Тут Бессмертных понял причину странного поведения Дубовны и смог только головой покачать.
— Дэвид, — воззвал он. — Прекратите немедленно, вы ведь не истерическая барышня с подготовительного курса!
В ответ за дверью страдальчески сообщили, что все истерические барышни в университете заканчиваются после первого же посещения анатомического театра.
— Тем более! — хмыкнул следователь. — Дэвид, ну что за ребячество? Всем известно, что вы пока всего лишь стажер, если вы и сделаете ошибку, ничего катастрофического не произойдет… а я буду знать, какое направление следует проработать с вами получше.
— Вот именно! — простонали в соседнем купе. — Я бездарность!.. Господин Бессмертных, вы просто привыкли к моей глупости и щадите меня по душевной доброте!
— Душевной доброте?.. — шепотом поинтересовался невесть как оказавшийся рядом доктор Немертвых. Впрочем, Бессмертных же не запирал дверь в купе.
Следователь в ответ только руками развел.
Доктор прислушался к страданиям стажера и негромко вынес вердикт:
— Острый приступ углубленного самокопания, отягощенного комплексом неполноценности. Оставьте его, Руперт, это либо пройдет само, либо вам придется найти себе другого стажера.
— Да меня ведь вполне устраивает этот! — воскликнул Бессмертных, и за дверью воцарилась тишина. — Неотесан немного, но это проходит, я в его годы был немногим лучше… Инопланетян повсюду видит, но кто из нас без странностей? Про мои так уж лучше вовсе не упоминать, чтобы людей не пугать… А остальное с годами придёт. Будь он вовсе бревно бревном, неужто я повесил бы на себя такую обузу?
— Сомневаюсь, — хмыкнул доктор.
— Правда? — спросили за дверью и, кажется, даже шмыгнули носом.
— Дэвид, вы сейчас выведете меня из себя, — пообещал Руперт вполне миролюбиво. От этого его тона обычно поджилки тряслись даже у закоренелых рецидивистов. — Немедленно отоприте.
По ту сторону двери раздался протяжный вздох, лязгнул засов, и взорам присутствующих явился Дэвид Дубовны.
— Понятно, — сказал Бессмертных, окинув взглядом стажера. — К завтраку вы не выйдете.
— Так я ведь это и говорил! — трагически воскликнул юноша. — Я ничего, совершенно ничего не…
— Не по этой причине, — прервал его следователь и переглянулся с доктором. — Теодор, у вас не найдется чего-либо успокоительного?
— С собой — боюсь, нет, — лаконично ответил тот. — Но можно пригласить многоуважаемого Вит-Тяя. У беарийцев, знаете ли, принято давать наркоз или же успокаивать буйных больных ударом кулака…
— Обойдемся без столь радикальных мер, — вздохнул Бессмертных. — Удара кулака поручика Дэвид может и не пережить…
Он вернулся к себе в купе и чем-то зашуршал в чемодане.
Дэвид, небритый, взъерошенный, с покрасневшими глазами, в сбившемся на сторону и распущенном галстуке, в расстегнутом пиджаке и мятой рубашке бессильно привалился к дверному косяку и посмотрел на доктора в поисках поддержки. Увы, Теодор Немертвых чуткостью похвастать не мог, а в добрые психотерапевты так и тем более не годился по ряду причин, поэтому молчаливый призыв Дэвида остался без внимания.
— Залпом, — приказал Бессмертных, возвращаясь и протягивая Дубовны маленький серебряный стаканчик из дорожного несессера.
Тот, готовый принять из рук патрона хоть яд (возможно, сейчас это показалось бы ему лучшим выходом), взял стаканчик и покорно осушил его до дна, после чего вытаращил глаза и закашлялся.
— Хорошее средство, — одобрил доктор. — Проверенное.
— А теперь — спать, — приказал следователь. — До обеда как минимум! Вы, я вижу, всю ночь… хм… штудировали литературу? Вот ведь олух… гхм… Дэвид, вам понятно мое распоряжение?
— Д-да-а… — с некоторым удивлением выговорил тот. Глаза его упорно не желали смотреть в одну точку.
— И чему только учат современную молодежь? — поинтересовался Бессмертных у доктора. Тот философски пожал плечами. — Дэвид! Разворот на месте!
Сложным пируэтом тот выполнил требуемое.
— Три шага до полки! Лечь!
Последнее распоряжение было уже излишним — стоило голове Дэвида войти в звучное соприкосновение с томом комментариев на сей раз к Уголовному кодексу, как звучный храп сотряс купе.
— Знаете, Руперт, — заметил доктор, поглаживая рукоять трости, — этот юноша сработан из довольно прочного материала. Кто другой свалился бы еще до первой вашей команды, и пришлось бы нам с вами перетаскивать это тело на полку, не бросать же на полу!
— Пожалуй, — согласился следователь. — А ведь, дорогой Теодор, слабее это средство не стало, скорее, наоборот.
— Вы уверены, что к обеду он будет в состоянии хотя бы принять вертикальное положение? — кротко поинтересовался тот.
— Вполне, — отчеканил Бессмертных и поправил галстук. — Доза мизерная, организм молодой, здоровый. Разве что голоден будет, как волк, но это и к лучшему… Идемте, Теодор?
Доктор кивнул, усмехнувшись: знаменитую «бессмертновку» следователь готовил сам по какому-то экзотическому рецепту, доставшемуся ему от прапрабабушки, настаивал на неведомых травах годами, а употреблял крохотными порциями исключительно в чрезвычайных ситуациях в качестве лекарства от любого недуга, телесного ли, душевного… Впрочем, каким-либо иным способом пить это зелье смог бы, разве что, беариец, но и то еще неизвестно. Доктору довелось как-то отведать «бессмертновки»: впечатления оказались более чем сильными, и повторения он, если честно, не желал, предпочитая обходиться своими методами…
Итак, в вагоне-ресторане было, как обычно, свободно и достаточно уютно. Взоры присутствующих приковывал господин Мягко-Жестоких, красовавшийся сегодня в жемчужно-сером костюме и расточающий улыбки направо и налево.
Общая беседа никак не клеилась: поручик предпочитал помалкивать в присутствии такой важной особы, Пол Топорны вообще разговорчивостью не отличался, доктор Немертвых — тоже, разве что сами адвокат со следователем припоминали дела давно минувших дней и прежних знакомцев. Этого занятия им вполне хватило на всё время завтрака и даже немного больше.
Первым откланялся поручик, пробасивший, что ему надобно проверить, как там его гвардейцы (вообще-то он был намерен узнать, как чувствует себя младшая сиятельная госпожа и не нужно ли ей чего, но говорить, что та отравилась, было глупо, эту уловку уже использовал следователь). Следом поднялся Топорны. Этот вовсе ничего не сказал, просто кивнул собравшимся, взял свой дипломат и ушел, игнорируя взгляды неких дам по фамилии Приятненьких и Полненьких. (Те уже оставили пост в лазарете, с негодованием обнаружив, что и несчастный Сверло-Коптищев, и его камердинер, обретшие было приятную полноту, стремительно сдуваются под действием новейших антикомариных препаратов. Теперь дамы искали новую жертву, и взгляды их раз за разом падали на господина городского адвоката… Тот взгляды замечал и загадочно улыбался, чем повергал дам в некоторое недоумение.)
— Господин Немертвых, — произнес господин Мягко-Жестоких, — право, я обещал рассказать вам о вашем замечательном приобретении, но, каюсь, мы с Рупертом несколько увлеклись воспоминаниями.
Доктор сделал жест, который можно было расценивать как угодно.
— Кроме того, — добавил адвокат, — с нами не было очаровательной госпожи Кисленьких… если я верно понял господина поручика, она несколько переутомилась? Какая жалость! Я полагаю, она могла бы поведать немало интересного о мухоборах с точки зрения специалиста. Увы, мои знания о них базируются в основном на личных наблюдениях и могут быть недостаточно полны. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы отложим разговор ненадолго? Я искренне рассчитываю, что госпожа Кисленьких составит нам компанию!
— Ну разумеется, — кивнул Немертвых и погладил трость.
— О! — воздел палец адвокат. — Как верно вы это делаете! Знаете ли, считается, что мухоборы — существа безмозглые, живущие лишь инстинктами, но я, как человек, просуществовавший рядом с одним из них много лет, должен решительно опровергнуть это мнение. Они так привыкают к рукам и ценят ласку… — Он нежно коснулся рукояти своей трости. — Цисси теряет аппетит, когда я по каким-либо причинам не могу уделять ей достаточно внимания. Поэтому гладьте, гладьте вашу крошку почаще, и она отблагодарит вас самой искренней привязанностью! Кстати, вы так и не подобрали ей имя?
— М-м… — произнес доктор, думавший над этим сложным вопросом всё утро и отбросивший десятка два вариантов как совершенно неподходящих. — Мне показалось, ей подошло бы имя Белла.
— Белла… — задумчиво произнес Людвиг Эрнст. — Белла… На мой вкус, очаровательно. Называйте ее так постоянно и, если она решит зваться именно так, вы это поймете.
— А если нет?
— Тогда вам придется придумать другое имя, — развел руками адвокат и поднялся. — Что ж, продолжим беседу чуть позже, мне еще нужно закончить с кое-какими бумагами… Руперт, было невыразимо приятно вновь побеседовать с вами и, надеюсь, я не злоупотреблю вашим гостеприимством, если присоединюсь к вам не только за обедом, но и за ужином?
