class="p1">Тишина ночного леса объяла все пространство вокруг. Все тот же вечный странник – ветерок изредка проносился по верхушкам деревьев, просвистывая свою странную, но такую завораживающую мелодию. Колямбо насильно сбросил с себя напряжение и поднял голову вверх, к этому умиротворенному звуку природы, лечащему любые, даже самые глубокие душевные раны. Тяжесть былого страха, будто ручьи невидимой жидкости заскользила по его рукам и ногам вниз, уходя в землю. Он даже непроизвольно встряхнул левой ладонью, как бы пытаясь освободиться от последней капли.
Колямбо простоял так пару минут, медленно поворачиваясь, и как бы подставляя лечившему его воздуху, то одну часть лица, то другую. Все еще не открывая глаз, он подумал, что лучше занять свои мысли какими-нибудь посторонними темами, дабы больше не предоставлять страху ни малейшего шанса забраться в мозг.
«Подумаем, например, о… том. Нет, о том, что сейчас творится у Трех братьев, думать не будем. Тогда о… о… о том, что Патрик Бергер мог не забить пенальти немцам в финале чемпионата Европы по футболу. Точно! Вот об этом подумаем! О футболе! Ведь мяч прошел прямо под голкипером Кепке. А пробил Бергер почти по центру. Не в нижний угол, не в девятку, не под перекладину, а по центру! А Кепке вместо того, чтобы отбить мяч ногой, как и любой другой вратарь, зачем-то попытался его зафиксировать руками. Не успел. Бергер-то сильно пробил, вот мяч под Кепке и проскочил в ворота. И какая разница, что немцы в итоге выиграли, забив потом два гола!».
Колямбо аж сам обрадовался, как быстро и спокойно ему удалось заинтересовать себя такой абсолютно ничем не связанной с лесами и страхами темой, и снова углубился в размышления.
«Безусловно, немцы выиграли финал заслуженно. Но Патрик Бергер мог и не забить, и тогда бы у чехов не возникло ощущения, что они глупо упустили победу. Абсолютно не понимаю, почему все вратари, ну или почти все, пытаются ловить любой мяч руками. Как это пытался сделать Кепке. Вот летит мяч понизу, сильно летит. Ну, не успеваешь ты сложиться! Ну, выбей его ногами! Нет, начинают складываться, как по вратарской науке заведено. И обязательно пропускают мяч в ворота. Либо под туловищем, либо под руками. А так, ну, отбил бы ногами. Ну, пусть даже перед собой. Ну, ведь какой-то шанс еще остается. Эх, не понимаю!».
Колямбо вдруг подумал, что последние минуты даже и не пытался с опаской взглянуть по сторонам или посмотреть назад. Искусственно навязанная тема о футболе, настолько вовлекла его в процесс, что весь окружающий мир отошел на второй план. Он с приличной скоростью шагал по своей тропке, уставившись под ноги.
«Вот так и надо, и никаких колышущихся теней за деревьями и шорохов за спиной. Идешь себе по лесу… Нет, не надо про лес! Иду себе спокойно до развилки. Просто, до развилки. Вот и все. Сейчас опять начну думать о футболе. Начнешь думать? Начну. Вот и начинай, и убирайся из леса! Честно говоря, уже какую-то ерунду несу. Все, думаю только про футбол. Так, а вот еще в полуфинале англичане лучше немцев играли. Убирайся из леса! Да, господи, убираюсь я из леса, убираюсь! Правда, сейчас я, наоборот, в него углубляюсь. Но могу заверить, что как только мне представится счастливая возможность из него убраться, обязательно уберусь».
«Так вот, про полуфинал Англия – Германия. Саутгейт, конечно, плохо пробил в последнем из послематчевых пенальти. Низом, и не в угол. Но, блин, как немцы мочили свои удары! Четко по девяткам! Да, и англичане точно мячи раскладывали. Причем и те, и другие все больше в левый от вратаря угол. А вот Саутгейт решил пробить в правый. Убирайся из леса! Да какого черта, что еще за фигня?! Убирайся из леса! УБИРАЙСЯ ИЗ ЛЕСА!!!»
Колямбо аж замер от неожиданно пронзившей мозг догадки. Он, уже успевший за время мыслей о футболе перейти на легкий бег по тропе, вдруг встал как вкопанный.
Его широко раскрывшиеся глаза, казалось бы, напряженно уставились куда-то на снег. Однако это было не так. Все зрение сейчас было обращено внутрь себя. Туда, где его внутренний Шерлок Холмс раскрыл очередную тайну, и с достоинством попыхивая трубкой, держал в руке какой-то лист бумаги, на котором было крупным шрифтом написано загадочное: «Это не ваш голос, сэр!». Однако долго ломать над этим голову не пришлось.
«УБИРАЙСЯ ИЗ ЛЕСА!!!!!»
Голос сначала спокойно произносивший, а теперь буквально прорычавший: «Убирайся из леса!» был чужим, это был не его внутренний голос. Это была не его мысль, это была чужая мысль, неизвестно какими путями пробравшаяся в мозг Колямбо и прогремевшая там уродливым, как будто бы металлическим басом.
В голове Колямбо только что проревел голос, чей тембр и интонация несли очевидную угрозу. Металлическое эхо все еще летало по просторам разума, распространяя странную реакцию. Рецепторы Колямбо явственно ощущали до отвращения гадкий какой-то химический вкус розового оттенка, сейчас казавшийся необычайно тошнотворным. Вкус воспринимался настолько остро, что у Колямбо даже поехала крыша, голова закружилась, а предметы перед глазами принялись расплываться, как густо смоченная водой акварель на белой бумаге.
Одурманенный мозг на пару секунд утратил ощущение реальности, как бы ненадолго попав в ватный мир, где земля представляет из себя чуть застывшую жидкую резину. Верхнюю часть туловища несет по стенкам воображаемого ватного кокона небольших диаметров, на нее будто бы больше не действуют силы притяжения. Нижняя часть переминается на тягучей поверхности резинового океана, иногда передергиваемого медленными невысокими волнами.
Однако ватный мир взрывается тысячами мелких ваток, когда в него в очередной раз врывается металлическое: «Убирайся из леса!!!». Картинка перед глазами проясняется, заснеженные лапы елей возвращаются в объектив сознания. Разум Колямбо в один миг переживает гамму ощущений, обратившись из разморенного беспамятства в состояние полностью отрезвляющего студеного мороза. Никогда раньше с его ощущениями не происходили столь частые метаморфозы.
Слабое послевкусие от испарений какого-то химического порошка, настойчиво кажущегося темно-розовым, все же остается, но не оно сейчас является главным, главное другое. Кто-то изнутри орет в голове Колямбо, заглушая все собственные мысли, никогда и не предполагавшие, что оказывается можно звучать на столько децибел.
В голове Колямбо пульсирует всего одна четко выраженная его собственная мысль. «Это телепатия!». Последнее слово все с большей и большей ритмичностью отдается у него в висках и звучит нарастающими нотами. «ТелепаТИЯ!», «ТелеПАТИЯ!», «ТЕЛЕПАТИЯ!».
«У Б И Р А Й С Я И З Л Е С А !!!» – проревело внутри него, так, будто источник звука
