Свой «герой» был и у Наполеона: кавалерийский генерал Эдмэ-Николя Фито, герой Ваграма, кавалер ордена Железной короны, 14 декабря 1810 года покончил с собой, находясь в состоянии белой горячки. Кто чудился ему? Черти или неприятельские кирасиры?
Интересно, что именно алкоголь подвел черту под эпохой: граф де Монтолон небольшими порциями подсыпал мышьяк в вино, доставлявшееся специально для императора на остров Святой Елены из виноградников поместья Большая Констанция неподалеку от Кейптауна. Пишут, что для Наполеона закупалось вино из винограда сорта александрийский мускат – с отголосками лимона и меда (в Европе это вино называли «горшок меда»). Эти отголоски и топили вкус мышьяка…
Часть II
Глобализация войны
1
Наполеон изменил мир потому, что он изменил войну. До него война была, как бы удивительно это ни звучало, делом благодушным. Армии предпочитали теснить друг друга, маневрируя, сходясь в генеральных сражениях только если их совсем нельзя было избежать. Был в этом и экономический резон: армии были профессиональные, и терять опытных бойцов не хотел никто.
Самым кровопролитным сражением XVIII века считается битва при Мальплаке (война за Испанское наследство, 1701–1714), состоявшаяся 11 сентября 1709 года: 117 тысяч англичан, австрийцев и голландцев весь день атаковали 90 тысяч французов, которые в конце концов отступили. Союзники потеряли при этом до 30 тысяч человек, французы – 14 тысяч. В наполеоновские времена обе армии потеряли бы как минимум треть своего состава. Шесть европейских держав, участвовавших в Семилетней войне (1756–1763), которую Уинстон Черчилль называл «настоящей Первой мировой», действуя кроме Европы, в Индии, Южной Америке, в Канаде и на Филиппинах, потеряли убитыми 600 тысяч человек на всех – а это потери Наполеона только в одном Русском походе.
Сражение при Вальми (20 сентября 1792 года), провозглашенное как первая победа Французской Республики, состояло в основном из артиллерийской перестрелки и маневрирования и закончилось из-за недостатка боеприпасов в армии Карла Брауншвейгского.
Эпоху наполеоновских войн открывали армии, которые в ее финале едва сошли бы за корпуса. Армия Суворова в Итальянском и Швейцарском походах составляла всего 25 тысяч человек. Сам Наполеон завоевал Италию, имея 40 тысяч солдат.
Но он же и покончил с временами, когда воевали «не числом, а уменьем». Он первым глобализовал войну – на свою беду. С 1805 года счет в армиях велся на сотни тысяч. Под ружье ставились целые народы. В вассальных Франции государствах от армии бегали тысячи молодых людей. Впрочем, не стоит преувеличивать энтузиазм и в самой Франции: так как при Наполеоне в армию призывали только холостяков, то к концу Империи женаты были все кто мог – нередкими стали браки, в которых невеста на 20–25 лет была старше жениха.
Наполеон довел войну до предела управляемости, а потом и перешагнул этот предел. Под Тулоном у него было 18 тысяч человек. В Битве при пирамидах – 21 тысяча, в битве при Маренго (1800 год) – 23 тысячи. Все изменил 1805 год: союзники собрали громадные войска (350 тысяч человек) для борьбы с Наполеоном, но и у него было в Булонском лагере для высадки в Англию собрано 250 тысяч солдат. С этого момента начались «битвы гигантов». В сражении при Ваграме 5 июля 1809 года Макдональд сформировал против австрийского центра ударную колонну в 45 тысяч человек при 104 орудиях. Когда-то Наполеон с такой же по численности армией завоевал Италию. А тут австрийцы едва не разгромили колонну Макдональда за несколько часов.
Гигантские сражения на больших полях сделали бесполезным гений императора. Это было безыскусное массовое убийство. В битве при Прейсиш-Эйлау (8 февраля 1807 года) к 12 часам дня противники обменялись ударами, каждый из которых, будь армии поменьше, мог решить судьбу сражения: сначала 70 русских пушек в упор расстреляли 18 тысяч солдат корпуса Ожеро. Затем наша пехота бросилась в атаку и прорезала французские линии до самого командного пункта Наполеона. Наполеон, видя надвигающихся русских, сказал Мюрату: «И ты позволишь этим людям сожрать нас?!». Мюрат во главе 10 тысяч кавалеристов прорвал русский фронт и смерчем пронесся по тылам – но и это ни к чему не привело, битва прекратилась лишь с наступлением темноты. Под Лейпцигом 18 октября 1813 года на поле было около 450 тысяч бойцов.
Неудивительно, что после окончания наполеоновской эпохи армии еще долго, почти до начала ХХ века, оставались небольшими (в Гражданскую войну Севера и Юга у генерала Шермана при его «марше к морю» было 70 тысяч человек. В русско-турецкую войну 1877–1878 годов военные действия велись отрядами по 20–30 тысяч бойцов).
Возможно ли эффективно управлять массами войск в сотни тысяч человек в бою, а тем более на марше, имея средством коммуникации адъютантов, передвигающихся на лошадях? Скорости были невелики: в 1809 году французский офицер Фердинанд Бастон де Ларибуазьер, чтобы сообщить императрице о победе при Ваграме, проехал 1502 километра за три дня и две ночи со средней скоростью 14 километров в час – в два раза быстрее пешехода, но при этом он всегда имел свежих лошадей. Адъютант, посланный Даву к императору 22 апреля 1809 года, проехал туда и обратно 170 километров за 19 часов – на одной лошади со средней скоростью 8 километров в час. Лошади и русских, и французов в Бородинском бою наверняка были изнурены многодневным походом, недоеданием. Так что по полю, имевшему по фронту 8 километров, они передвигались лишь ненамного быстрее пешехода. При том, что ставка Наполеона была от передовой линии правого фланга в трех километрах – на Шевардинском редуте. В такой ситуации любой доклад устаревает, а любой приказ – запаздывает. В конце битвы Бельяр приехал к Наполеону с докладом о том, что русские обозы уходят по Старой Смоленской дороге и достаточно просто показаться, чтобы отступление стало бегством. Бельяр просил гвардию. Наполеон отослал его назад – удостовериться. Потом – еще раз, после чего Бельяр доложил, что направление уже прикрыто русской пехотой.
(В книге Эдит Саундерс «Сто дней Наполеона» о кануне битве при Ватерлоо сказано: «В этой знаменитой кампании рассылка срочных сообщений производилась обеими сторонами со скоростью улитки»).
У Наполеона было средство, частично спасавшее ситуацию: адъютантами у него были не поручики и капитаны, а генералы, имевшие очень широкие полномочия. Барон Марбо, описывая бой при Ландсхуте в апреле 1809 года, вспоминает: «Император непременно хотел взять Ландсхут (…). Войска готовились к новой атаке, когда Наполеон, увидев своего адъютанта генерала Мутона, прибывшего, чтобы представить отчет о выполненном утром поручении, бросил ему: «Вы очень кстати! Возглавьте эти колонны и возьмите город». Мутон встал впереди штурмующей колонны, атаковал и взял Ландсхут, после чего «спокойно отправился к императору доложить о порученном ему утром задании». (При этом оба держались так, будто никакого Ландсхута и не было. Правда, потом Наполеон подарил Мутону картину, изображавшую, как генерал ведет войска на штурм города).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
