их стало заметно больше. И с земли к ним медленно и величаво летели новые…
– А ведь это все из-за тебя, – сказал шам. Не спросил, сказал утвердительно. Понятно. Поковырялся в моей голове – и все понял.
– Да, – сказал я. – Из-за меня.
– Наш мир гибнет, – равнодушно сказал Фыф. – Целая вселенная скоро перестанет существовать. Умрут тысячи живых существ. Десятки тысяч. Скажи мне, Снар, стоили жизни четверых, включая мою, такой жертвы?
Я молчал. Сказать мне было нечего.
– И ты еще собираешься вернуть к жизни свою девушку. Нет, не свою, она же тебя бросила. Ты понимаешь, что и твой мир может из-за этого погибнуть?
Я продолжал молчать. Фыф задавал слишком трудные вопросы, на которые у меня не было ответа. Я мог выбрать – оставить все как есть либо рискнуть и своей жизнью, и жизнью целой вселенной ради того, чтобы спасти друзей. И я сделал свой выбор. Что теперь говорить об этом?
Фыф внимательно посмотрел на меня.
– Ты страшный человек, Снар. Наш мир уже не спасти, и я думаю, что для твоего мира будет лучше, если ты никогда больше не попадешь туда.
Я внезапно почувствовал, как мою голову словно что-то разрывает изнутри – и рухнул на колени. Боль была ужасной. Я прямо-таки услышал, как трещат кости моего черепа от колоссального давления. Фыф ментально убивал меня, и, черт побери, у него было на это полное право. Сейчас он спасал мой мир от меня, потому что понял: я все равно пойду до конца, даже если на карту будет поставлено существование всей Розы Миров.
Но мне не суждено было умереть сегодня…
Кадр сменился.
Я вновь находился в шатре слепого шама. Только рядом с ним больше не стояли суровые телохранители. Сейчас они валялись на деревянном полу, словно сломанные куклы. А еще вокруг была тишина. Мертвая. Абсолютная. Даже мыши под полом не шебуршали.
Слепой – хотя уже не слепой – шам по-прежнему сидел в своем кресле, белый, как зимний маскхалат. Такой неестественной бледности даже у покойников не бывает. Но у него во лбу по-прежнему мерцала «кровь затона». Не горела, а едва светилась, словно лампочка в фонарике с посаженой батареей.
– Не удивляйся, – тихо, еле слышно проговорил шам. – Для того чтобы сдержать слово, мне понадобилось слишком много энергии.
Он едва заметным кивком указал на трупы.
– Мертвы не только они. Мертва вся моя армия. Они отдали свою жизненную силу, чтобы я мог вернуть тебя в ключевые временные точки. А теперь этот мир погибает, так как в нем многократно нарушено равновесие прошлого и настоящего. И скоро погибнет твой, ведь ты намерен уничтожить и его тоже.
Я скрипнул зубами.
– Надеюсь, до этого не дойдет.
– Надейся, – вновь кивнул шам. – Только учти – я не смогу ничего сделать в твоем мире. Четверо твоих друзей были в моей вселенной, над которой я имею власть. Но она не простирается на иные миры.
– Но ты обещал, – сказал я.
– И сдержу обещание, – произнес шам. – Подойди.
Я приблизился – и сухая ручка шама вложила в мою ладонь нечто размером с грецкий орех, слепленный из плотного серого тумана.
– Когда будешь в своем мире, раздави это, – произнес шам. – Оно перенесет тебя в прошлое – и вернет обратно. Но учти: силы в нем мало, и у тебя будет не более десяти минут на то, чтобы решить твою проблему. И заодно нарушить равновесие твоей вселенной. А теперь иди. Силы твоего ножа хватит, чтобы ты мог вернуться домой.
Меня не пришлось уговаривать. «Бритва» словно сама выскользнула из моей руки и легла рукоятью в ладонь. Боль, возможно, и была, только я ее не почувствовал – когда все твои мысли заняты предстоящим, мозгу не до сигналов, которые посылает плоть, разрезаемая широким клинком цвета чистого неба.
Она вновь сияла, моя «Бритва». Не сказать, что на сто процентов, но я по опыту знал – силы в ней вполне достаточно для создания качественного портала между мирами. По ходу, слепой шам не поскупился на энергию для моего ножа, лишь бы я поскорее убрался из его вселенной.
Что я и сделал, рубанув ножом пространство перед собой, словно разрезая сверху донизу висящую передо мной огромную картину.
И картина поддалась – разве могло быть иначе?
Как это случалось уже неоднократно, раздался треск, с каким распадается под острым лезвием плотная материя, и знакомые лазурные молнии побежали по разошедшимся в стороны краям разреза. Пространство, рассеченное «Бритвой», дрожало и грозило схлопнуться обратно. Но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы.
А там, в разрезе между мирами, была видна серая трава Зоны, которая вдруг показалась мне чуть ли не родной. Хоть я и ненавижу всем сердцем чернобыльские зараженные земли, но почему-то каждый раз возвращаюсь туда, как в отчий дом. Холодный, унылый, сырой, страшный, воняющий болью и смертью – но свой. Единственный, где я, как ни странно, чувствую себя, словно путник, вернувшийся после долгого путешествия в места, откуда он мечтал свалить подальше, но на самом деле так не хотел уходить…
Я сделал шаг, второй – и портал захлопнулся за моей спиной, будто деревянная дверь мощно долбанула в дубовый косяк.
И то, что стояло спиной ко мне в десяти шагах, обернулось на звук.
Ну да, если везение – это ко мне. Везение на неприятности. Это прям точно мое. Как какое-нибудь дерьмо – так обязательно к моему берегу плывет, всю жизнь так было. Положа руку на сердце, в Зоне не слишком много ктулху. Даже если специально их искать – придется потрудиться. А тут – вот он, нарисовался, будто специально ждал меня возле двери между мирами.
И дождался, мать его за щупальца!
У ктулху на добычу реакция отменная. Как появилась потенциальная жертва, так сразу кидаются, без раздумий и прикидок на тему «справлюсь – не справлюсь».
И этот не оказался исключением, сволочь. Прыгнул с места, растопырив щупла и раскинув в стороны мощные, когтистые лапы. Хреновый расклад, даже когда у тебя в руке «Бритва». Сейчас она, растерявшая весь заряд на открытие портала, была не более чем хорошим ножом, с которым идти на ктулху – чистое самоубийство.
Признаться, я при виде самого опасного чудовища Зоны напрочь забыл о подарке слепого шама и лишь рефлекторно сжал кулаки, бросаясь навстречу чудовищу…
И внезапно понял, что кадр фильма под названием «Моя жизнь» сменился.
Я стоял на до боли знакомой улице, в двух кварталах от которой был
