ее порозовели, и она уже не производит впечатления сломленного, потерявшего всякую надежду человека. Через месяц, во время семейного часа, ее распирает от возбуждения, почти как в старые добрые времена. «Мы отправляемся в Америку! — заявляет она. — Уезжаем через неделю».
«Но, мама, — начинаю я, пытаясь вернуть ее на землю. — Ты снова со своими идеями. У нас же совсем нет денег…»
Но мама заключает меня в объятия. «Бабушка прислала нам билеты. Мы купим трейлер и будем жить как цыгане, о чем я всегда мечтала».
Вот, оказывается, какое нам приготовлено наказание! Коммуна рада избавиться от нас, как от слабых звеньев цепи.
Никаких особых приготовлений: все, что у меня есть, уже упаковано в одну небольшую сумку, которая лежит под кроватью. И почти никаких прощаний: мы здесь всего четыре месяца, так что я почти ни с кем не общалась, за исключением дяди Стивена. В наш последний день он обнимает меня и совершает надо мной молитву. Я чувствую его печаль из-за того, что он вынужден меня отпустить теперь, когда он, наконец, превратил меня в идеально послушную ученицу. Он намекает, что я могу остаться здесь без мамы, но я давно для себя решила, что приму сторону матери, а не пусть даже самого замечательного пастыря. Перед всеми я притворяюсь, что жалею об отъезде. Но в глубине души я рада начать все сначала в другом месте. Особенно после всего, что произошло с нами тут, в Бангкоке.
И вот снова аэропорт. С нашими маленькими чемоданами мы снова садимся в самолет. На этот раз мы летим в Америку.
Глава 15
Страна излишеств
Я — американка с американским паспортом. Мои родители — тоже американцы. Но я никогда не была в Америке. На дворе август 1989 года, и мне двенадцать лет.
Хотя отец моей мамы живет в Индиане, а мать — в Джорджии, мы летим в Майами. Мое единственное визуальное представление о Соединенных Штатах — это фильмы, которые я смотрела в детстве. Большинство из них, такие как «Поющие под дождем» и «Эта замечательная жизнь», слишком устарели, чтобы по ним можно было составить представление о современных Штатах. И все же я рисую в воображении широкие улицы, большие машины и множество белых людей.
Переезд в Америку вызывает у меня беспокойство. Что ж удивительного: меня всю жизнь учили, что Америка в любой момент может быть уничтожена. Остается надеяться, что Бог защитит нас.
Мама нервничает до последнего момента и оглядывается вокруг, тревожась, что кто‑нибудь из коммуны в последнюю минуту попытается забрать у нее детей. Она вздыхает с облегчением только после того, как мы пристегиваемся ремнями на своих местах. А когда, наконец, самолет взлетает, она закрывает глаза и на несколько часов проваливается в глубокий сон. Слава богу, Джонди и Нина засыпают тоже.
После двух дней путешествия, в том числе двадцати четырех часов, проведенных в воздухе, я в оцепенении выхожу вслед за мамой из самолета в международном аэропорту Майами со смесью волнения и смятения. Мы проходим через зал прибытия и попадаем в толпу потных, суетливых людей; все торопятся, стремясь поскорее куда‑то добраться.
Мой первый шок — это все цвета кожи и размеры людей. Чернокожие в африканских одеждах и тюрбанах, смуглые дамы в ярких платьях и платках, толстые люди, высокие люди. Белых в этой пестрой толпе явное меньшинство. Огромная мультикультурная толпа в аэропорту разительно отличается от ожидаемого мною мира американцев из фильмов.
Наконец, получив багаж, мы обходим здание в поисках людей с внешностью членов Семьи — эдакой улыбчивой парочки с неухоженными длинными волосами, в простой поношенной одежде и со светом истинной веры в глазах.
После часа тревожного ожидания и поисков представителей Семьи мама обменивает немного денег и находит телефон-автомат. Она набирает номер телефона дома Семьи, который ей дали пастыри в Таиланде.
«Никто не отвечает», — стонет она.
Итак, у нас нет ни адреса, ни имени, только номер телефона и уже слабая уверенность, что кто‑то знает о том, что мы приедем, и будет здесь, чтобы нас забрать. Мама продолжает звонить каждые полчаса, но ответа по-прежнему нет.
Проходит почти шесть часов, прежде чем мама, наконец, выводит нас из аэропорта. К нам подбегает таксист, и после того, как мама объясняет наше затруднительное положение, он говорит, что отвезет нас в мотель, которым управляет его брат. Нервничая из-за того, как бы ее не обманули в ставшей чужой стране, мама неохотно соглашается. Других вариантов все равно нет.
У мамы только 200 долларов, которые бабушка прислала на поездку. А значит, мы должны экономить. 36 долларов стоит день проживания в мотеле. На питание она выделяет нам 5 долларов в день. Поэтому в продуктовом магазине мы можем позволить себе купить только молоко, хлеб и арахисовое масло. Это — наше питание на три дня.
Проходит почти неделя, а номер, который маме дали в коммуне, по-прежнему не отвечает. Мама в отчаянии звонит своей матери в Атланту. Бабушка объясняет, что она сможет перевести нам деньги только через несколько дней. Наши деньги на исходе.
Мама тратит почти все оставшиеся у нас монеты, чтобы еще раз позвонить в Таиланд. Кто‑то дает ей номер члена Семьи в Доме Майами. Она рыдает, диктуя ему адрес нашего мотеля. Через час нам звонят со стойки регистрации с сообщением о том, что за нами приехали. Я прыгаю от радости и облегчения, крепко обнимая Джонди.
Мы спешим в вестибюль, где нас поджидает высокий седовласый мужчина. Мы садимся в фургон этого незнакомца и едем к следующему пункту назначения. За окном мелькают пальмы, белоснежные пляжи и голубой океан. Фургон замедляет ход, когда мы подъезжаем к большому дому, окруженному высокой бетонной стеной. Несколько человек приветствуют нас, пока мы вносим чемоданы внутрь. Нас провожают в маленькую комнату, где мы можем пожить, пока не решим, куда отправиться дальше.
Несмотря на то, что здесь похожий распорядок дня — Молитвенное Собрание, время приема пищи и т. д., — атмосфера в этом Доме гораздо более расслабленная, даже неорганизованная, по сравнению с Бангкокским Домом, из которого мы только что приехали. Но я все еще настороже, хотя от нас мало что требуется, кроме обычных обязанностей, предписанных временным гостям Семьи, таких как помощь с мытьем посуды и уборка.
По прошествии нескольких дней я понимаю, что у мамы нет никаких реальных планов, кроме как купить дом на колесах, в котором мы сможем жить и путешествовать. Дедушка продвигал концепцию «жизни