Я посмотрела на Сонни снизу вверх. Он глядел на меня, чуть-чуть опустив уголки губ. Я, наоборот, подняла уголки губ, чтобы получилось похоже на улыбку. Он ничего не сказал, но я чувствовала, что мне не удалось его убедить. Я зашвырнула сумку в угол и пошла за ребятами. Они, похоже, были более или менее спокойны. Но им-то что. Ведь это не на них глазеют, не на них напали в туалете еще до того, как прозвучала хотя бы одна-единственная нота. Меня ждал целый зал, полный злобы. Что-то мне подсказывало, что это будет не лучший вечер в моей жизни.
Глава 40 ∘ Мэгги
Сеффи нет дома, она пошла петь в «Расселс», и я, честно говоря, только рада. В последние две недели все стало не просто плохо, а ужасно. Сеффи меняет Калли подгузники, кормит ее, купает, но совсем не берет на руки. Все эти телячьи нежности остались в прошлом. И Калли в последнее время плачет гораздо больше. Порочный круг: Сеффи не хочет брать Калли на руки, поэтому Калли плачет все громче, все дольше и все чаще, потому что хочет на руки. Я в последние две недели брала Калли из кроватки чаще, чем Сеффи. Сеффи пропадает на репетициях с этим ее Джексоном Роббинсом, которому я бы и засморканного платка не доверила, и придумывает разные другие предлоги уйти из дома. Говорит, что ей надо погулять, что-то купить, увидеться с подругой, но, по сути дела, это неважно, главное — Сеффи нет дома. А ее дочка есть. Так что я приняла решение. У меня не было выбора, но я понимала, что Сеффи отнесется к этому иначе.
Я набрала номер и прижала трубку к уху. Сердце у меня так трепыхалось, что я была не уверена, смогу ли выдавить хоть полслова. Трубку взяли почти сразу, после второго гудка.
— Добрый вечер. Резиденция Хэдли.
Душа у меня ушла в пятки, мысли в голове завертелись волчком — это был голос Сары Пайк. Значит, она до сих пор работает у Джасмин! Наверное, просто ловчее меня навострилась держаться тише воды ниже травы и оставаться на светлой стороне Джасмин. А я нажглась на том, что решила, будто мы с Джасмин дружим. Одна ошибка, одна промашка — и меня выставили взашей.
— Алло? — поторопила меня Сара.
Я с трудом сглотнула и заставила себя заговорить:
— Могу ли я услышать миссис Хэдли?
— Как вас представить? — вежливо спросила Сара.
Очевидно, она не узнала меня по голосу — да и не должна была.
— Э-э… это… Мэгги. Мэгги Макгрегор, — негромко ответила я.
Я услышала, как Сара ахнула, хотя она тут же постаралась это загладить и разразилась монологом:
— Ой, Мэгги! Я сейчас… Ой, привет. Я сейчас схожу посмотрю, может ли миссис Хэдли ответить.
И она уронила трубку на стол с таким стуком, что у меня зазвенело в ушах.
И тебе привет, кисло подумала я. Хоть бы поинтересовалась, как дела, по старой памяти. Похоже, Сара все та же запуганная серая мышка. Я живо представляла себе, какой разговор происходит сейчас между ней и Джасмин. Зря я все это затеяла. Глупая идея. Но я хотя бы попыталась. Может, лучше просто положить трубку и не ждать, когда Сара даст мне от ворот поворот под каким-нибудь надуманным предлогом.
— Здравствуйте, Мэгги.
От голоса Джасмин я вздрогнула и на миг онемела.
— Мэгги, вы меня слышите?
— Здравствуйте, миссис Хэдли.
— Прошу вас, зовите меня Джасмин. У моей дочери все в порядке? Ничего не случилось?
— Нет, у нее все хорошо. Я звоню не поэтому. И у Сеффи, и у Калли все хорошо. У всех все хорошо, — промямлила я.
— Тогда я теряюсь, — сказала миссис Хэдли. Я даже мысленно не могла называть ее иначе, как миссис Хэдли.
— Я волнуюсь за Сеффи, но это не тот вопрос, который стоит обсуждать по телефону. Может быть, мы встретимся? — предложила я.
— Персефона больна? О чем вы не хотите мне говорить? — тут же спросила миссис Хэдли.
— Честное слово, Сеффи ничем не болеет, и вообще ничего подобного не происходит. — Я перевела дух, чтобы собраться с силами и продолжать: — Меня… тревожит ее поведение, и я хотела бы обсудить его с вами лично.
— Можно я зайду к вам завтра?
Ее слова изумили меня настолько, что я чуть не ответила: «Да». Той Джасмин Хэдли, которую я знала, и в страшном сне не приснилось бы, что она забрела в район, где большинство жителей — нули.
— Э-э… не стоит. Может быть, встретимся в кафе?
Пауза.
— Тогда не могли бы вы зайти ко мне? Выпьем кофе здесь. Вы себе не представляете, как я буду рада вас видеть.
— Нет! Вряд ли получится, — выпалила я.
Прошло слишком много времени и слишком много воды утекло, чтобы я вернулась в ее дом. Слишком много дурных воспоминаний таится там по углам.
— Хорошо, тогда «Ява-Экспресс». Кофейня на главной улице возле книжного магазина «Маркманс», — предложила миссис Хэдли.
— В десять?
— В десять — отлично. До встречи. И, Мэгги…
— Да?
— Спасибо, что позвонили.
Даже после того как я положила трубку, я сомневалась, разумно ли поступаю. Сеффи меня за это возненавидит.
Но что еще я могу сделать?
Мне нужно думать о Калли-Роуз. Калли на первом месте. Никаких «но», никаких «если» и «еще». И так будет всегда.
Глава 41 × Сеффи
Я вышла на сцену под ледяное молчание зала. Все глаза впились в меня. Я подошла к микрофону — и тут у меня внезапно и больно забухало, запульсировало в голове: понятно, от чистых нервов. Перед сценой стояла целая толпа Нулей, мужчин и женщин, и я их вообще не чувствовала. Ни ожидания, ни предвкушения, ни гостеприимства — ничего. Джексон шагнул ко мне.
— У нас все получится, — шепнул он мне в ухо, отвернувшись от микрофона. — Взорви им мозг, как в «Росинке». Начинаем с баллады — «Непрошеная».
Джексон вернулся к своему микрофону. А я осталась один на один с толпой. Ни передо мной, ни вокруг никого не было, не за кого было прятаться. Джексон стоял в метре левее, Сонни — в метре правее, а Носорог — в метре у нас за спиной. С тем же успехом могли разбежаться на сто километров. Я глядела в зал и чувствовала себя куском окровавленного мяса в логове голодных львов: каждый дожидался, когда кто-нибудь набросится на меня первым, чтобы присоединиться.
Джексон, Носорог и Сонни заиграли «Непрошеную». Клавиши Сонни зазвучали насыщенно и нежно. Палочки Носорога перешептывались, скользя по коже барабана. От гитарных аккордов Джексона разрывалось сердце. Но у меня в голове стало пусто. Мне вот-вот пора вступать, а я не могу вспомнить ни слова из песни. Я взмокла, словно крышка кастрюли, открыла рот, надеясь, что слова сами сорвутся с языка в нужный момент, — и ничего.
— Бу-у-у-у!
Публика тут же завопила — а первой начала Эми, которая стояла перед сценой со злобной улыбкой во все свое кошачье личико. Музыка стихла. Я уставилась в толпу — кто-то перешептывался, кто-то глумливо глядел на меня.
А я снова стала той девочкой на похоронах Линетт, сестры Каллума, — той девочкой, которой велели уйти.
Я снова стала той девочкой, которую выволокли из школьной столовой за то, что села за стол Каллума.
Я снова стала той девочкой, которую избили в школьном туалете за то, что не стала скрывать, что Каллум — мой друг.
А самое страшное было в том, что я не изменилась. В глубине души я осталась той же растерянной маленькой девочкой.
— Ты что, спятила? — зашипел на меня Джексон. — Бога ради, пой уже, иначе нас тут в клочки разорвут!
Мальчики переглянулись и снова заиграли вступление. Но я их не слышала — крики становились всё громче, свист все пронзительнее, усмешки всё злее.
— Убирайся, откуда пришла!
— Вон отсюда!
— Только треф нам тут не хватало!
— Сука трефовая, вали со сцены!
И тут я снова проворонила свой такт. Кто-то бросил в меня чем-то маленьким и твердым, и оно попало мне в лоб. Монетка. Я отшатнулась, рука сама собой дернулась к виску. Кровь. Кто-то в зале засмеялся. Я глядела на кровь на пальцах, красную, яркую. Музыка снова смолкла. Джексон подошел ко мне и оттащил от микрофона.
