— Имперский флот? — вскинулась вдруг молчавшая до того женщина. — Значит, это была правда?
— Когда я передавал ультиматум от имени империи? Разумеется. Мне нет смысла врать. А теперь давайте расставим точки над «ё». Вы мне нужны. Не слишком сильно. Я вам нужен. Очень сильно нужен, из этого и исходите.
— И почему это вы нам нужны? — вновь влез толстяк.
— Потому, что только я решаю — будете вы жить или нет, — раздраженно отмахнулся Ковалев. — А вы мне нужны потому, что знаете местные условия, имеете опыт руководства и способны на принятие решений. Если я поставлю своих людей, они справятся, но с местными кадрами эффективность будет заметно выше.
— А если откажемся?
— Расстреляю.
— Предадим?
— Не сумеете. Еще вопросы?
— Почему именно мы?
— Уважаю смелых людей.
— Чем важна наша планета?
— Ничем. Мне проще было бы выжечь ее до мантии в назидание другим. Но ее жители, хотя и забыли об этом много поколений назад, все еще являются гражданами империи.
— А сама империя-то еще существует?
— Империя жива, пока жив хоть один имперский солдат. Я же не один, как вы, наверное, заметили.
— Решили восстановить империю?
— Да.
— Сколько у нас времени на размышление?
— До утра по общекорабельному. Потом решать уже буду я. Разговор окончен, пока свободны. Увести!
— Последний вопрос, — толстяк как-то весь подобрался. — Кроме нас и наших э-э-э… Менее храбрых коллег были еще и те, кто поддержал вас безоговорочно. Не логичнее ли…
— Не логичнее, — усмехнулся адмирал. — По двум… Нет, даже по трем причинам. Во-первых, я не доверяю предателям. Во-вторых, они вряд ли способны на что-то путное. Вы ведь наверняка в курсе личных дел хотя бы кого-нибудь из них. Что они умеют, кроме как митинговать и толкать с трибун бездарные речи? И будут ли они работать? Мне кажется, нет. Вот за власть грызться — это они запросто, потому что единственной властью, которая им подходит, будет та, где у власти они сами. Я прав?
— Да.
— Ну вот видите… Вообще, подобные личности — явный генетический брак. На всю голову. И зачем мне они?
— Совершенно незачем. А третья причина?
— Двух мало? Ну хорошо, объясню. Когда бот с представителями вашей громогласной интеллигенции взлетал с планеты, кто-то из ваших людей отработал по нему из ПЗРК.[27] Обратите внимание, уже после прекращения огня. Нехорошо… Впрочем, он мог и не знать, да и искать этого мерзавца в нынешнем бардаке — дело безнадежное. К сожалению, бот был лейдской постройки, имперскую машину так просто не собьешь… В общем, пилоты успели катапультироваться, а пассажирский салон оказался разрушен прямым попаданием. Так что скорбим, скорбим о судьбе сих достойных личностей. Надеюсь, вы меня поняли?
Толстяк кивнул — на сей раз, с уважением. Ковалев кивнул ему в ответ и сказал:
— Ну все, до завтра, — и, когда гости-пленные двинулись к выходу, небрежно бросил им вслед: — а вас, мадемуазель, я попрошу остаться…
Глава 5
Они сидели втроем — Шурманов и Веселов, повинуясь незаметному жесту Ковалева, ушли сразу же. А они сидели и молча разглядывали друг друга. Женщина не выдержала первой.
— Ну, и о чем мы будем говорить?
— А вдруг мы не собирались говорить, а просто хотели на вас посмотреть?
— Тогда остался бы кто-то один. Тот, кого я больше заинтересовала или, возможно, старший по званию. А вас двое.
— Туше, — Ковалев улыбнулся и развел руками. — Мы и в самом деле хотели поговорить. Но, может, представимся друг другу для начала?
— Ну, вообще-то, первыми представляются мужчины.
— Опять туше, — Ковалев посмотрел на собеседницу с еще большим интересом. Шерр засмеялся.
— Вась, она может стать достойным противником.
— Угу, а еще верным соратником или страшным врагом. И вообще, она может стать кем угодно. Док, не парь мозги.
— Ну и ладно, — изобразил всей фигурой обиду Шерр.
Ковалев не обратил на это никакого внимания — с Шером они частенько так вот лаялись, такая пикировка была чем-то вроде игры. Разрядка для нервов — так, наверное, точнее…
— Ладно, мамзель, я — адмирал Ковалев. Василий Ковалев, если интересно, а вон тот умник с обиженной спиной — Шерр. Доктор Шерр, точнее. Позвольте узнать ваше имя?
— Называйте меня… Ну, скажем, Дайяна.
— Да легко. Мадемуазель Велия т'Герра, я готов называть вас просто Дайяной.
Сказать, что девушка была удивлена — значило ничего не сказать. Скорее, тут подошло бы старинное «глаза на лоб полезли». Впрочем, она достаточно быстро овладела собой.
— Вы знали?
— Ну разумеется. Неужели вы думаете, что наша разведка уж совсем ни на что не годится? Девушка-красавица, вы еще только на борт корабля поднялись, а у вас уже генокод сканировали. А дальше — дело техники. Водку будете?
— Буду. А что это?
— Попробуйте — узнаете. Только залпом… А вы смелая, — добавил Ковалев, чуть ли не силком запихивая в рот судорожно хватающей воздух дамы соленый огурчик. Не так много и выпила, вроде, грамм пятьдесят от силы, но с непривычки девушку явно пробило. — Вы что, никогда ничего крепче компота не пили?
— Вино… — девушка закашлялась.
— Ах да, я и забыл, — Ковалев сочувствующе кивнул. — Но все равно смелая. Пить незнакомый напиток вот так…
— Сами сказали, — огрызнулась девушка. — Уберите от меня эту гадость.
Гадость гадостью, а щеки порозовели, да и напряженность во взгляде постепенно исчезла, чего, собственно, Ковалев и добивался. Наблюдавший за происходящим Шерр лишь неодобрительно пожал плечами, но ничего не сказал, отдавая инициативу адмиралу.
Ковалев плеснул себе полстакана, опрокинул в рот, крякнул и зажевал нежнейшей бужениной. Доктор, подумав, тоже не отказался от предложенной ему «винной порции» и уже через пару минут вся компания сидела и бодро хрумкала огурчиками. Огурчики, кстати, были отменные, с перчиком и хреном, их Ковалеву передали с Земли, с последним кораблем.
— Ну что, собутыльники, повторим?
Возражений не последовало и уже порядком захмелевшая дама, видимо, решив, что помирать — так с музыкой, уже не морщась выпила вторую порцию. «Вот это по-нашему» одобрительно выдал Ковалев и предложил еще по одной…
Короче говоря, вместо намечавшегося разговора получилась банальнейшая пьянка, в ходе которой высокие договаривающиеся стороны активно снимали стресс и, как следовало из обрывков воспоминаний, которые в голове адмирала никак не могли сложиться в целостную картину, клялись во взаимном уважении и вечной дружбе. Еще Ковалев помнил, что, несмотря на достаточно юный возраст, их гостья продержалась дольше Шерра — во всяком случае, он помнил, что они сидели вдвоем и спорили о стихах какого-то Таллота. Этого местного поэта, которого адмирал никогда не читал, но в стихах которого, как ни удивительно, разбирался, они, жарко споря и переходя порой на личности, сравнивали с Пушкиным. Пушкина не читала девушка. Но разбиралась… Шерр в борьбе с зеленым змием сдался первым и, как хорошо помнил Ковалев, в это время уже спал, удобно развалившись в кресле и закинув ноги на стоящий рядом стул и оглашая своим абсолютно немузыкальным храпом кают-компанию. Дальнейшего память адмирала не сохранила.
Пробуждение было тяжелым. Несмотря на то, что совершенный механизм супера имел и совершенный метаболизм вкупе с повышенной регенерацией, голова наутро раскалывалась совсем как в молодости, после студенческих попоек. На мгновение Ковалеву даже показалось, что он вернулся в те благословенные времена, когда небо было голубее, трава зеленее, будущее казалось радужным, а сам он — молодым и наглым. Однако жесткий толчок в бок вернул его к действительности.
Он лежал на широком диване в углу все той же кают-компании. Если быть честным, леживал и сиживал он здесь и раньше, в моменты, когда на мостике делать было нечего, а в каюту тащиться — лень. Правда, леживал-сиживал он, в основном, с книжкой или с гитарой, а отнюдь не с бодуна. И леживал все-таки один, сейчас же рядом явно кто-то был.
Адмирал скосил глаза влево. Там, рядом с ним, валетом лежал Шерр и по-прежнему храпел. Видимо, именно он, ворочаясь в тяжелом алкогольном забытье, и разбудил Ковалева. От носок доктора ощутимо воняло. «Эскулап, блин, ни храп вылечить, ни ноги лишний раз помыть», раздраженно подумал Ковалев и осторожно повернул голову вправо. Ощущение при этом было такое, будто по вискам застучали молотком, а внутри черепа перекатывались две чугунные гири. Да и вообще, во рту было сухо и, судя по ощущениям, там будто табун ночевал, а глаза резало, будто в них сыпанули песка. Словом, все симптомы алкогольного отравления.
«Мать моя женщина!», подумал Ковалев, когда убедился, что то, что видят его глаза — объективная реальность, а не плод утомленного водкой воображения. Нет, конечно, похмелье тоже объективная реальность, данная нам в ощущениях, но то, что он увидел, было куда неожиданнее и, надо признать, интереснее.
