Она оказалась в следующей пещере, с шестью ходами. Росписи здесь были так ярки, будто краски нанесли на стены совсем недавно. Парни, наверное, как всегда, выбрали правый. Овчарка решила тихонько нагнать их и завыть неожиданно сзади дурным голосом так, чтобы уж они точно заиками остались. Посмотрим тогда, кто себя лохом покажет. Только что, если они выбрали другой проход? Овчарка отогнала эту мысль подальше и решительно зашагала вперед.
Пол из каменного постепенно стал земляным. А потом песочным — кто-то давно натаскал в катакомбы морского песка вперемешку с мелкой галькой. Овчарка взяла палочку и попробовала изобразить на песке все шесть пещер с коридорами между ними. Ей показалось, что выход она точно найти сумеет, плевое дело.
«Хорошо, что я все время шла направо», — подумала Овчарка. Но парни как сквозь землю провалились. Песчаный пол сменился выложенным из булыжника. Овчарка очутилась в седьмой по счету пещере. Росписи здесь так и сверкали золотой и серебряной красками. И вот тут-то Овчарке стало жутковато. Она решила, что, пожалуй, пойдет обратно. Тут еще случилась хрень — фонарик стал гаснуть. Овчарка потрясла его, надеясь, что просто контакт отошел. Но фонарик последний раз тускло вспыхнул и погас — парни явно полезли в катакомбы, запасшись фонариками с севшими батарейками.
«Чертовы лузеры, — разозлилась Овчарка, — металлоискатель у них, умора! А новые батарейки купить, так это только лохи делают».
Овчарка достала свою красную пластмассовую зажигалку и пошла обратно. В кармане у нее был еще складной шведский ножик и пригоршня белых сухарей. При входе в монастырь все желающие могли брать с подноса освященный подсушенный белый хлеб.
«Что ж, заблужусь — будет что поесть, — подумала Овчарка, — но где ж эти козлы, хотела бы я знать?»
Она вернулась в шестую пещеру. Овчарка достала свой мобильник, но его панель не загорелась синим светом, когда Овчарка нажала на кнопку. Этот подержанный телефон Овчарка купила на рынке. Он был неплохой, только иногда, обычно очень не вовремя, отключался, а кода Овчарка не помнила из-за скверной памяти на цифры.
«На черта нужен такой мобильник», — подумала Овчарка, спрятала его в карман и двинулась дальше.
Овчарка припомнила все, что по дороге наплели ей парни про этот клад. Кудеяр сам будто бы и сторожит его, потому что умереть не может — за все его злодеяния его земля не принимает. Если только клад возьмешь — тогда умрет.
«Если все правда, ну и незавидная же это доля — и на этом свете ты не нужен, и на том не принимают», — подумала Овчарка.
В кладе Кудеяра будто бы много жемчуга, золота и икона драгоценная. Если, ища клад, увидишь черного пса, то за ним надо тихо идти, а когда пес остановится, со всей силы надо ударить по нему, сказать «Аминь, рассыпься», и пес пропадет. Где он пропал — там и надо копать. Клад разроешь и увидишь, что сверху лежит икона драгоценная и пистолет. Набегут тут черти, закричат: «Бей, режь, губи» и станут подговаривать тебя в икону выстрелить, скажут, мол, если не выстрелишь, растерзаем на кусочки. И тут главное — не испугаться и не слушать их. А сказать только: «Чур, мой клад с Богом напополам» и клясться, что отдашь четверть богатства бедным. Тогда черти отстанут. Надо все выкопать и не оборачиваясь идти домой, а в яме разрытой оставить свою шапку…
И тут вдруг Овчарка услышала, как навстречу ей кто-то идет, громко ступая по булыжникам. Парни это быть не могли — оба в мягких кроссовках.
«Господи боже мой, тут кто-то есть! Кто-то страшный!» — совсем по-детски подумала Овчарка и помчалась обратно по коридору в седьмую пещеру. Судя по всему, этот кто-то тоже выбрал правый коридор и теперь приближался скорым шагом. Звук шагов эхо повторяло не меньше пяти раз. Казалось, что кто-то подкрадывается к Овчарке отовсюду. Кто-то страшный шел, уверенно ступая твердыми каблуками, ему и в голову не пришло, что к Овчарке можно подкрасться. Он и не собирался таиться. Был он, очевидно, сильным и понимал, что Овчарке от него никуда не деться. Овчарка по правому коридору бросилась в восьмую пещеру, где еще ни разу не была. И тот, кто шел сзади, не отставал. Овчарке показалось, что ей снится один из тех страшных снов, в которых изо всех сил бежишь от опасности, но при этом оказывается, что ты и на метр вперед не продвинулся и давно уже стоишь на месте.
Да, это был тот же, кто смотрел на Овчарку в кустах у верстового столба. Удивительно — из девятой пещеры вели всего два коридора.
«Выберу правый, черт с ним, — подумала Овчарка, — а если тупик? А, хрен с ним, все равно доберется. Что я тут суечусь».
Овчарка вытащила складной ножик и приготовилась задорого продать свою жизнь. И вот тут-то она и увидела женщину, ту, нарисованную на потолке. Но теперь она стояла прямо перед Овчаркой и своей тонкой рукой с длинными пальцами указывала на левый коридор. По Овчарке пот ручьями потек. Шаги приближались. Женщина пропала, как ее и не было.
«Приглючилось со страха», — решила Овчарка и все-таки с ножом в руке устремилась в левый коридор. Он не петлял, был прямым как стрела. Овчарка бежала, бежала и вдруг выбежала прямо на солнечный берег. Она оглянулась. Каким-то непостижимым образом она очутилась на другом берегу Святого озера, под большим зеленым холмом. Овчарка отбежала подальше от выхода. Теперь ей было не страшно встретить хоть самого черта. Однако никто не выходил, словно этот кто-то боялся схватиться с Овчаркой у солнца на виду. Овчарка двинулась вдоль берега. Волны нагнали к берегу всякого мусора.
— Озеро, солнышко, — прошептала Овчарка, — хорошо все-таки быть живой.
Она шла, шла, и тут что-то на солнце сверкнуло в куче палок, принесенных водой. Наверное, это было бутылочное стекло, но Овчарка все-таки подошла поглядеть. Это оказался серебряный карандаш. Тот самый, Шурин.
«Как он мог тут оказаться? — думала Овчарка. — А что, проще простого. Озеро с морем ведь соединяется».
Овчарка стала безо всякой брезгливости копаться в куче палок, тряпок каких-то, водорослей, кусках рыбьей кожи. И она нашла комок серой бумаги. Бумага насквозь промокла, разорвалась во многих местах. Овчарка на большом булыжнике, как могла, осторожно ее расправила. Солнце припекало. Бумага быстро высыхала, и Овчарка увидела, что это страница из органайзера. Овчарка так разволновалась, что у нее сердце застучало гулко в ушах. Она перевернула бумажку другой стороной, и скоро она совсем высохла. Бумага в Шурином органайзере была плотной, как картон, иначе точно от нее бы море ничего не оставило. Хорошо, что Шура писала карандашом, шариковую ручку или чернильную размыло бы напрочь. Шура только наполовину исписала лист.
Овчарка прочитала: «Двадцать пятое августа». Наверное, описание каждого дня Шура начинала с нового листа, даже если прежний не был целиком исписан.
«Сегодня ночью стояли двадцать минут в Бологом. Никто из поезда не вышел — все спали. Я одна стояла на перроне, когда следом за мной вышла подруга номер один. Она думала, что я удивлюсь, когда ее увижу, но я не удивилась. Все было на своих местах — и актеры и декорации. Мы ни о чем не говорили — не о чем больше нам было говорить. Я стояла, вдыхала запах ее ментоловых сигарет. Хотелось пойти в купе, взять вещи, переночевать в здании вокзала и утром вернуться домой. Ну нет уж, не такая же я трусиха. Нас позвала проводница, и мы вернулись в вагон».
Овчарка порылась еще в мусоре, но больше ничего не нашла. Она помыла в озере руки и отправилась домой, держа листок в руке. Он совсем высох и стал теперь твердым, как пергамент. Она вдруг вспомнила, что Васса курит ментоловые сигареты.
И что, когда они остановились в Бологом, Вассы в купе не было. Может, поэтому Овчарке казалось таким важным вспомнить, как выглядел вокзал в этом самом Бологом.
«Чушь, — подумала Овчарка, — Васса могла выйти в туалет. А в поезде еще триста женщин, которые курят ментоловые сигареты. Кто-то, видно, хочет меня сбить. Может, и бумажка эта кем-нибудь подделана. Однако как этот кто-то мог знать, что я пойду в катакомбы и выйду из них именно здесь?»
У ворот монастыря ей встретились кладоискатели. Оба парня налетели на Овчарку:
— Ты где была?!
— А вас где черти носят? Вы что, затаились и молчали, как два идиота, а потом смылись?
— Мы затаились!? Да мы, как два лоха, облазили там все, а ты свалила! Сами к черту заблудились, еле выход нашли! Так дела не делают, поняла? Спасателя даже позвали, вон он тащится с веревкой. Уже всех, кто в эмчеэсе, поднимать хотели! — И парни матерились.
«Только не это», — подумала Овчарка и обернулась. Разумеется, и тут ей не повезло — это был ее старый знакомый эмчеэсовец. Он подошел, послушал, как все трое пререкаются, поглядел на Овчарку с выражением полного пофигизма, махнул рукой и пошел прочь.
«Наверное, никак забыть не может, как я пыталась украсть его трусы, все в шоке пребывает», — подумала Овчарка.
