Он захохотал. И я тоже. А потом мне позвонил друг детства и предложил встретиться.
Мы пили кофе, потом он достал ноутбук и включил видео, которое хотел мне показать. Он стал режиссером, снял сериал и теперь мечтал о полном метре.
Про сериал мне было сложно что-то сказать. Кроме того, что это была очень качественная работа. Но я удивился, услышав, что он хочет снять фильм про футбол. Про футболиста. Про Черенкова.
– Я не знаю, в чем может быть сюжетная линия, – сказал я, размышляя. В ответ на только что сделанное предложение попробовать написать сценарий. Пока не соглашаясь и не отказываясь.
– Попробуй! – уговаривал меня друг детства.
А меня и не надо было уговаривать. Я был готов, только по обыкновению сомневался: справлюсь ли? Так, чтобы все вышло по-взрослому.
– Надо с людьми встретиться, – сказал я. – Кто был с ним близок. С Родионовым. С дочкой.
– Подумаешь, как на них выйти? – спросил он.
– Да что тут думать! – ответил я. – Сейчас наберу и попрошу.
Настя смущалась больше нас. Она была настолько простым и открытым человеком, что я даже растерялся. Даже не знал поначалу, о чем ее спросить.
– А он понимал, что болеет? – задавал вопрос друг.
Настя кивала, становясь очень серьезной.
– Конечно. Он мне поэтому и запрещал в футбол играть. А мне хотелось!
Я смотрел на нее и думал: как же все-таки мало мы знаем о наших родителях! И все соображал, о чем бы таком ее спросить, чтобы у меня перед глазами появился Черенков. Которого я почти не видел в игре, и только один раз встретился с ним в жизни. Совершенно неожиданным для меня образом.
Сборная в 2008 году базировалась в дни чемпионата Европы в австрийском городке Леоганг, тренировки часто были открытыми для зрителей, и после одной из них, спустившись к полю, я увидел, как мне приветственно машут коллеги. Я подошел, поздоровался и вдруг увидел Черенкова.
Федор стоял чуть в стороне и ощутимо стеснялся. В руке у него был мяч.
– Прилетели сюжет снимать, – пояснили коллеги. – Федор Черенков на чемпионате Европы.
– Здорово! – сказал я. – Федор, очень рад вас видеть!
И услышал его тихий застенчивый голос:
– Я бы хотел автографы у ребят взять. Можно? Не откажут?
Я даже не обалдел. Я просто растерялся. Федор Черенков – и такой вопрос! Даже не в вопросе дело. Интонация!
Я взял его под руку и повел в сторону раздевалки.
– Черенков, – говорил я. – Приехал ребят поприветствовать, поддержать.
Все сразу становились почтительными и расступались.
Он стоял с мячом, игроки выходили, расписывались. Федор благодарил.
– Это наша суперзвезда. Гений советского футбола! – сказал я Хиддинку с благоговением в голосе.
Гус кивнул, пошел давать интервью. Черенкова увидели Бородюк с Корнеевым, удивились не меньше моего и подошли. Я стоял рядом с Хиддинком, но не слышал ни слова из того, что он говорил. Все косился на Черенкова и никак не мог поверить, что это происходит на самом деле.
– А животных он любил? – спросил я Настю.
Она сразу расцвела, заулыбалась:
– Я у него собаку просила. Долго. И наконец мама разрешила. Мы встали рано утром, поехали на Птичий рынок. Нашли щенка чау-чау. Папа говорит продавцу: покажите родителей, чтобы понять, каким он будет. Мы такие наивные были, нам какой-то календарик вручили, и мы поверили. А собака выросла совсем не по породе. Какой-то метис, наверное. Но папа его любил.
Настя была очень похожа на своего отца. И очень его любила.
– Еще что-нибудь смешное вспомните! – попро– сил я.
– Еще? – Она задумалась. – Даже не знаю…
– Ну, где вы с ним встречались? Он ведь ушел из семьи, когда вы еще девчонкой были.
– Ну да. В «Макдональдсе» встречались. Он очень любил там есть. Обычно звонил и говорил: дочка, идем на нашу точку. Мы набирали там кучу еды. Он бигмаки очень любил. Наедались до отвала.
– А еще? – спрашивал друг.
– Да как-то я ничего не вспомню. – Настя смущалась. – Вот совсем. Ну и память…
– А музыку он любил? – спросил я.
– Очень. Он на гитаре хорошо играл. Когда от мамы ушел, гитару с собой забрал. Песни сочинял. Одну из них – про нашу собаку.
Я сидел, слушал и думал: получится у меня или нет? Все-таки Черенков.
И вспоминал очередь к гробу на его похоронах. Сколько людей стояло в ней, чтобы проститься. В билетные кассы стадиона таких очередей я не видел давно.
Южная Африка
В детстве я, как каждый нормальный пионер, зачитывался Жюлем Верном.
Сейчас не могу вспомнить точно, сколько романов написал великий француз, но никак не меньше восьмидесяти. И почти все – о приключениях, путешествиях, отдаленных мирах. Эх…
Советскому школьнику и Евпатория представлялась чем-то далеким и неизведанным. А уж Африка… Читать про нее было интересно, но я никогда не мог подумать, что однажды окажусь там. Пусть в сравнительно цивилизованной ее части, но все равно.
На чемпионат мира по футболу в ЮАР Россия не попала, и поэтому я отправился знакомиться с Черным континентом в качестве журналиста. Собрался, поехал в аэропорт – и вернулся домой поздно ночью, перепугав уснувшую жену.
В Домодедове у меня украли паспорт. Он был в толстой дорогой кожаной обложке, распухшей от обилия запиханных туда всевозможных бумажек. Вероятно, карманник принял его за кошелек – у меня хватило ума положить его в задний карман брюк. А может, я выронил его сам.
Хорошего в случившемся было мало. Я ходил, искал, переживал. Позвонил на работу, пошел в отделение полиции. По линии МИДа мне сделали новый паспорт молниеносно, и я отправился в свой первый межконтинентальный перелет. Сначала пять часов до Дубая, потом еще восемь до Йоханнесбурга. Позже я понял, что так я вырабатывал у себя иммунитет перед поездкой в Бразилию. Те же четырнадцать часов, только без пересадки.
Аэропорт Йоханнесбурга потряс, стоило пройти паспортный контроль. Было полное ощущение, что я попал на съемочную площадку фильма о будущем. Дикое смешение рас, нарядов, религий на небольшом пространстве. Абсолютный Вавилон с шумной разноголосицей.
Ехал до отеля, прильнув к окну машины. Пейзаж рядом с шоссе был не совсем привычный, но без особой экзотики.
– Все вечером, – сказали мне. – Луна висит низко-низко. Звуки другие, небо другое. Все другое.
– А вувузелы? – спросил я. – Их еще не все раскупили? У меня заказ, штук на двадцать.
Надо мной стали смеяться.
– И ты тоже? Мы уже все купили. Дешевая пластмассовая дудка. По пять долларов за штуку. Но Дима Градиленко нашел по три.
– С Градом не пропадешь, – сказал я. – Везде связи. Ему не спортивным директором, а менеджером по закупкам нужно работать.
Вувузелы я купил в этот же вечер в сувенирном магазине при телецентре. Там они были по шесть долларов, но я решил, что от добра добра не ищут.
Я вышел с полной сумкой и наткнулся на Кевина Кигана. Он улыбнулся. Я бы и сам улыбнулся. Был счастлив, как советский инженер, успевший напихать полную авоську дефицитных продуктов.
Одна вувузела была у меня в руке. Я только что пытался выдуть из нее подобие грома, но не смог. Хотя чуть щеки себе не порвал.
Не знаю, как и почему, но я взял и протянул Кевину вувузелу.
– О, нет! – запротестовал он. – Эта штука не для меня.
– А интервью? – спросил я с ходу. – О чемпионате, сборной Англии и Африке?
Я не знаю, что он ответил бы, не прозвучи предыдущей просьбы.
– Вы откуда? – спросил Киган.
– Из России.
Он подумал секунду и согласился:
– О’кей.
– Я за камерой и вернусь. Только вы никуда не уходите!
Он снова сказал:
– О’кей.
Я не поверил, что он будет стоять и ждать. Наш офис находился в другом углу телецентра.
– Пусть это здесь полежит, – сказал я и положил сумку с вувузелами на пол у его ног. – Я сейчас. Быстро.
И побежал.
Добежал до поворота, обернулся. Он стоял и честно ждал. Дважды обладатель «Золотого мяча», бывший тренер сборной Англии. Просто дело было в Африке. Волшебная земля!
Да и заняться журналистам в телецентре было особо нечем. Ни выйти, ни уйти. Но все равно, Кевин Киган. Кумир.
– Я бы вувузелы на твоем месте пересчитал, – сказали мне вечером.
Я не собирался. Сидел в баре и смотрел на луну. Она и правда была совершенно другой. Не как в Москве.
Лучший тост
Благодаря желтой прессе, научившейся успешно подсматривать за футболистами, мы узнали, как сейчас проходят какие-то вечеринки с их участием.
Достаточно скромно, надо сказать. По крайней мере, в тот момент, когда их снимает скрытая камера. Ни драк, ни танцев, ни чего-то другого смешного или будоражащего. Стоит человек, держит в руке стаканчик с порцией виски, что-то говорит – вероятнее всего, тост. О чем – не слышно, микрофоны с такого расстояния звук не пишут. Те, что у желтой прессы.
Ты покупаешься на громкий заголовок. Читаешь, запускаешь видео – а ничего такого нет. Но болельщику все равно интересно посмотреть, с чем конкретно попался их игрок, а еще лучше, если чужой.
