боялись. Зарплата была двенадцать тысяч рублей, это было круто для такой завидной должности, низший специалист получал восемь. Раз в 3 месяца выдавалась премия тысячи три.
Мне торжественно поставили городской телефон рядом с пекарней. Чтобы я одновременно правильно начислял налог на лям какому-нибудь хозяину автопарка фур и консультировал глухую бабушку из-за того, что ей прислали налог на маленький участок тоже на миллион. Эту бабку привезли родичи, она была на грани жизни и смерти. Её родственники рычали на меня, я просто не мог физически даже за год, даже за всю жизнь вручную каждому персонально пальчиками начислить мзду.
Как же ужасно было вставать в такую рань и добираться до вокзала. Мне требовалось срочно найти жильё, потому что я ездил на работу из Октябрьска. Час туда, час обратно на электричке, а если б ездил на маршрутке, то просто бы работал за билеты. Рабочий день был до пяти, но все сидели до шести, потому что никто никогда не успевал. Я убегал полпятого, чтобы добежать за полчаса до сызранского вокзала из центра города. Естественно появились претензии со стороны некоторых особей. Но с шефом отдела повезло — очень приятная высокая женщина, одна из немногих с кем я мог свободно общаться не только по работе. Одно рабочее место долго пустовало. Мне сказали, что молодая сотрудница в отпуске за тёплой и солнечной границей.
Я нашёл себе комнатёнку в общаге в военном городке рядом с заводом Тяжмаш, двадцать минут до работы на маршрутке. Пятиэтажное здание изначально предназначалось для военных, но там безвыездно проживало гражданское быдло, алкаши и прочий биомусор у кого не хватало денег для съёма благоустроенной квартиры. Моя комната находилась в безлюдном затемнённом крыле первого этажа. Соседей за стенами не было. Чтобы добраться до туалета в другом крыле нужно было пройти сотню дверей и препятствий. Но я был очень рад, что я был там один, сам себе хозяин. Внутри имелся стол и раскладной диван.
Чтобы убивать тоску и веселить бодрствующий мозг я приобрёл новую пекарню в кредит. Старый комп остался родителям. После дребезжащей музыки и кино с самыми негативными отзывами виртуальные игры стабильно занимали почётное первое место в списке чрезмерных зависимостей. Я не мог позволить себе резаться на низких настройках графики. Готовить можно было на кухне, но я втихаря привёз электроплиту, чтобы ни с кем не пересекаться и не разговаривать.
Мною было принято сварить пельмешки. Я помнил, что вода должна закипеть и только потом туда шваркать лакомые комочки из теста. Но шло время и от водной поверхности исходил лишь дымок, а пузыри так и не появлялись. Я не мог догадаться накрыть чем-нибудь кастрюльку, чтобы случилось чудо. Устав дожидаться закипания я вывалил внутрь полуфабрикат. Варка растянулась на полчаса: всё слиплось, порвалось, но я всё равно полностью сожрал конечный результат.
Плата за эту халупу была крайне низкой и фиксированной: не было ни счётчиков, ни ограничений в потреблении воды и электричества. Я даже не выключал пекарню когда уезжал на маршрутке на свой проперженный рабочий стул, где меня также ожидало сидение.
К великой радости мне стали подсовывать ещё и заявления да жалобы, на которые нужно было обязательно письменно отвечать, ежедневно сочинять уважительный ответ. Принтеры и телефоны не умолкали, всё в бумажках, всё копилось и нагромождалось. Регулярно приходилось писать официальные запросы на уточнение данных: действительно ли снял с учёта драндулет, продал ли участок, гараж, дворец.
Из отдыха неожиданно вернулась та самая сотрудница. Её звали Инга. Я про себя прозвал её ингаляцией, её голос был нереально громким и зычным. Простая сызранка чуть старше меня. Я ходил обедать в знаменитую столовку на Советской напротив кинотеатра. Инга увязалась со мной. Она была небольшого роста, голубоглазая брюнетка. Кроме пилообразного, бьющего мне по ушам голоса всё в ней было обычное, непримечательное. У неё был таз десятка, она жила на Кашпирруднике. Мне всегда было интересно, что это за страшное место с таким любопытным названием.
Я спонтанно оказался в её тачке. Она привезла меня в гости к каким-то своим родственникам, я подружился с её мелким племяшой. Он включил свою пекарню. Я забил на всех и сел играть, а мелкий смотрел, как я увеличил чувствительность прицела и щедро раздавал всем хедшоты.
В общаге я начал справлять малую нужду в полторашки. Полные мочи, плотно закупоренные они смешно перекатывались по полу. Я наблюдал особенность: чем больше я игнорировал Ингу, тем ближе она хотела ко мне пододвинуться, настолько близко, что Инга желала, чтобы я лёг на неё, чтобы моё тело накрыло её тело. У меня часто горела проводка и Инга привозила для меня электрика, чтобы он у меня в комнате починил запутанные клубки проводов. Инга думала, мне было плохо без света, но мне было очень плохо без компьютерных бирюлек. Я очень любил играть в бирюльки. Мне провели проводной интернет.
Как-то раз я захотел посмотреть кинчик не один и позвал Ингу. Она с особой радостью приехала на своей серебристой десятке с пробегом. Я внимательно наблюдал её вожделение ко мне. Она мне не нравилась. Инга лежала рядом и гладила по футболке, а я трясся и постоянно сдерживал тремор тела. Она пассивно ожидала, что я буду раздевать её, целовать там ласкать грудь и все дела. Я не реагировал. Любой здоровый мужчина давно бы приласкал как положено вялотекущую самочку. Инга не была страшной, не была красивой. Что мне надо было как-то признаться, что я не могу заниматься этим энергетическим вопросом по стандарту.
Стрёмно было с ней лишаться девственности и некрасиво просить её об анне. Мы всё-таки являлись федеральными госслужащими, а не проходимцами, нашедшими себя на помойке. Ну занялся бы я с ней анной, я был уверен: она бы не отказала, но мы под одной крышей работали и это было неприлично. Двум налоговым инспекторам — мужчине и женщине не положено заниматься анальным сексом — это очень похабно и очерняет честь зелёного мундира. Мы всё-таки были важны для государства, от нас всецело зависели бюджеты, маломощные детишки, зарплаты учителям, врачам. Я был культурным и образованным молодым человеком и мне было вполне достаточно посмотреть с Ингой кино. Я просто проводил её до машины и вернулся в свою каморку, где под кроватью покоились не вылитые полторахи с огенннооранжевой застарелой жидкостью. Я часто мочился, потому что любил сладости. Постоянно пил концентрированные соки, покупал двухлитровые коробки и выпивал за вечер, не знал, что это был просто
