Она пожала плечами:
— Нет, я просто удивилась, вот и все, — и нахмурилась. — Иногда мне кажется, что меня просто загнали в угол всеми этими отказами.
— Я бы на вашем месте не стал волноваться. Вы красивы, возможно, вы самая красивая из всех виденных мною женщин. И можете мне поверить, я немало повидал. Но вы их всех побьете. На вас лежит печать качества, у других девушек этого нет. В вас есть что-то от сдержанной леди из Новой Англии.
— Я родом из Техаса.
— Я знаю. Это чувствуется в вашей речи. Но манеры у вас прямо бостонские.
Шарлотт-Энн насупилась:
— Может быть, мне стоит избавиться от моего акцента?
Он покачал головой.
— Не стоит из-за этого волноваться. Все, что вам нужно, это хорошие роли. Во многих из них ваш акцент придется к месту.
— Но их невозможно получить.
— Не совсем так.
Она посмотрела на него с живым интересом.
— Вы знаете что-то такое, что мне неизвестно?
— Нет. Просто у меня есть то, чего нет у вас — связи. Многие люди в этом городе мне обязаны. Этот бизнес подчиняется одному закону: «ты чешешь мне спину, я — тебе». Все, что нужно мне сделать, — это потребовать некоторые старые долги, чтобы раздобыть для вас приличные сценарии. Некоторые из них вы сможете прочитать и постараетесь сыграть, не проходя подобной унизительной процедуры.
Шарлотт-Энн не могла поверить своим ушам.
— Вы действительно можете такое сделать? — Ее голос упал до шепота.
— А почему нет? — Он беззаботно рассмеялся. — Разве я не Микки Хойт?
Она торжественно кивнула.
— На это, конечно, потребуется время. Самое главное — найти для вас подходящий сценарий. Но предупреждаю: на большую роль не рассчитывайте. Просто приличная. Остальное — в ваших руках. Как вы думаете, справитесь?
— Вы еще спрашиваете!
Микки остановился:
— Вот мы и пришли.
Шарлотт-Энн посмотрела на симпатичное здание.
— Но это же не кафе, — тихо проговорила она.
— Нет. Это отель «Алгонкин». Но мы сможем получить в номере приличный кофе.
По лицу девушки было видно, что она колеблется.
— И должен признаться, я действительно заманил вас сюда. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Причем самым бесчестным образом.
Шарлотт-Энн вспыхнула и отвернулась.
— Вы не обязаны подниматься ко мне в номер, хотя мне бы этого хотелось, — негромко произнес он. — Мы можем посидеть в вестибюле и просто поговорить.
— Нет, все отлично. — Она взглянула ему в лицо.
Его глаза неотступно следили за ней, и когда их взгляды встретились, Шарлотт-Энн показалось, что земля остановилась и никого, кроме них, не осталось в целом свете.
Словно под гипнозом она последовала за ним в гостиницу. Они поднялись на девятнадцатый этаж. На двери его комнаты красовался номер 1919. Микки закрыл дверь и запер ее.
Он повернулся к девушке и улыбнулся:
— Не волнуйся, ты не забеременеешь. Видишь ли, любовью можно заниматься и по-другому.
Она смотрела, как Микки расстегивает брюки, зачарованно уставившись вниз. Его пенис уже почти встал, огромный и пурпурно-красный. Так вот он «огурец», о котором шушукались девчонки в школе. Когда ее брат был маленьким, она видела его гениталии, но член взрослого мужчины ей довелось увидеть впервые. Ей и в голову не приходило, что он может так раздуваться или выглядеть таким агрессивным. На какое-то мгновение ее охватила паника.
Шарлотт-Энн почувствовала его руки на своем затылке, он принуждал ее встать на колени. Ковер оказался ворсистым и мягким. Она взглянула на него. Его глаза ярко горели, словно угли.
— Ну, давай, детка, — раздался его тихий хриплый голос. — Действуй, попробуй его.
«Это совсем не то, что называется заниматься любовью», — промелькнуло у нее в голове. Ну и пусть. Она сделала то, что он просил, и когда Микки испустил глухое рычание, инстинктивно отвернулась. Густой поток спермы брызнул на пол. Когда он отпустил ее, то единственное, чем она могла себя утешить, была мысль о том, что дело того стоило.
Ни одна жертва не была слишком большой.
Когда Шарлотт-Энн пришла в «Алгонкин», она вымокла насквозь и напоминала мокрую птицу. Никто не остановил ее, пока она торопливо пересекала вестибюль. Несмотря на свой внешний вид, она казалась принадлежащей к кругу избранных. В ней чувствовалась этакая небрежность человека, привыкшего к роскоши.
Шарлотт-Энн направилась прямиком к лифтам и поднялась наверх. Он всегда ждал ее по пятницам после обеда в одной и той же комнате. Теперь, после всех этих недель, комната 1919 стала ее вторым домом.
И, может быть, сегодня… Она так надеялась, что сегодня он наконец предложит ей прочесть великолепный сценарий.
Стоя перед дверью комнаты, Шарлотт-Энн стряхнула дождинки с пальто, сняла шляпку и потрясла ее, пригладила волосы и перевела дух. Потом негромко постучала три раза.
За дверью послышались шаги. Вот сейчас дверь распахнется, и Микки появится на пороге, высокий и красивый, сияя ей навстречу ослепительной улыбкой и приветствуя ее взглядом, полным обещаний.
Ключ повернулся в замке, но когда дверь отворилась, Шарлотт-Энн сдавленно вскрикнула. Перед ней стояла Элизабет-Энн.
— Мне кажется, — произнесла мать дрожащим голосом, — что нам с тобой пора поговорить серьезно.
3
Когда Шарлотт-Энн вышла из кабинета врача, ее лицо горело, и она избегала смотреть на мать. Ей казалось, что она никогда больше не сможет посмотреть в глаза кому-либо, особенно своей матери.
Доктор Роджерс, мрачный мужчина высокого роста с водянистыми серыми глазами, встретился взглядом с Элизабет-Энн. Он незаметно покачал головой и вернулся в свой кабинет.
Элизабет-Энн позволила себе облегченно вздохнуть. Она откинулась на спинку кресла в приемной и закрыла глаза.
По дороге домой Шарлотт-Энн угрюмо смотрела в окно автомобиля. Ни она, ни мать не произнесли ни слова. Элизабет-Энн казалась одновременно расстроенной и смущенной. Когда они добрались до дома, она молча проводила дочь до ее комнаты и, войдя следом, закрыла дверь.
— Ты все еще девственница, — тихо произнесла она, садясь на край кровати. — Слава Богу! — и посмотрела прямо в глаза Шарлотт-Энн.
Лицо дочери побагровело. Она села на банкетку возле туалетного столика и опустила голову от стыда.
— Я не собираюсь отрицать, что все случившееся стало для меня ударом, — сказала мать. — Мы с Лэрри уже собирались уезжать, когда зазвонил телефон. Это была одна из твоих учительниц. Она очень беспокоилась о твоем здоровье и просила меня подтвердить, что с тобой все в порядке.
Шарлотт-Энн только тяжело вздохнула.
— Ты понимаешь, — тихо спросила Элизабет-Энн, — что за этот год ты двадцать семь раз пропустила занятия во второй половине дня? Двадцать семь!
Шарлотт-Энн закрыла глаза. Она «проболела» много дней, но ей и в голову не приходило, что число окажется таким огромным.
— Я могу… объяснить, — прошептала девушка запинаясь.
— Мне бы хотелось послушать. — Элизабет-Энн заинтересованно взглянула на дочь. — Этот день принес не один неприятный сюрприз. После звонка из школы, когда Даллас убирала твою постель, телефон снова зазвонил. Естественно, она сняла трубку.
У Шарлотт-Энн засосало под ложечкой. Ей не следовало ни в коем случае давать Микки Хойту свой номер телефона. Но он так настаивал, что ей пришлось его продиктовать.
— Звонил некто по имени Микки, — продолжала мать, — и спрашивал он Карлу Холл. Даллас слишком удивилась, чтобы поправить его. Он просил передать тебе, что не сможет сегодня с тобой встретиться, но будет ждать тебя в «Алгонкине» в следующую пятницу, как обычно.
— Он что, действительно позвонил и сказал Даллас все это? — спросила Шарлотт-Энн, не решаясь поверить. — Он хотел положить конец нашим отношениям?
— Не могу говорить за него, — сказала Элизабет-Энн, — возможно, у него были такие намерения, а может быть, и нет. Но нам пришлось заняться расследованием. Лэрри отправился в «Алгонкин» поговорить с портье. Тот оказался очень скрытным и утверждал, что ничего не знает. При сложившихся обстоятельствах этого следовало ожидать. Тогда Лэрри отозвал его в сторону и сказал, что ты несовершеннолетняя и что он собирается отправиться в полицию и возбудить дело об изнасиловании. Тут портье вспомнил все. Судя по всему, комната 1919 стала очень хорошо известной своими послеполуденными встречами по пятницам, — сухо добавила она.
Шарлотт-Энн обреченно покачала головой.
— Конечно, мистеру Хойту следовало подумать заранее. Он слишком хорошо известен в городе, чтобы надеяться остаться незамеченным. Тем не менее я уверена, что виноват не только он. — Элизабет-Энн выглядела очень расстроенной. — Я не собираюсь отрицать, что ты меня разочаровала, Шарлотт-Энн. Но все мы люди. Все мы ошибаемся. Особенно пока молоды.
