Почему я обратился именно в горком комсомола? Под влиянием прочитанных книг о Павке Корчагине, о молодогвардейцах, ударниках великих строек коммунизма. Хохлов внимательно выслушал мальчугана, обогрел, обласкал добрым словом, накормил вкусным обедом в горкомовском буфете.
Кто я ему был? Чужой человек, сбежавший из дому. Другой на его месте сдал бы в детский приемник милиции, и делу конец. Хохлов понял, что возвращаться мне нельзя, помог трудоустроиться на полиграфкомбинат, определиться с проживанием и учебой в школе рабочей молодежи.
На полиграфкомбинате коммунисты работали рядом со мной. Так же как и я, запаковывали книги в пачки, таскали тяжеленные фуры от конвейера на склад. Обыкновенные люди: веселые и хмурые, разговорчивые и молчуны, любители выпить и трезвенники. Не помню, чтобы кто-то из них обидел меня или поступил несправедливо. Часто возле пресса, которым вскоре я стал управлять, появлялся Анатолий Божок, секретарь комитета комсомола комбината. Он тоже был членом партии и, как я сегодня понимаю, присматривал за мной, не давал сойти с правильного пути.
В вечерней школе я учился три года. Жил на окраине Минска, в подвальной каморке деревянного частного домика, построенного жителем пригородного села для своего женатого сына. В каморке было сыро и холодно. Вставать приходилось в шесть утра, потому что смена начиналась в половине восьмого, а добираться до комбината надо было двумя видами городского транспорта с тремя пересадками. Если учесть, что занятия в вечерней школе заканчивались в одиннадцать вечера и домой я добирался к двенадцати ночи, то можно понять, почему я довольно часто бросал школу. Анатолий Иванович Божок уговаривал не делать этого, и я снова оказывался по вечерам за партой.
Три года продолжалась эта безумная гонка, и кто знает, что было бы со мной, если бы не старшие товарищи. Подростковый возраст — самый трудный, а я, по сути, был предоставлен самому себе. Рядом не было ни одной родной души. Мог бы попасть в сомнительную компанию, стать легкой добычей улицы, уголовных элементов.
Но недаром говорят, что личность формирует среда. О тех, кто окружал меня три года, можно судить и по тому, что семнадцатилетний подсобник пополнил ряды не хулиганской ватаги, а студенческой аудитории университета.
Потом была работа в журналистике. Сначала в заводской многотиражке, затем в республиканской молодежной газете. В «молодежке» я вел вопросы, далекие от партийной темы: освещал работу правоохранительных органов, увлекался судебными очерками, любил диктовать репортажи в номер о различных событиях. Я был молод, полон сил и веры в свою счастливую звезду. Репортерская работа мне очень нравилась, по душе были и частые командировки.
Когда выпадало дежурить по газетному номеру или делать обзор на редакционной летучке, надо было в обязательном порядке прочитывать материалы, проходившие по отделу пропаганды. Как правило, это были длиннющие и скучнейшие статьи о вещах, которые с трудом поддавались пониманию. Теоретические статьи и прочую заумь я не выносил. Может, сказывались пробелы в моем высшем образовании: учился-то я на вечернем факультете журналистики, выделялся тем, что уже работал в республиканской газете, и по этой причине посещение лекций нередко игнорировал.
Недостаток в теоретической подготовке особенно дал знать о себе, когда меня утвердили заместителем главного редактора газеты. На прежних ступеньках должностной иерархии комплексом неполноценности своих знаний я не страдал. А тут, когда пришлось оценивать пространные статьи академиков и профессоров, понял: научный фундамент у меня слабоват. Надо бы обновить старые знания и поднакопить новые.
Решил податься в Заочную высшую партийную школу при ЦК КПСС — ЗВПШ. Обратился в сектор печати ЦК компартии Белоруссии к Василию Александровичу Каленчицу. Он принял меня. Потом, когда я пришел в аппарат ЦК КПБ, Василий Александрович, будучи уже помощником П.М. Машерова, как-то разоткровенничался:
— Небывалый случай. Обычно руководители сплавляли слабых работников на учебу в ВПШ. Лучший способ избавиться от неугодных. А тут вдруг приходит заместитель главного редактора, совсем молодой — тридцать лет, — и сам просит послать его на учебу. С такой должности!
В ВПШ моими сокурсниками были первые секретари райкомов, заведующие отделами обкомов — в основном в сорокалетнем возрасте, предельном для зачисления в ВПШ. Если сорок лет, так и знай: послали на учебу в порядке партийной дисциплины. Они и составляли основной костяк слушателей. Многие, догадываясь о своей участи и не имея ни навыков, ни желания обновлять знания, прожигали жизнь в столице, наверстывая все, что упустили в круговерти районной текучки. Именно там, в стенах ВПШ «на Миусах», родилась песня сосланных на учебу периферийных партработников. До сих пор помнится ее рефрен:
Спасибо партии родной
за двухгодичный выходной.
Как попал я «на Миусы»? «Миусами» в просторечии мы называли ВПШ потому, что она находилась в Москве на Миусской площади. Длительное время ректором этого учебного заведения, знакомого не одному поколению советских и зарубежных партийных работников, был профессор Митронов. О нем была сложена популярная в общежитии песня выпускников:
Прощай, Метронова слободка,
прощай, родная ВПШ!
Мы выпили здесь бочку водки
и не узнали ни шиша!
Почему «Метронова»? Ведь фамилия ректора писалась через «и». Дело в том, что Миусская площадь в ста метрах от станции метро «Новослободская»…
Но я отвлекся. Итак, отчего вдруг появились «Миусы»? Я ведь собирался в ЗВПШ. Дело в том, что я опоздал с просьбой о заочной учебе. Списки рекомендуемых в ЗВПШ были уже составлены и поданы в ЦК КПСС — он занимался подбором и комлектованием контингента слушателей.
Каленчиц сообщил мне об этом, когда я позвонил ему, встревоженный отсутствием ответа из ЦК.
— Рекомендую поступать на дневное отделение, — прозвучал в трубке его глуховатый, не совсем внятный голос. — Я сам учился на дневном и нисколько об этом не жалею. Жил, как говорится, на два дома, двое детей в Бресте, жена, а стипендия — 140 рублей. Сейчас там 220 платят. Да и перспектив в Минске больше, чем в Бресте было. Там что? Одна областная газета. А в столице вон сколько изданий! Без работы не останешься.
Доверительный тон старшего товарища, прямо скажу, подкупал. И я решился. Будь что будет. Да и другие товарищи, учившиеся в свое время в ВПШ в Москве, развеивали последние сомнения:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
