- Совершенно справедливо!
- Она держит противников в тревоге, а для публики составляет своего рода загадку. Ведь мне ничего бы не стоило разом написать столбцов десять или двенадцать, но я именно хотел сначала несколько заинтересовать публику, а потом уж и зарядить дней на двадцать!
- Да; очень может быть, что вы и правы! - как-то уныло отозвался Менандр.
- Вторая статья у меня уж почти готова, то есть готовы рамки. "В прошедший раз мы обещали нашим читателям", "таким образом, из сравнения статистических данных оказывается", "об этом интересном предмете мы побеседуем с читателем в следующий раз" - все это уж сложилось в моей голове. Затем остается только наполнить эти рамки - и дело с концом.
После этого вечер, видимо, начинал приходить к концу, так что некоторые пенкосниматели уже дремали. Я, впрочем, понимал эту дремоту и даже сознавал, что, влачи я свое существование среди подобных статей, кто знает - быть может, и я давно бы заснул непробудным сном. Ни водки, ни закуски - ничего, все равно как в пустыне. Огорчение, которое ощутил я по этому случаю, должно быть, сильно отразилось на моем лице, потому что Менандр отвел меня в сторону и шепнул:
- Пусть уйдут! Мы с тобой выпьем и закусим.
И действительно, едва скрылся в переднюю последний гость, как Менандр повел меня в столовую, где была накрыта роскошная закуска, украшенная несколькими бутылками вина.
- Помянем, брат, доброе старое время! - воскликнул Менандр, наливая рюмку водки, - хорошо тогда было!
- А теперь разве...
- Да как тебе сказать! Уважаю я этих господ, очень уважаю, а коли правду сказать, прескучно с ними! Не едят, не пьют, все передовые статьи пишут!
- А мы с тобой и до сих пор помним старую пословицу: "Потехе время и делу час"!.. Так, что ли, душа моя?
- Да, голубчик, этак-то лучше. Право, иногда зло меня берет! Брошу, думаю, всех этих анафем! Хоть в лес, что ли, от них уйти!
- Ну, брат, это такие молодцы, что и в лесу сыщут!
- Отыщут, дружище! отыщут! (Менандр как-то безнадежно вздохнул.) Кстати: как тебе понравилась статья Нескладина?
- Да как бы тебе сказать? Странно как-то. В заголовке, во-первых, Санктпетербург, во-вторых, 30-го мая, - зачем это? Ведь, коли говорить правду, статья нимало не проиграла бы, если б в заголовке поставить: Остров Голодай, 31-го мартобря.
- Именно, брат, мартобря. Жилы они из меня этим мартобрем вытянули. Как ни возьмешь в руки газету - так от нее мартобрем и разит!
- А я ведь вчера подумал, что ты один из искреннейших пенкоснимателей! А ты, брат, как видно, тово...
- Ах, жизнь они мою отравили! Самого себя я проклял с тех пор, как они меня сетями своими опутали... Ты еще не знаешь, какой ужасный человек этот Неуважай-Корыто!
Эта исповедь поразила меня, но сомневаться в искренности ее было невозможно.
Менандр действительно страдал; на глазах у него были слезы, а когда он произнес фамилию Неуважай-Корыто, то даже затрясся весь.
- Ну, скажи на милость, - продолжал Менандр с возрастающею горечью, разве Белинский, Грановский... ну, Добролюбов, Писарев, что ли... разве писали они что-нибудь подобное той слюноточивой канители, которая в настоящее время носит название передовых статей?
- Знаешь, оно не то чтобы что... а действительно глуповато как-то!
- Глуповато! нет, ты заметил ли, что этот Нескладин нагородил? Это, брат, уж не глуповато, а глуповатище! Выпьем, брат, вот что!
Выпили.
- Ты не знаешь, как они меня истязают! Что они меня про себя писать и печатать заставляют! Ну, вот хоть бы самая статья "О необходимости содержания козла при конюшнях" - ну, что в ней публицистического! А ведь я должен был объявить, что автор ее, все тот же Нескладин, один из самых замечательных публицистов нашего времени! Попался я, брат, - вот что!
Выпили вновь.
- Ты не знаешь, - продолжал Менандр, - есть у меня вещица. Я написал ее давно, когда был еще в университете. Она коротенькая. Я хотел тогда поместить ее в "Московском наблюдателе"; но Белинский сказал, что это бред куриной души... Обидел он меня в ту пору... Хочешь, я прочту ее тебе?
- Сделай милость, голубчик! Менандр вскочил и устремился в кабинет.
- Вот она, - сказал он, возвращаясь ко мне с листочком почтовой бумаги, - и называется "История маленького погибшего дитяти". Одну минуту внимания и ты узнаешь исповедь моей души.
Вслед за тем он всхлипывающим от волнения голосом прочитал:
История маленького погибшего дитяти
Новелла
"Жило на свете маленькое дитя. И оно задолжало. Оно любило леденцы, грецкие орехи и пастилу в палочках. И когда продавец сластей приступил к нему с требованием уплаты, дитя, опасаясь тюрьмы, обратилось к могущественным людям, указывая на свое рубище и на свои способности. И что оно без пастилы жить не может. Тогда могущественные люди сказали ему: хорошо! мы поможем тебе! Но ты должно поступить в шайку пенкоснимателей и отнимать жизнь у всякого, кто явится противником пенкоснимательству! И оно поступило в шайку пенкоснимателей и поклялось отнимать жизнь; но таковой до сих пор ни у кого отнять не могло. Такова история маленького погибшего дитяти".
Конец
- Теперь ты меня понял, надеюсь? Вот еще когда я провидел это гнусное пенкоснимательство! - воскликнул Менандр, грузно приникая головой к столу.
Я сжал его руку, и так как горе его было неподдельно, то постарался утешить его.
- Послушай, друг мой! - сказал я, - обстоятельства привели тебя в лагерь пенкоснимателей - это очень прискорбно, но делать нечего, от судьбы, видно, не уйдешь. Но зачем ты непременно хочешь быть разбойником? Снимал бы себе да снимал пенки в тиши уединения - никто бы и не подумал препятствовать тебе! Но ты хочешь во что бы то ни стало отнимать жизнь!! Воля твоя, а это несправедливо.
- Кто? я-то хочу отнимать жизнь? Господи! да кабы не клятва моя! Ты не поверишь, как они меня мучают! На днях - тут у нас обозреватель один есть принес он мне свое обозрение... Прочитал я его - ну, точно в отхожем месте часа два просидел! Троша у него за душой нет, а он так и лезет, так и скачет! Помилуйте, говорю, зачем? по какому случаю? Недели две я его уговаривал, так нет же, он все свое: нет, говорит, вы клятву дали! Так и заставил меня напечатать!
- Странно мне во всем этом одно: если вы, как ты уверяешь, выступаете прямо с намерением отнимать жизнь у всякого, кто не занимается пенкоснимательством, то отчего же и у вас не отнимут жизни? ведь это, кажется, очень нетрудно!
- Нет, брат, теперь это очень и очень даже трудно. Если бы прихлопнули нас в то время, когда мы только что начинали разводить нашу канитель, - ну, тогда, точно, это было бы нетрудно. Тогда и публике оно было бы понятнее, да и у нас кое-какая совесть еще была. А теперь, когда мы и сами вошли во вкус, да и публику отуманило наше пенкоснимательство, - ничего ты с нами не поделаешь! Как ты ни прижимай меня к стене - во-первых, с меня нечего взять... гол, братец, я как сокол! а во-вторых, я все-таки до последнего издыхания буду барахтаться и высовывать тебе язык! Я, брат, отлично эту штуку понял, что покуда я барахтаюсь - какие бы я пошлости ни говорил, публика все-таки скажет: эге! да этот человек барахтается, стало быть, что-нибудь да есть у него за душой! Впрочем, что толковать об этом! выпьем!
Менандр несколько раз прошелся взад и вперед по комнате, потер себе лоб и сказал:
- Да; нет мне от них спасения! Эй! Кто тут! отнести статью господина Нескладина в типографию! Теперь газета наша обеспечена. Он, по крайней мере, нумеров пятнадцать будет закатывать по семи столбцов!
Менандр посмотрел на меня и разразился хохотом.
- А я еще тебя хотел завербовать в нашу газету! - воскликнул он, - нет, уж лучше ты не ходи... не ходи ты ко мне, ради Христа! Не раздражай меня! Белинский! Грановский! Добролюбов... и вдруг Неуважай-Корыто! Черт знает что такое!
Менандр вытянул руку во всю величину и повторил: Неуважай-Корыто! Я, в свою очередь, взглянул на него: он был пьян.
Между тем розоперстая аврора уже смотрела во все окна и напоминала о благодеяниях сна.
- Прощай, брат!.. Пожалуйста! прошу тебя, ты ко мне не приходи! Покойной тебе ночи, а я пойду екатеринославскую корреспонденцию разбирать. Там, брат, нынче сурки все поля изрыли - вон оно куда пошло!
Мы вошли в переднюю, и, о ужас! - застали там самого Неуважай-Корыто, который спал на лавке или притворялся спящим.
- Он нас подслушивал! - шепнул мне Менандр.
Неуважай-Корыто между тем протирал глаза и бормотал:
- А я калоши искал, да, кажется, и заснул. Боже! четвертый час! А мне еще нужно дописать статью "О типе древней русской солоницы"! Менандр Семеныч! а когда же вы напечатаете мою статью: "К вопросу о том: макали ли русские цари в соль пальцами или доставали оную посредством ножей"?
Но Менандр смотрел на него осовелыми глазами и мычал что-то совсем несообразное...
- Закусывали?! - язвительно заметил Неуважай-Корыто и стал отыскивать калоши.
В углу, действительно, стояли огромные зимние боты, в которые Неуважай-Корыто и обул свои ноги, к величайшему изумлению "веселого мая", выглядывавшего в окна.
