Санта Монтефиоре
Шкатулка с бабочкой
Об авторе
Санта Монтефиоре родилась в Англии. Ее мать была англо-аргентинского происхождения. Санта Монтефиоре преподает испанский и итальянский в Эксетерском университете. После года преподавания английского языка в Аргентине она провела большую часть 90-х годов в Буэнос-Айресе. В настоящее время она живет в Лондоне со своим мужем, историком Саймоном Себагом Монтефиоре, и дочерью Лили. Ее первый роман «Встретимся под деревом омбу» был напечатан в издательстве «Коронет».
Очень хорошо написанный… старомодный роман о любви.
«Evening Standard»Увлекательный.
«Vogue»Освежающе… с воображением, шармом и утонченностью. Санта — это новая Розамунда Пильчер. Написано восхитительно.
«Daily Mail»Далекий от жизни, страстный роман о любви.
«Dorset Evening Echo»Хорошая старомодная сага со всеми классическими составляющими. Федерика наделена неподдельным пафосом и шармом, и этими качествами проникнута вся книга… захватывающая и очаровывающая.
Penny Vincenzi, «Mail on Sunday»Хочу выразить глубочайшую признательность моей кузине Андерли Харди за ее помощь по вопросам, касающимся реалий Чили, Сьюзан Флетчер, моему редактору, а также Джо Фрэнку, моему агенту, за их советы, мудрость и поддержку.
Посвящается родителям
Любовь не дарит ничего, но лишь себя, и не лишает ничего, но лишь себя.
Любовь ничем не обладает, и ею обладать нельзя;
Ведь для любви довольно лишь любви одной.
Калил Гибран. ПророкГлава 1
Вина дель Мар, Чили, лето 1982 г.
Федерика открыла глаза и окунулась совсем в другой мир. Было жарко, но влажность оставалась умеренной благодаря прохладе морского бриза, подхваченной им в холодных волнах Тихого океана. Ее комната медленно просыпалась в бледном утреннем свете, который пробивался сквозь неплотно задернутые шторы, разбрасывал свои лучи по полу и стенам и поглощал остатки ночи, освещая аккуратно разложенных в ряд спящих кукол. Непрерывный лай пса сеньоры Бараки, доносившийся с дальнего конца улицы, уже давно перешел в хриплую тональность, но упрямая собака, как обычно, продолжала исполнять свои однообразные звуковые этюды. В один прекрасный день он совсем потеряет голос, подумала Федерика, что вовсе недурно, — по крайней мере, он перестанет будить всех соседей. Однажды по дороге в школу она попыталась угостить его пирожным, но мама сказала, что лучше держаться от него подальше.
— Не стоит трогать его, ведь неизвестно, где он шлялся, — посоветовала та своей шестилетней дочери, удерживая ее на расстоянии от собаки. Хотя парадокс заключался в том, что этот пес никогда и нигде не шлялся. Федерика вдохнула сладковатый запах апельсиновых деревьев, которым был буквально пропитан воздух, и почти ощутила во рту вкус сочных оранжевых фруктов, важно восседавших на ветках, словно стеклянные шары на рождественской елке. Она отбросила одеяло и встала на колени на краю кровати, выглядывая сквозь занавеси в мир, который заметно изменился после вчерашнего захода солнца. Новый восход вызвал приятное ощущение в ее худеньком тельце и радостную улыбку на бледном лице. Сегодня ее отец возвращается домой после многомесячного путешествия.
Рамон Кампионе был настоящим гигантом во всех отношениях: не только из-за своего роста — он был выше шести футов, что являлось весьма значительным как для чилийца, так и для жителя Италии, откуда родом была его семья, — но и в силу своего воистину колоссального воображения, которое, подобно галактике, казалось бесконечным и полным неожиданностей. Странствия забрасывали Рамона в отдаленные уголки земли, где его вдохновляло все необычное и прекрасное. Он путешествовал, писал и снова отправлялся в путь. Семья была практически лишена возможности нормального общения с ним. Он никогда не оставался дома на такой срок, которого было бы достаточно для того, чтобы домочадцы могли полноценно ощутить все обаяние личности, стоявшей за написанными строками и волшебными фотографиями, которые он делал. В сознании своей дочери он был могущественнее самого Бога. Однажды она сказала падре Амадео, что Иисус был никем по сравнению с ее отцом, который мог сделать нечто значительно большее, чем превратить воду в вино.
— Мой отец может летать, — гордо сообщила она. Ее мать с извиняющейся улыбкой спокойно пояснила священнику, что Рамон опробовал в Швейцарии новое приспособление, позволяющее слетать с горы на лыжах. Падре Амадео понимающе кивнул, но чуть позже покачал головой, забеспокоившись, что девочка будет морально травмирована, если ее отец однажды упадет с того высокого пьедестала, на который она слепо его вознесла. Ей следовало бы переключить свою привязанность на Бога, благочестиво подумал он.
Федерика с нетерпением ожидала времени, когда можно будет вставать, но было еще слишком рано. Небо оставалось бледным и неподвижным, подобно подсвеченной поверхности огромной лагуны, и только лай пса и щебетание птиц нару шали тихую поступь рассвета. Прямо из спальни она могла наблюдать за океаном, простирающимся до серой дымки горизонта, где он плавно сливался с небесным сводом. Мать часто ходила с ней на пляж Калета Абарка, поскольку у них не было бассейна для плавания, где можно было бы охладиться от жары, хотя морская вода почти всегда оказывалась слишком холодной для купания. Иногда они отправлялись в маленькую приморскую деревушку, находившуюся в часе ходьбы вдоль берега, чтобы провести время с родителями отца, которые были владельцами чудесного летнего дома с тростниковой крышей, окруженного высокими пальмами и акациями. Федерика любила море. Отец однажды сказал ей, что это объясняется тем, что она родилась под знаком Рака, символом которого является водная стихия и краб. Однако к крабам она подобной привязанности вовсе не ощущала.
После долгого и томительного ожидания Федерика услышала шаги по ступеням, за которыми последовали звуки голоса ее младшего брата Энрике. Его звали Хэлом, как в шекспировском «Принце Генри». Это была идея Рамона, поскольку его жена, будучи англичанкой, тем не менее не интересовалась ни литературой, ни историей, если только это непосредственно не касалось ее.
— Дорогая, ты уже оделась! — удивленно воскликнула Элен, когда Федерика, перепрыгнув лестничную площадку, появилась в спальне Хэла, где мать одевала его.
— Сегодня папа возвращается домой! — пропела она, не в силах и секунды оставаться в покое.
— Да, это так, — подтвердила Элен, глубоко вздохнув, чтобы сдержать негодование, которое вызывал у нее вечно отсутствующий супруг. — Хэл, дорогой, постой спокойно хоть минутку, иначе я не смогу надеть на тебя туфельки.
— А он успеет приехать до обеда? — спросила Федерика, раздвигая шторы и позволяя теплым солнечным лучам ворваться в тускло освещенную комнату с такой стремительной скоростью, которая возможна только ранним утром.
— Самолет прилетает в десять, так что он должен успеть появиться дома до обеда, — терпеливо ответила мать. — А ты, моя прелесть, выглядишь просто красавчиком, — добавила она, мягко зачесывая щеткой назад черные волосы Хэла. Он мотал головой и визжал в знак протеста, а затем ловко соскочил с кровати и выбежал из комнаты.
— Я надела для него свое лучшее платье, — похвасталась Федерика, бодрым шагом следуя за матерью по ступеням.
— Вижу, — коротко ответила та.
— Сегодня я хочу помочь Лидии с обедом. Мы приготовим любимое блюдо папы.
— И что это будет?
— Пастель де чокло, а еще мы сделаем ему мереньйон де лукума — это будет пирог под девизом «Добро пожаловать домой», — сообщила Федерика, отбрасывая с плеч свои прямые светлые волосы, которые богатой россыпью заструились по ее спине. Затем она с помощью банданы убрала волосы со лба, благодаря чему, с учетом ее маленького роста, стала выглядеть еще младше, чем на шесть лет.
— Сегодня к нам приедет папа, — сказала Федерика Хэлу, помогая матери накрывать на стол.
— А он привезет мне подарок? — спросил Хэл, который в свои четыре года помнил отца только по подаркам, которые регулярно получал от него в день приезда.
— Конечно, дорогой. Он всегда привозит тебе подарки, — ответила Элен, ставя перед ним чашку холодного молока. — Сейчас Рождество, и у тебя будет много подарков.
Федерика наблюдала за тем, как Хэл запустил ложку в банку с порошковым шоколадом и высыпал ее содержимое в молоко. Затем она взяла из раковины тряпку, чтобы убрать шоколад, который не попал в чашку.
