- Что ты тут делаешь, купец! Рыбку ловишь?
23. НОЧНЫЕ ШАКАЛЫ
Егорин вздрогнул от неожиданности и сунул руку в карман за револьвером. Но его попытка защищаться была не удачной: чьи-то руки обхватили его за шею и сдавили так, что захватило дыхание и в глазах замелькали красные искры. В то же время другой из нападающих ударил Егорина по голове чем-то тяжелым. Свет померк в глазах недавнего убийцы и грабителя. Сколько прошло времени с этого момента, Егорин затруднился бы определить, но когда он пришел в себя, открыл глаза, был уже ранний рассвет... Тучи, так и не пролив дождя, разошлись по небу, только в одной части горизонта еще темнело... С реки тянул холодноватый ветерок...
В воздухе было свежо и сыро...
Егорин лежал в одном белье, сброшенный в одну из прибрежных рытвин. Пальто, сапоги, револьвер и даже фуражка сделались, очевидно, добычей ночных рыцарей. Егорин дрожа от утреннего холода и морщась от боли, кое-как поднялся на ноги и, шатаясь, взялся за голову. Голова была тяжела, как налитая свинцом. В висках стучало... Когда Егорин коснулся рукой до волос, то сейчас же убедился, что удар по голове не прошел ему даром: волосы были слеплены засохшей кровью.
- Ну, угостили! - промелькнула в его сознании смутная мысль. Выходит: вор у вора дубинку украл! Ну, "шпанка!"
Собравшись с силами, Егорин поплелся домой.
- Счастье, что еще деньги те не со мной были... хапнули бы, - думал он, пробираясь по пустырю домой.
Ранее утро и отсутствие жилых построек с этой стороны переулка, позволили ему вернуться домой незамеченным. Работник Егорина в это время уехал на реку, за водой. Кухарка, возившаяся около печки, не обратила на проходившего через кухню Егорина никакого внимания.
В столовой на диване по-прежнему храпел Кочеров. Захватив с собой, спрятанные в шкафу, деньги, Егорин прошел в спальню и, разбудив жену, велел ей дать горячей воды.
- Вернулся-таки! Где это тебя до утра носило! - сердитым заспанным голосом спросила жена.
- Где был - там нету! - в свою очередь огрызнулся Егорин. - Тащи скорее горячей воды. Карболки надо развести - голову промыть... Ночью с пьяных глаз расшиб висок!
Анфиса Семеновна приподнялась на кровати и, увидав кровь на щеке мужа, испуганно ахнула.
- Ну, ну, нечего дуру валять! - прикрикнул на нее муж. - Делай, что говорят, да, смотри, не болтай зря языком.
Покорная жена, слишком хорошо знавшая крутой нрав и тяжелую руку Кондратия Петровича, молча и торопливо стала одеваться.
Но оставим, читатель, душную атмосферу этого дома, в котором злоба и предательство, алчное корыстолюбие и кровожадные инстинкты свили себе гнездо...
Где-то ярко-красная, мещански-безвкусная, обивка мебели напоминает кровь безжалостно зарезанных людей, а тяжелое дыхание пьяного Кочерова предсмертные агонии жертв.
Перенесемся отсюда на вольный воздух заречных полей. Солнце поднялось уже высоко... воздух, не освеженный дождем, уже дышит зноем... В эти часы полдня, когда над городом стоит знойная дымка пыли, хорошо лежать на зеленом берегу реки, время от времени освежая себя купанием.
Два оборванца, типичные представители "черемошнинской шпаны", таким образом и коротали свои досуги, приютившись под тенью тальников, над самой Томью. Еще сегодняшней ночью они были голодны и злы, как волки в бескормицу, случай натолкнул их на Егорина и обстоятельства сразу переменились... Все, что они взяли от этого грабежа, было тогда же утром снесено к знакомому скупщику, который за все отвалил им четыре рубля с полтиной. Сделавшись обладателями такой большой суммы, наши герои, не теряя попусту времени, завернули в "казенку". К взятым двум бутылкам водки были присоединены: большая коврига черного хлеба, фунта три печенки и две пачки махорки. Сделав все эти хозяйственные запасы, они переправились на пароме на ту сторону реки, и найдя вдоль берега укромное местечко, расположились бивуаком...
Наши читатели уже в достаточной степени ознакомлены из предыдущих глав с разнообразными типами обитателей томских трущоб. Избегая повторений, скажем лишь, что два любителя легкой наживы, расположившиеся около томи, были что называется - "шпанкой", которая в тюрьме "спит под нарами", а на воле носит презрительный эпитет "халамидников". Людям этого сорта безразлично, что и как украсть: крынку ли молока с воза у зазевавшейся бабы, белье ли, развешанное на просушку. Но, когда является возможность действовать наверняка, то они решаются и на грабеж, как это было сделано с Егориным. В общем-то - это парии среди темного мира преступников. Если Егорина, например, или ему подобных, по смелости, ни перед чем не останавливающейся жестокости, по широте замыслов, можно сравнить с кровожадным тигром, то представителей "шпанки" можно назвать лишь мелкими шакалами...
- Да, фортануло нам нынче! - подумал вслух один из оборванцев, беспечно выпуская клуб густого сизоватого махорочного дыма...
Товарищ его, маленький, плюгавый человечек, одетый в какое-то невообразимое подобие пиджака и старую студенческую фуражку с оторванным Козырьком, выразительно свистнул и приложился к бутылке.
- Искупаемся, нечто, - лениво протянул первый после небольшой паузы. - Больно уж солнышко припекает... Айда, Федюха, в воду!
- Купайся, - равнодушно отозвался счастливый обладатель пиджака. - Я не стану... Солнышко я люблю. Для нашего брата - полевого дворянина солнце первое дело! Выпил грешным делом водочки, перекусил малость и лежи себе пузом кверху... Хорошо, тепло! Солнце-то, оно, брат, для человека пользительно, у которого ежели нутро отбито!
Высказав эту сентенцию, человек в пиджаке повернулся на спину и замер в философском молчании. В голове его теснились обрывочные воспоминания минувшей ночи.
Темень - глаз выколи... Гроза собирается, надо идти искать местечко, где от дождя спрятаться.
Идут они берегом... Как волки крадутся... Вдруг впереди плеск какой-то: не-то рыба взыграла, не то веслом кто ударил... Видят человек...
"Пиджак" глубоко вздохнул и приподнялся на локте, свертывая "козью ножку". Товарищ его, искупавшись, лениво натягивал портки и что-то мурлыкал себе под нос.
- Федюх, - окликнул он. - Как мы нынче - по-старому, под кустом спать будем, аль в город махнем? Пол-плиты (полтинник) на пиво выложим! Хорошо пивка таперича!
- В город... а не "засыплемся"? - неуверенным тоном заметил "Федюх".
- Ну, что там!
- Ладно, к вечеру пойдем...
Вечером наши приятели, зайдя в грязнейшую пивную, были арестованы, как подозрительные лица... Их подозревали в убийстве, совершенном прошлой ночью в самом центре города.
24. БЛЕСТЯЩАЯ ДАМА
Прошла неделя с той знойной грозовой ночи, в которую уголовная летопись Томска увеличилась еще на одну кровавую страничку. На городском кладбище под свежей могильной насыпью лежал тот, кто один бы мог рассказать тайну этого преступления. Общественное мнение, возбужденное столь дерзким убийством, настойчиво требовало возмездия. Но в руках следственной власти было слишком мало фактических данных, чтобы удовлетворить это требование. Два черемошинских героя, описанные нами в предыдущей главе, за недостатком улик были отпущены с миром.
Полицейские облавы, произведенные по разным притонам и вертепам города, также не дали положительных результатов. Между тем по городу циркулировали самые различные слухи и толки. В связи с оставленной на месте преступления шляпой с запахом модных духов, а также найденной за истоком окровавленной рубашки из самого тонкого полотна, - создавались легенды. Большинство были уверены, что преступники - люди из общества; были намеки, что убийство совершено на романтической почве. Прошла, повторяем, неделя и жизнь с ее повседневными заботами и насущными проблемами заставила томичей все меньше и меньше интересоваться этим делом.
Кондратий Петрович, оправившись от своих ушибов, выехал из города куда-то в уезд, по торговым делам. Он выделил Кочерову 1000 рублей и последний таким образом получил возможность заплатить по неблагополучному векселю с поддельным бланком. Мало того, получил возможность вновь учесть такой же вексель и даже на большую сумму. Очутившись при деньгах, Иван Семенович воспрянул духом. Чад веселых кутежей и горячие ласки любовницы помогли отделаться от тяжелых воспоминания роковой ночи.
Живи, Иван, пока живется! - говорил он себе, раздумывая. - Раз мать родила! Хоть час, да наш!..
...В светлое теплое праздничное утро, Иван Семенович, одетый в новенькое и с иголочки пальто, в модную мягкую шляпу и летние ботинки, весь сияющий молодостью, здоровьем и весельем, подкатил на паре гнедых лошадей извозчичьей пролетки к воротам дома, принадлежащего его жене. Дом этот, как равно и другой, выстроенный на том же усадебном месте, подальше в переулок, - отдавался под квартиры.
Нужно ли говорить, что фактически хозяином этих домов был единолично Кочеров. Он условился с жильцами, получал арендную плату и тратил ее, не давая никакого отчета жене. Угловой дом Кочеров сдал в аренду одному своему знакомому, про которого нельзя было во всяком случае сказать, что прошлое его безупречно. Ссыльный по положению, по национальности - грузин, человек, наживший изрядный капиталец содержанием "института без древних языков", человек этот, назовем его Александром Ивановичем Чебукидзе, сняв в аренду целый дом, намеревался открыть в нижнем этаже трактир, а вверху номера. Дело задерживалось пока неполучением разрешения от администрации. В одной из комнат верхнего этажа жила теперь Катя. Кочеров давно уже упрашивал ее бросить Орлиху и переехать на отдельную квартиру, но это его желание исполнилось лишь недавно. Катя, потеряв всякую надежду вновь увидеться со своим предметом - Сашкой-пройди светом, о котором не было ни слуху ни духу, махнула рукой и решила, что теперь ей оставаться у Орлихи незачем.
