Авианосец вошел в зону, которая на авиационном жаргоне называлась «котлом». Происхождение названия было простым — в котлах часто заваривалась каша. Иной раз такая горячая, что без слез не расхлебаешь.
Здесь, на стыке Восточной Пруссии и Литвы находился «Кенигсбергский котел», арена, на которой периодически вспыхивали короткие и свирепые воздушные схватки между Лотництвом Войска Польскего и германскими Люфтваффе.
«Прусский вал», возведенный против агрессивного соседа еще в последнем благополучном 1926 году, оказался для сухопутных сил Польши непреодолимым препятствием. Потыкавшись пару раз в сплошные линии бетонных дотов, ощетинившиеся импортными чехословацкими стволами и германскими ракетометами, доблестные жолнежи предпочли войну в Силезии и Померании, где строительство оборонительных линий было запланировано на 1930й и, по понятным причинам, никогда не было осуществлено. Зато поляки периодически делали здесь небезуспешные попытки отыграться в воздухе за нешибкую войну на земле.
Конечно же, по меркам Великой Войны все это напоминало схватку двух гальванизированных трупов. Ни наступлений силами восьми десятков дивизий, ни мясорубок, вроде Верденской, ни столкновений двух-трех воздушных флотов как в Маньчжурии, когда в небе стреляло больше пулеметов, чем было у обеих сторон на земле. В европейской прессе это называли «Странной войной» — пусть жестокий, но весьма «медленный» и ограниченный по масштабам и объему задействованных сил конфликт.
Тем не менее, даже на борту советского авианосца, это была фронтовая зона и Сереброву, как и всем наемникам здесь автоматически закапали боевые коэффициенты и боевой налет.
Ожила громкая связь.
— Внимание, нас облучает польский радар. Передаем опознавательные коды. Стрелкам подготовиться к отражению атаки, летчикам занять позиции готовности к сбросу.
Центроплан мгновенно опустел.
Никто, разумеется, не предполагал, что поляки будут атаковать авианосец с красными звездами, слишком дорого это могло обойтись. Но летуны из патрульного звена, которое, по всей видимости, крутится где-то рядом, разумеется, не откажут себе в удовольствии устроить опасный пилотаж в непосредственной близости от советского самолета и будут всячески провоцировать стрелков.
Следующая дробь и сообщение о том, что теперь авианосцем заинтересовалась и германская сторона.
Серебров, скрючившись в нише рядом со стыковочным узлом, готовый по первому же сигналу ссыпаться в свой самолет, слушал, как по внутренней связи передавались векторы и высоты польских и германских машин относительно авианосца. Прикинул, кто подойдет первым — выходило что немцы, поскольку «калинин», пройдя стык границ, углубился в пространство Пруссии. Так и вышло — поляки, получив опознавательные коды, сняли сопровождение, а вот немцы наоборот, обозначили присутствие. Далеко на четыре часа появилась постепенно растущая точка, какой-то германский патрульный.
Минуты через полторы точка подошла ближе и превратилась в «Юнкерс Штертебеккер» — немецкий сверхлегкий авианосец, несущий под крыльями два легких морских истребителя BMW Mowe. Больше всего «чайки» напоминали байдарку, на которую кто-то приделал на пилоне крыло с отогнутыми книзу законцовками, а в месте соединения пилона и крыла поставил один двигатель с толкающим винтом в кольцевом обтекателе. Типичные «нитяные» самолеты, вооруженные двумя 13-мм «рейнметаллами». На носу у их тощего словно летающая буква Т носителя как вибриссы у кота торчал целый частокол антенн и излучателей: маломощный радар и радиостанция помогали обнаруживать противника и наводить на него более значительные силы.
«Штертебеккер» дал зеленую дымовую ракету в знак приветствия и пристроился на почтительном расстоянии к К-7. Серебров был готов биться об заклад на что угодно, что сейчас на соседе вовсю работает цейссовская оптика и щелкают затворы разнокалиберных фотокамер.
Немцы прославились в послевоенной Европе как мастера промышленного шпионажа и производители дешевых (и сравнительно качественных) товаров, от швейных иголок до паровозов. Шутили, что они могут построить автомобиль по газетному снимку и по цене самой газеты.
Еще один десяток фото советского самолета-сверхгиганта, который был не только больше «Геркулеса», но и высотнее любой модификации сверхтяжелого «Юнкерса», не был для них лишним.
Инстербург миновали под присмотром «Штертебеккера», затем он отвалил, его сменила пара FW-170. Очевидно, легкий авианосец курсировал вдоль границ Пруссии, а истребители были отряжены специально для сопровождения важного гостя. Пруссия сверху напоминала желто-зеленое лоскутное одеяло, то там то сям украшенное темно-зеленым каракулем лесов и расшитое серебряными блестками сотен мелких лесных озер. По пути, километра на полтора ниже, попался идущий на северо-восток шведский дирижабль и идущие с ним бок о бок номерной «Восток» и два советских серебристых Д-12. «Восток» приветственно отсигналил что-то на военном коде ратьером.
На горизонте неприветливой серо-зеленой дымкой замаячила Балтика, показалась большая серая клякса, расчерченная блестящими нитками речек — Кенигсберг, в который треугольником вторгалось устье реки Прегель и пока туманный узкий клинок вытянувшейся поперек залива косы. Самолеты с черными крестами сопровождали «Калинина» примерно на десять минут лета в море от границ Пруссии и потом отвернули к дому.
Бойингтон оторвался от соседнего окошка:
— Все, мы в нейтральной зоне. Можно ждать неприятностей… Я прямо задницей чую, что вылет будет горячий
Серебров поморщился — так-то оно, может, и так, но кто знает, как оно будет на самом деле.
Авианосец дал плавный крен и довернул, чтобы выйти на Кристиансё и Рюген. По внутренней связи прошел звонок и объявление — летчиков ждут в центроплане на короткий брифинг перед расстыковкой.
Совещание вел Бауэр, помечая на большом стеклянном планшете, разбитом на 360 секторов, ярко-желтым восковым карандашом.
— В настоящий момент мы идем на Кристиансё по приводному маяку Рённе. Погода в точках сброса и встречи отличная, видимость почти без ограничений. Здесь, на нашем векторе 3 часа дистанция примерно девяносто, находятся шведская рыббаза и транспортный конвой из Ирландии на Петроград. На семь часов — шведский почтовик, идет на Данциг, на девять — польский авианосец «Жолкевский», бреет побережье, на десять и одиннадцать две датских рыббазы и танкер. Мы будем держать вас в курсе воздушной обстановки, отсчитывая векторы по самолету «Браво-4». Помните, что с момента расстыковки и до обратной стыковки для нас вы являетесь «группой 4», буквенный код с первой по четвертую и используете кодирование в прежнем канале. Для нанимателей вы являетесь позывными с ключом 4, с «Альфы» по «Дог», кодирование по каналу 2. Через полчаса мы входим в зону сброса и готовимся вас отстыковать. После чего поворачиваем на северо-северо-восток и идем в район Моонзунда параллельным курсом на удалении, в готовности вас подобрать. У нас есть достоверная и постоянно уточняемая информация о том, что нас очень внимательно пасут с «Жолкевского», но наши радары пока не фиксируют потенциальных противников и мы не можем запеленговать никакого подозрительного радиообмена, ни сигналов радара, которые могут принадлежать кому-то из пиратской команды…
Оставшееся до входа в зону сброса время тянулось откровенно скучно. Все еще раз проверили костюмы и оборудование, нанесли на карты сегодняшнюю картину ветров над Балтикой, лишний раз по очереди сходили на оправку в сортир (занавеска и чашка на шланге).
Серебров чувствовал всеми жилами тот самый «нарзан», бодрый покалывающий холодок в каждой клеточке, что может превратиться в расчетливое и веселое боевое настроение, которое дополнительно подогревалось ощущением скорого и желанного «отпуска». «Не зарываться» — строго приказал он себе — «Не то работа станет последней».
Точно так же, как и попал на борт, через «шкаф», он спустился к своей машине, залез в выстуженную кабину и не торопясь проверил приборы. Двигатель не переохлажден, температура и давление охлаждающей жидкости в норме, электричество в норме, кислород в норме, с топливом полный порядок, высота 4500 метров.
