— Это — азербайджанский художник Фикрат Багиров, это — Валентина Сергеевна Фадеева, это — портрет вашего сына Саши, я его видел в Паланге. Он отдыхал с мамой, вашей супругой Татьяной Ильиничной, я с ними познакомился. Мне живо запомнилось лицо вашего сына, он очень похож на вас, я тогда еще обратил внимание на крупный сердолик в серебряной оправе, висевший на цепочке, на груди Саши, это было старинное туркменское украшение. Холодный цвет серебряной оправы и темно-красный сердолик хорошо смотрится на его черной футболке.

— Так ты уже знаком с моим сыном, он обещал сегодня зайти ко мне в мастерскую, так что не исключено, что вы встретитесь. Он у меня большой фантазер, страстный собиратель старины. Глубоко и серьёзно изучает историю костюма.

— Александр Павлович, вы очень точно схватываете в портретах самые характерные черты, вы писали их с натуры?

— Они вообще мне не позировали, я пишу портреты по памяти, а потом показываю их на выставках и жду, узнают ли они себя или нет. Вот ты, Володя, узнал многих и скажу тебе откровенно, мне это приятно.

— Я восхищен, Александр Павлович, художника с такой феноменальной зрительной памятью мне встречать еще не приходилось.

— А теперь взгляни на портрет юноши, туркменского чабана.

Васильев открыл крышку рундука, расположенного под большим окном мастерской, где хранилось множество написанных им работ.

— Володя, я придумал «хранилище» моим картинам. Они написаны на холстах, наклеенных на картон. Это очень удобно, во-первых, мастерская не загромождается работами, во-вторых, картонки можно поставить вертикально каждую в свою ячейку. Сохранность гарантирована, их всегда можно вытащить из рундука, вставить в рамы и отправить на выставку.

Александр Павлович извлек из «хранилища» работу, поставил на мольберт и сказал:

— Этого юношу я увидел в песках Каракумов, когда с группой московских художников был в Туркмении. Молодой чабан мне запомнился своими светлыми, прозрачными глазами, устремленными в даль, словно он видел что-то, что не было видно мне, на его голове была одета плоская потрепанная шапка тельпек, перешедшая, видимо, по наследству от деда. С тех пор прошло немало лет. Я написал его по памяти, хочу выставить на своей персональной выставке в Академии художеств. Ты не знаешь, как в тех краях называют отшельников, живущих в песках?

— Знаю, Александр Павлович. Их зовут кумли.

— Красиво! Я так и назову «Кумли — житель пустыни».

Персональная выставка Александра Павловича Васильева заняла все залы Академии художеств СССР на Кропоткинской улице, ныне Пречистинке. Художник представил живописные полотна, сотни эскизов к спектаклям. Мне особенно понравились сочиненные им картины, под общим названием «Жизнь Балбеток». Это были деревянные существа, в которые живописец вдохнул жизнь, с собственной средой обитания, на картинах «Балбетки» ходили в гости друг к другу, сплетничали на завалинке, влюблялись, ревновали, женились и расходились. Словом, людская жизнь была не чужда им, «Балбетки» были ее отражением. Также интересен был цикл натюрмортов, наполненных театральными атрибутами, сопутствующими актерам. В них прослеживалась жизнь театра изнутри. В натюрмортах мастерски были написаны веера, перчатки, балетки, театральные костюмы, зеркала и гримерные краски, расчески и щипцы для завивки волос, цилиндры, парики, трости, словом всего не перечислить. От натюрмортов веяло ароматом театральной жизни, и тем, что скрыто от глаз зрителя. Казалось, что актриса или актер только на минутку покинули грим-уборную, и вот-вот сюда вернутся. Натюрморты так и назывались: «Актер», «Актриса». Выставка в Академии художеств имела ошеломляющий успех. Только что вышедшая монография о родившемся в Самаре замечательном русском художнике Александре Павловиче Васильеве словно явилась логическим продолжением его многолетнего труда, показанного на этой большой серьезной выставке.

Художник Васильев всегда был моим старшим товарищем и наставником в искусстве, радовался появлению моих новых картин на Всесоюзных выставках. Человек он был непростой и не всякого допускал к себе, не с каждым сближался и далеко не всех приглашал в свою мастерскую. Будучи очень требовательным руководителем творческих групп театра и кино в Дзинтаре, Сенеже, Паланге, куда я ездил почти ежегодно, он ждал от меня не только эскизов декораций к спектаклям и фильмам, а всячески поощрял, когда я работал над живописными полотнами. Так «В предгорьях Копетдага», «Незабываемый 1919», «Корабли Каракумов» были написаны в домах творчества. Некоторые художники театра и кино, находящиеся на этих семинарах, ревностно относились к его теплому отношению ко мне, их видимо раздражало, что мне было позволено писать картины, а от них требовалось выполнение программы по декорационному искусству. По вечерам, после наступления сумерек Александр Павлович любил засиживаться у меня в мастерской, разговаривая за чашкой чая о театре, живописи и жизни. В моей памяти и моем сердце Александр Павлович остался личностью, несущей большую русскую культуру. Эрудиция, воспитанность, интеллигентность резко выделяла его из общей массы художников. В театре Васильев продолжил традиции Константина Коровина, Валентина Серова, Александра Головина, Федора Федоровского. На меня сильное впечатление произвели его декорации к пьесе А. Н. Островского «Лес», поставленной в Малом театре, за что художник был удостоен «Золотой медали» Академии художеств СССР.

Сегодня, когда Александра Павловича нет среди нас, я с удовольствием смотрю передачи, которые ведет на телевидении его сын, историк моды Александр Александрович Васильев, и, продолжая дело отца, рассказывает об историю русской и западноевропейской культуры, воспитывает и развивает эстетический вкус. Я благодарен Александру, что он сохранил огромную коллекцию отцовских работ и добился открытия фамильного музея Васильевых в родном городе отца и деда Самаре.

Мне вспоминается случай, произошедший в 1987 году на открытии Всесоюзной художественной выставки «Страна Советов», традиционно проходившей в Большом Манеже. Я показывал картины «Праздник хлопка», которую повесили в вводном зале, «Мир входящим» и новую, написанную специально к выставке, картину «Осенняя ярмарка в Нисе», которые висели в других залах. Мы с Тамарой бегло осматривали экспозицию выставки до начала ее официального открытия. Уже пройдя половину Манежа, мы увидели большую группу людей, состоящую из академиков, секретарей Союза художников, чиновников от культуры, искусствоведов и журналистов. Они двигались по экспозиционным залам, останавливались около значительных произведений, о чем-то говорили. В основном пояснения давал Николай Афанасьевич Пономарев, Председатель Союза художников СССР. В этой группе был и Александр Павлович Васильев, который, увидев нас, подошел, мы поздоровались. Группа ушла дальше, а он задержался с нами. Взволнованно сказал:

— Только что мы увидели твою новую картину «Осенняя ярмарка в Нисе». Молодец, картина понравилась, уверен, у нее будет достойная жизнь. Пономарев предложил журналистам и искусствоведам обратить на нее внимание. Лично мне понравилась твоя работа, как всегда смелое решение, неожиданная композиция. Но я немножечко раздосадован. Там, у тебя в картине, молодые ребята снимают с шестов платки для своих девушек, в России тоже есть такой обычай, на масленицу парни карабкаются на шест и, добравшись до верха, снимают подарки. В твоей картине ребята достают платки, привязанные на шестах. Так вот, эти развевающиеся на ветру платки, на мой взгляд, великоваты. Они закрывают часть вида на развалины древней Нисы, будь платки чуть-чуть короче, было бы гораздо лучше. К сожалению, теперь уже исправлять поздно. Но, все равно, молодец, поздравляю!

Александр Павлович пожал мне руку и быстрым шагом пошел догонять остальных.

Тамара вопросительно посмотрела меня:

— Я не считаю, что платки должны быть короче, а ты?

— Я очень уважаю этого художника и всегда прислушиваюсь к его замечаниям. Попробую исправить.

— После выставки у тебя будет время для исправлений, но ты подумай, нужно ли менять что-то в картине.

— Тамара, ты иди во вводный зал и жди там, даже если я опоздаю к открытию.

Тамара пожала плечами и грустно ушла.

Я бросился в административную часть Манежа, где находились реставраторы. К счастью они оказались на месте, и я попросил у них одолжить на полчаса этюдник с красками. Видавший виды самодельный этюдник с брезентовым ремнем, перепачканный красками был мне выдан, я пообещал магарыч ребятам и бросился к картине. Встал на стул и, не снимая картины со стены, начал писать почти засохшими красками и лохматыми, давно немытыми кистями, сокращая длину платков и дописывая стены и башни древней крепости. Уже слышался шум приближающихся зрителей. Мою работу прервал спокойный голос Тамары:

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 111

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Обнаженная модель - Владимир Артыков бесплатно.

Похожие на Обнаженная модель - Владимир Артыков книги

Альбер Ламорис - Полина Шур - Кино
Борис Андреев. Воспоминания, статьи, выступления, афоризмы - Борис Андреев - Кино
Андрей Тарковский: ускользающее таинство - Николай Федорович Болдырев - Биографии и Мемуары / Кино

Оставить комментарий