуждалась в утешении. Нуждалась в том, чтобы забыть, какой дерьмовый вечер у неё был до сих пор.
Взяв её за руку, Доминик повёл её в ванную, где медленно снял с неё одежду, сохраняя свои прикосновения лёгкими и непринуждёнными.
— Я уже приняла душ, — сказала она ему.
— А я нет, и я не хочу принимать его один.
Он сбросил свою одежду и потащил её в душевую кабинку. Струи горячей воды барабанили по их коже и барабанили по кафелю и двери из матового стекла. Он намылил её тело, превращая фруктовый гель в кремовую пену, наполняя влажный воздух ароматом грейпфрута. Ни один из них не произнёс ни слова. Единственными звуками были плеск воды и жужжание вентилятора.
Чувствуя, как напряжение покидает её мышцы, Мила закрыла глаза. Его член, твёрдый, как камень, оперся ей в низ живота. Но он не сделал никаких движений в её сторону. Если не считать случайных прикосновений его губ к уголкам её рта или изгибу шеи, он даже не поцеловал её. Его прикосновения было успокаивающими. Благоговейными. Ласкающими. В этом было также что-то… притязательное. Как будто, проводя подушечками пальцев по каждой частичке её тела, он оставлял на ней какой-то след. Его след.
Но это не могло быть правильно, подумала она. Доминик не зашёл бы так далеко, чтобы предъявлять на неё какие-либо права — неважно, насколько временные. Он просто… утешал её. Раскрывал ещё одну сторону себя. Чувствительную сторону, которая откладывает свой гнев и разочарования, чтобы сосредоточиться исключительно на ней.
После мытья её волос он сполоснул их оба и мягким полотенцем промокнул её кожу, в то время как она другим, поменьше, высушила волосы полотенцем, насколько смогла. Только вытершись полотенцем, он повёл её в спальню.
Прижимая её к себе, он провёл кончиками пальцев по её ключице.
— Чувствуешь себя лучше?
Мышцы восхитительно расслаблены, её кошка намного спокойнее, поэтому Мила кивнула.
— У тебя хорошие руки во многих отношениях.
Изогнув губы, он уткнулся лицом в её шею и глубоко вдохнул.
— Скучал по этому аромату. Скучал по тебе. И ты скучала по мне, не так ли?
Она сглотнула.
— Возможно.
Он провёл губами по её подбородку.
— Дай мне своё горло.
— Чёрт возьми, нет.
Он улыбнулся, уже подозревая, что она никогда так легко не подчинится.
— Тебе нужно…
Она сдёрнула с него полотенце и крепко сжала его член, и удовольствие от этого заставило его с шипением выдохнуть. Ему нравилась в ней эта смелость. Нравилось, что она не стыдилась своей сексуальности и выдвигала собственные требования.
Впиваясь в её рот, он вонзился в её хватку, пока она дрочила ему своей талантливой маленькой ручкой. Рука, которая никого другого не гладила бы так, подумал он с рычанием. В этом было что-то пьянящее. В осознании того, что ни один другой мужчина не сможет прикоснуться к ней.
Чёрт, он уже близок к оргазму, а значит, нужно убрать её руку с члена, прежде чем он взорвётся на ней, а не в ней. Хотя мысль о его оргазме на её коже была очень привлекательной, ему нужно было быть внутри неё сегодня вечером.
Обхватив её руку своей, он убрал её умелые пальцы со своего члена.
— Я ещё не готов кончить.
Прижав её к себе, он опрокинул её обратно на матрас, но остался стоять.
— Лежать.
Её рот сжался.
— Я не собака.
— Нет, ты очень хорошенькая кошечка. Моя кошечка.
Его? Мила фыркнула про себя, уверенная, что он не это имел в виду. Он осторожно развернул её полотенце, как будто разворачивал подарок. Она упивалась им, во рту пересохло от всех этих твёрдых мышц и сдерживаемой силы. Его пристальный взгляд скользнул по ней. Горячий. Собственнический. Никто никогда не осмеливался смотреть на неё так. И что было больше, чем просто немного странно, что её кошка не ощетинилась.
Мила настороженно облизнула губы.
— Не становись собственником, Доминик.
Склонившись над ней, он положил кулаки по обе стороны от её головы.
— Слишком поздно для предупреждения. И ты это знаешь. — Он втянул сосок в рот.
Резко вдохнув, Мила запустила пальцы в его волосы. Он покусывал, лизал и посасывал, как мастер. Этот умный рот терзал её соски, заставляя их пульсировать от удовольствия и боли. Она потянула его за волосы, пытаясь затащить на кровать. Вместо этого его рот прошёлся огненным следом по её животу, прежде чем он опустился на колени в изножье кровати и обхватил ртом её складки.
