«А бездна соприкоснется со мной», — мрачно подумал тот и выдавил улыбку.
— Пол Топорны, офицер суда, — продолжал представлять следователь. Пол привычно щелкнул каблуками и даже не достал бланк приговора, из чего следовало: либо таковой уже когда-то был заполнен, либо на господина Мягко-Жестоких полномочия Топорны не распространялись. — Доктор Немертвых, судмедэксперт…
— О, у вас великолепный экземпляр мухобора! — воскликнул адвокат, взглянув на трость доктора. — Кажется, самочка… Да, верно. Как вы назвали эту крошку, господин Немертвых?
— Хм… — произнес тот, но лица не потерял: — Пока никак, она у меня всего лишь пару дней. Я считаю, к выбору имени следует подходить ответственно.
— Вы совершенно правы, — серьезно кивнул тот. — Вижу, вам досталась очень молодая особь, и при правильном обращении она станет вам идеальным напарником и верным другом. Мы с Цисси, — он погладил рукоять трости, — не расстаемся уже много лет.
— Боюсь, я крайне мало знаю о… хм… воспитании юных мухоборов, — вздохнул доктор. — Господин Мягко-Жестоких, если возможно будет отнять несколько минут вашего драгоценного времени…
— Непременно! — вскинул подбородок адвокат. — К любому делу следует подходить профессионально, а уж в таком тонком вопросе без консультации пусть не специалиста, но человека, давно знающего мухобора и его повадки, не обойтись.
— Это крайне любезно с вашей стороны, — учтиво сказал Немертвых. — И я полностью согласен насчет профессионализма.
Остальные наблюдали за этой сценой с некоторым недоумением. Провожающие, к слову сказать, расходиться не торопились, терпеливо ждали, пока адвокат обратит к ним сияющий лик.
— Это поручик Вит-Тяй, придан нам в сопровождение. А это оперативники, Ян Весло и Берт Гребло, — закончил, наконец, Бессмертных. — Не хватает еще лучшей части нашей команды, но ее, полагаю, мы увидим не ранее завтрашнего утра.
— Хм… — мрачно сказал поручик, но на этот раз его проигнорировали.
— Так что же, уважаемый Людвиг, присоединитесь ли вы к нашему пестрому обществу, скажем, за завтраком? — спросил следователь.
— С превеликим удовольствием, — ответил адвокат. — Я думаю, нам найдется, о чем поговорить, а подрастающей смене… — Тут он со снисходительной улыбкой взглянул на Дэвида, и того пробрала дрожь. — Подрастающей смене, возможно, интересны будут кое-какие случаи из моей практики. Ну а с уважаемым доктором мы непременно должны обсудить весьма важные вещи, поэтому, уважаемый Руперт, можете всецело на меня рассчитывать! А пока прошу извинить, я должен проститься со всеми… Всё-таки столько времени вместе, даже жаль покидать Институт!
— Ну разумеется, — кивнул Бессмертных. — До скорой встречи!
Они разошлись по вагонам, и тогда только Дэвид осмелился спросить:
— А… что здесь делал господин Мягко-Жестоких?
— Об этом, я полагаю, он расскажет сам, если сочтет возможным, — был ответ. — Дэвид, не сочтите за труд, уточните у поручика, который нынче час. Кажется, часы вновь идут нормально, нужно подвести стрелки…
В это же время в своем купе доктор Немертвых рассматривал трость, поворачивая ее так и этак.
— Мухобор, — бормотал он. — Ну надо же! Мухобор…
Впрочем, полагал он, если тебе в руки попало нечто ценное, следует научиться обращаться с этим чем-то, как подобает. Поэтому доктор, следуя примеру адвоката, ласково погладил трость по рукояти и поставил в уголок, а сам принялся готовиться ко сну, пытаясь придумать подходящее имя…
…Поздно ночью, когда большинство пассажиров уже спали (а потому, по счастью, ничего не видели), на перроне разразилась какая-то вакханалия. Проще говоря, в лоскуты пьяные Эммануэль ибн Хоттаб Могутны, Карлос Истаревски и Пабло Залетайло (в сопровождении непоименованных личностей, тоже имевших отношение к воздухоплаванию или просто сочувствующих), несли на плечах прекрасную Каролину Кисленьких, размахивавшую бутылкой рома, и горланили на всю палубу: «Йо-хо-хо! Нет дирижабля лучше «Беды»! Нет «сачка» лучше Каролины!! Одной рукой она держится за трос, другой заводит сеть! Мохноногие иглобрюхи убегают от нее! Страшные носолапы трусливо прячут хоботы в болоте! Йо-хо-хо!.». Пушистик недовольно рычал…
В вагон Каролину удалось занести не с первой попытки. Сперва решали, нести головой или ногами вперед. По-хорошему, ногами было бы надежнее, но это вызывало неприятные ассоциации. Поэтому на голову женщине (прическа уже потеряла всякий вид) живо нацепили лётный шлем и потащили дальше. Предосторожность оказалась нелишней: несколько раз Каролинина голова все-таки вступила в соприкосновение с твердыми поверхностями, но шлем ее спас.
Около нужного купе госпожу Кисленьких поставили на ноги, дружно расцеловали, дверь открыли и проследили, чтобы Каролина упала на полку, а не мимо, после чего тут же закрыли купе. Обратно отважные воздухоплаватели пробирались на цыпочках, чтобы не потревожить сон госпожи Кисленьких, то и дело врезались в стены и цыкали друг на друга…
И долго еще где-то в недрах Института звучало: «Нет «сачка» лучше Каролины!.».
Беарийский фельдфебель встрепенулся и похлопал обер-кондуктора по плечу. Тот быстро подвел и впрямь опамятовшиеся часы и объявил отправление поезда. Заскрипели тросы, платформа поползла вниз…
Ян осторожно поскребся в дверь купе госпожи Кисленьких. При себе он имел промасленный сверток, благоухавший пирожками с начинкой из водоплюйки.
Ответа не было. Он поскребся громче, и тогда только дверь чуть приоткрылась, оттуда высунулось нечто вроде лапки и приняло сверток. Ян озадаченно почесал в затылке: в купе госпожи Кисленьких кто-то богатырски храпел…
…Рано поутру Каролина с трудом разлепила глаза, глянула в окно, со стоном зажмурилась — там всё мелькало, и это было невыносимо, — с трудом поднялась с неразобранной постели, обнаружив на себе почему-то летный шлем, и с надеждой приоткрыла дверь.
В коридоре терпеливо стоял поручик Вит-Тяй с большой банкой рассола.
— Благодетель… — прошелестела младшая сиятельная госпожа и припала к источнику жизни. — Вит-Тяй, миленький… передайте остальным… что Каро к завтраку н-не выйдет…
Поручик понимающе кивнул: отец пакостей, великий и зловредный Бод-Дуун занимал видное место в беарийском пантеоне. Вознеся ему строгую молитву о том, чтобы не сильно докучал младшей сиятельной госпоже, Вит-Тяй отправился в вагон-ресторан…
Глава 6. Немного о мухоборах и о том, для чего пингвинам скотч
За столом оказалось на удивление свободно. Прежде всего, оперативники деликатно решили позавтракать отдельно: должно быть, они чувствовали себя несколько стесненно в столь блестящем обществе.
Затем, стажера также не наблюдалось. Генеральный следователь принес извинения за своего подопечного, сообщив, что тот, кажется, злоупотребил институтскими деликатесами, а потому к завтраку не выйдет.
На самом деле всё обстояло намного прозаичнее: Дэвид всю ночь напролет судорожно перелистывал свои конспекты, пухлые тома кодексов и комментариев к ним и чем светлее становилось за окном, тем яснее осознавал юноша — он ничего не знает. Ну то есть вообще ничего! Ни единой завалященькой гипотезы не сумеет выдвинуть, приди нужда, а если к нему обратятся с вопросом на профессиональную тему, так и вовсе опозорится. И ладно сам! Своей удручающей дремучестью он в первую очередь подведет господина Бессмертных, затем свой обожаемый университет и… да, пожалуй, всё Каролевство в целом! Разве это прекрасное государство заслужило столь непрофессионального юриста?..
Именно поэтому, когда утром следователь постучал в дверь стажера, в ответ раздалось решительное «Не выйду!». Бессмертных пожал плечами, гадая, что за блажь нашла на юношу, и потребовал немедленно привести себя в порядок и покинуть купе, если, конечно, Дубовны не желает опоздать на завтрак. «Н-не пойду!» — снова послышался дрожащий, но полный отчаянной решимости голос, и следователь невольно почесал в затылке.
Конечно, он мог бы позвать кого-нибудь из оперативников или воспользоваться своим универсальным ключом, чтобы извлечь молодого человека из его убежища, но Руперт полагал, что время силовых методов еще не настало.
— Дэвид, — сказал он строго. — В чем дело? Вы что, отрезали себе нос, когда брились, и не можете показаться на люди? Ну так я приведу Теодора, он пришьет всё на место.
— Вы не понимаете!.. — трагически раздалось из-за двери. — Это ужасно!
Подумав, Бессмертных решил перенести беседу в ванную комнату, чтобы не оповещать весь коридор о постигших стажера несчастьях. Тем более, там и дверь была потоньше.
— Что у вас там стряслось? — ворчливо спросил он, но внятного ответа не дождался, только очередных заверений о том, что всё ужасно, и Дэвид ни за что не покажется в вагоне-ресторане, лучше умрет с голоду или пойдет во второй класс, где его выдающаяся глупость не будет так бросаться в глаза.
