Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Средь горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь… — сказала Тамара, входя в комнату, видимо она слышала разговор у мольберта и продолжила его стихами Пушкина.
— Прошу к столу, а картину, Латиф, ты еще увидишь на вернисаже, а, может быть, и в репродукциях, последние годы Володю много печатают в альбомах и журналах.
— Знаю, радуюсь его успехам, — улыбнулся Латиф.
За столом вспоминали нашу совместную работу на фильме «Восход над Гангом», о судьбах снимавшихся там актеров, об операторе Анваре Мансурове.
— Володя, за это время ты встречал кого-нибудь из нашей киногруппы?
— Да, Латиф. Видел Мирчу Соцкого, Валю Титову, Виту Духину. В прошлую зиму я участвовал во Всесоюзной выставке художников театра и кино, она проходила в Манеже. Там я встретил художника Мишу Ромадина, мужа Виты, ты о нем знаешь, он с Кончаловским работал на фильме «Первый учитель», потом с Тарковским в «Солярисе», он мой хороший приятель. Миша был в подавленном настроении, и я спросил его:
— Миша, что случилось, ты чем-то сильно расстроен?
— Володя, ты помнишь Филлипа, мою собаку, она у вас снималась в «Восходе над Гангом»?
— Конечно, помню, как же, Вита везде в кадре с Филлипом. В Сухуме мы раз с Валей Титовой были в гостях у твоей Виты на частной квартире. Дело в том, что в гостинице «Абхазия» с собакой проживать было категорически запрещено. Администрация фильма сняла ей комнату с двориком и садиком почти в центре города. Мы очень мило провели время. За столом сидели вчетвером: Вита, Валя и я — на стульях, а Филипп восседал на диване, передними лапами упершись на край стола, и также как и мы ел из своей тарелки. Мы пили красное абхазское вино, а Филипп ел свою еду. Очень умная собака. Вита в ней души не чаяла. А раз, в свободный от съемок день мы даже сфотографировались на память у простого уличного фотографа на фоне сухумского театра. Валя Титова с дочкой Лизой, Вита с собакой Филлипом и я в центре.
Грустный Миша выслушал меня, вздохнул и сказал:
— У нас эта фотография есть, но Филиппа больше нет. Вчера я его похоронил. Можешь себе представить, как в нынешние лютые морозы я выдалбливал ломом могилу в промерзшей земле. Вита так сильно переживает смерть любимой собаки, члена нашей семьи, что даже заболела. Давай после открытия выставки поедем к нам, помянем Филлипа, — со слезами на глазах сказал Миша.
Я выразил свое соболезнование, но поехать отказался. В Москве стояли на редкость лютые морозы, до минуса сорока градусов и ниже. Я предложил Мише пойти в рюмочную помянуть Филиппа и разбежаться по домам. От Манежа, дрожа от холода, мы дошли до Пушкинской улицы и, не доходя до театра оперетты, свернули в Копьевский переулок, ведущий к Большому театру. Рюмочная располагалась рядом с аркой старинного пятиэтажного дома, на последнем этаже которого были мастерские наших друзей Сергея Алимова и Володи Коровина. Мы хотели погреться у них, но, посмотрев на окна, увидели, что они не освещены и завернули в рюмочную. Мы вошли в маленькое, душное, битком заполненное народом помещение. В основном это были актеры, художники, да и просто замерший люд, зашедший отогреться. Пробившись к стойке, заказали водки. Ее отпускали только по сто грамм и обязательно с бутербродом колбасы или сыра. Таков был порядок. Люди выпивали, заказывали вновь, а гора не съеденных бутербродов вырастала на глазах. Выпив первые сто грамм, не чокаясь, за ушедшего Филиппа, заказали еще, выпили за здоровье Виты, потом пили за искусство, за встречу. Выпивая и не закусывая, мы постепенно отогрелись. Миша много рассказывал о Филиппе, какая это была умная собака. После очередной стопки Миша пытался уговорить меня поехать к нему домой, успокоить Виту. Мне было страшно подумать, что надо выйти из теплого помещения на мороз, добежать до метро, а там от станции «Аэропорт» — до дома на Усиевича, где надо идти еще минут десять, которые на таком холоде покажутся вечностью. С Мишей мы быстрым шагом дошли до метро, и каждый поехал к себе домой. Вот такие грустные новости, Латиф.
Мы помолчали.
— Значит, с Витой ты не виделся? Филиппа жалко. Собака, но не простая, в ней были актерские задатки, — сказал Латиф.
— Ну, так что, Владимир Аннакулиевич? Будем снимать исторический фильм? К сожалению, для Тамары в сценарии роли нет, фильм то у нас сугубо мужской. Правда, там есть сцена петербургского бала, в ней будут участвовать балерины и танцовщики из Мариинского театра. Одним словом, массовка.
— Так что, на балу будут только молоденькие барышни и юные кавалеры? — спросила Тамара.
— В сцене бала будут как ныне танцующие, так и пенсионеры балета, — ответил Латиф.
— Хотя для меня и нет роли, — сказала Тамара — но я все равно приеду к Володе, где бы вы ни снимали. Приезжал же Володя ко мне на съемку в Геленджик, когда я с Кириллом Лавровым и Галей Польских снималась в картине «Свидание с молодостью». Мы неплохо провели время, пока я снималась, Володя писал этюды. Мы даже нашли время съездить в Новороссийск и побывать на Малой земле, осмотреть монумент морякам-черноморцам скульптора Цигаля. У нас остался неприятный осадок от незавершенности огромного комплекса Малой земли.
— Раз Тамара обещает приехать ко мне, то я согласен, Латиф, — смеясь, ответил я.
— Но выбирать натуру для фильма в Ленинграде опять поедешь сам, ты там учился, служил на Балтийском флоте и хорошо знаешь город. Вот когда будем выбирать натуру в Бухаре, Самарканде, даю тебе слово, буду принимать участие, там мне все хорошо знакомо.
— Латиф, а главный оператор, конечно, наш Анварчик Мансуров?
— К сожалению, Анвар плохо себя чувствует, с Надей он разошелся, ты же знаешь ее легкомысленный характер, сейчас у него другая жена. У него большая проблема, он много пьет. Мне искренне его жаль.
— Жаль, я провел с Анваром четыре картины, мы с ним большие друзья.
— Нет, Володя, на этот раз я пригласил молодого, но очень способного оператора Даврона Абдуллаева, пока он снимал только документальные фильмы. Мне посоветовал взять его в игровое кино Малик Каюмов, шеф нашего документального кино. Каюмов сам выдающийся оператор и его рекомендация, в определенном смысле, гарантия. А, когда рядом будешь ты, Даврон почувствует себя увереннее.
Несколько дней спустя я уже летел в Ташкент для работы на фильме «Служа Отечеству». Меня встретил Латиф на своей черной «Волге» и отвез в отель «Узбекистан» в центре Ташкента. Бросив вещи в номере, мы отравились к Латифу домой.
— Света ждет нас к обеду, на плов.
Я пытался возразить, но Латиф сказал:
— Светлана мне не простит, если я не приеду с тобой.
— Отказаться от плова твоей жены невозможно, едем.
Семья Латифа Файзиева жила недалеко от киностудии «Узбекфильм» в тихом переулке. От его двухэтажного особняка до работы было рукой подать, минут пятнадцать ходьбы пешком. Просторный двухэтажный дом с большой застекленной верандой, перестроенной хозяином в гостиную, в которой был даже бар в цокольной части. Там, под каменными сводами Латиф собрал большую коллекцию крепких напитков, привезенных им в разное время из поездок на кинофестивали или съемки фильмов. Огромная гостиная выходила в сад, где кроме вековых платанов был ухоженный розарий, аллеи и беседки, увитые виноградными лозами, старые урюковые и черешневые деревья. Сад спускался к чистой быстрой речке, где можно было купаться. После осмотра сада мы вернулись в гостиную, где уже был накрыт стол, и нас радушно встретила красавица Светлана и двое мальчиков подростков — их сыновья. Я передал хозяйке привет от Тамары и небольшой московский сувенир. Меня поразили дети Латифа, они были приветливы и послушны, безмолвно помогая маме накрывать на стол и убирать. Я похвалил жену Латифа за прекрасный плов и предложил выпить за ее здоровье и благополучие их семьи. Когда сыновья стали убирать посуду, а Светлана готовила чай, накрывая на стол восточные сладости и большой домашний пирог с курагой, Латиф пригласил меня в его домашний бар, куда мы и спустились по крутым каменным ступеням. Латиф рассказал:
— Этот каменный погреб находился в саду. Когда я стал перестраивать веранду в гостиную, решив расширить ее, то погреб оказался внутри зала. Света предлагала закрыть его полом, оставив погреб в прежнем виде, но у меня возникла мысль сделать из него бар. Я расширил люк, окружив его красивыми перилами с балясинами, поставил буфетную стойку с резными стеллажами и стеклянными шкафчиками, которые пополняю крепкими напитками из своих путешествий по разным странам. На потолке повесил светильник, напоминающий китайский фонарик, пол застелил текинским ковром, на стенах полки с восточными безделушками и декоративными узбекскими ляганами.
Мы сели на резные бухарские стулья, Латиф налил в стаканы виски, снял с полки папку и открыл ее. В ней были фотографии актеров.
- Альбер Ламорис - Полина Шур - Кино
- Борис Андреев. Воспоминания, статьи, выступления, афоризмы - Борис Андреев - Кино
- Андрей Тарковский: ускользающее таинство - Николай Федорович Болдырев - Биографии и Мемуары / Кино