— Прежде я хочу задать тебе вопрос.
— Слушаю.
— Сегодня днем ты получил письмо.
Маркиз насупил брови.
— Да. И что из того?
Она сложила руки на груди.
— Кто такая леди Стэнтон?
Господи. Он никак не ожидал, что Виктория могла ревновать его. Это что-то новенькое.
— Тебе не следует о ней беспокоиться. — Не хватает только, чтобы она начала перехватывать его корреспонденцию в поисках разгадки.
— Понятно. Тогда не жди, что и я буду что-то рассказывать тебе. — Виктория попыталась пересесть на прежнее место, но Синклер вытянул руку, пытаясь удержать ее рядом с собой — он не собирался провести еще одну ночь в одиночестве.
— Проклятие, Лисичка. Есть вещи, которые я просто не могу рассказать тебе, — пробурчал он. — Это не мой секрет.
Раздраженное выражение ее лица постепенно смягчилось.
— Все, чего я хочу, это чтобы ты был честным со мной.
— Я попытаюсь. Но и ты будь честной со мной. Что случилось сегодня? — Он снова взял ее за руку и начал целовать тонкие пальцы.
— Не надо — меня от этого бросает в жар, а я должна буду сидеть в театре и добрую половину ночи притворяться, что не замечаю тебя.
— Тебя бросает в жар из-за меня? — повторил он, почувствовав себя безмерно счастливым от услышанной новости.
— Ты прекрасно знаешь, что это так.
— Ладно, теперь ты расскажешь мне, что случилось. — Глубокий вырез ее лилового платья дразнил его, и он пробежал пальцами по обнаженной коже ее груди. — Иначе я ничего не могу обещать. — Чувствуя, что она задрожала, он наклонился вперед, касаясь ее губами.
— Синклер… не делай этого.
— Тогда поговори со мной, — прошептал он, скользнув пальцами под шелк ее декольте. Она прикрыла глаза и соблазнительно приоткрыла рот. Син засмеялся и возобновил череду поцелуев. У него кружилась голова от мысли, что он так сильно действует на Лисичку Фонтейн, и одновременно ему мешало чувство беспомощности, поскольку она с такой же силой действовала на него. Он никогда не зависел от кого-либо так, как сейчас, хотя и не знал, нравится ему это ощущение или нет.
Виктория запустила пальцы ему в волосы и отодвинула его голову от своей вздымающейся груди.
— Хорошо, хорошо. Лорд Кингсфелд просто… сказал кое-что, чего я не оценила.
Маркиз нахмурился, почти желая, чтобы она сопротивлялась немного дольше.
— Так что он сказал тебе?
Она несколько мгновений изучала его лицо.
— Ты не заметил?
Это не обещало ничего хорошего.
— Очевидно, нет.
— Он сказал, что я хорошенькая маленькая птичка.
— И ты не оценила это, потому что…
— Ты тоже считаешь меня хорошенькой маленькой птичкой? — Виктория крепко сжала губы.
— Я не полный идиот и не собираюсь отвечать на это.
— А я?
— Лисичка…
— Почти все, что сказал мне твой друг, было оскорблением. Ты не заметил этого или тебя это не волновало?
Он снова нахмурился:
— Я думал совсем о другом.
Виктория откинулась назад.
— Знаю. Просто… я не понимаю, как такие умные люди — ты и твой брат — могли дружить с этим человеком с птичьими мозгами.
К счастью, Синклер уже понял, что не стоит выступать в защиту Остина. Лисичка не такая уж чересчур чувствительная особа, и все же что-то оскорбило ее.
Это была его вина — он не обратил внимания на то, как Остин обходился с ней, его интересовало только то, что граф знал о Томасе. У него начало складываться впечатление, что его собственные недостатки травмировали ее больше, чем оскорбления, нанесенные Кингсфелдом.
— Синклер?
— Извини. Я просто…
— Пытался понять, почему я так расстроена, — докончила она. — Не знаю. До сегодняшнего дня я никогда не разговаривала с ним. — К его удивлению, Виктория прижалась щекой к его плечу. — Почему-то мужчины считали меня дурочкой. — Она вздохнула. — Хорошенькую репутацию я себе заработала.
Странное ощущение возникло в груди Синклера, неизвестное и одновременно знакомое. Маркиз задержал дыхание, пытаясь запомнить его: теплое, близкое, оно поселилось где-то в районе его сердца.
— Виктория, — сказал он нежно, не желая нарушить установившийся между ними мир, — никто не имеет права оценивать способности кого-то другого.
Целую минуту она молчала и наконец сказала с легкой дрожью в голосе:
— Знаешь, Синклер, для отъявленного негодяя ты временами бываешь очень приятным.
— Благодарю. Уверена, что не хочешь вернуться в Графтон-Хаус?
Он почувствовал, как она качнула головой:
— Нет. Обещаю, что не буду мешать тебе появляться в свете и вести расследование.
В этот миг Лисичка казалась очень покорной, но, к счастью, экипаж остановился прежде, чем он успел схватить ее в объятия.
Театральное фойе было заполнено блестящей знатью, и на мгновение у Синклера возникло ощущение, что он находится в чьей-то шкатулке с бриллиантами. Хотя двигаться можно было только с трудом, друзья и поклонники Виктории сумели немедленно окружить ее.
— Лайонел сказал, что здесь соберется весь свет! — воскликнула Люси Хейверс. — У Софи Анжу сегодня лондонский дебют. Ожидают, что она будет восхитительна.
Синклер подавил готовое сорваться с языка проклятие. Из всех мест, которые он мог посетить со своей женой, это, наверное, было самым скверным, так как здесь, оказывается, устроилась Софи Анжу.
— А ты видел мадмуазель Анжу, когда она выступала в Париже? — спросила Виктория с простодушной проницательностью. — Говорят, она пользовалась там большой популярностью.
— Да, — небрежно ответил он. — У нее прелестный голос. — И несколько других обворожительных мест, с которыми он хорошо ознакомился во время своей службы в интересах военного министерства.
— Олторп!
Все еще не привыкший к этому имени, Синклер обернулся и увидел, что к ним подошли Кит и бабушка Августа. Кит улыбался как лунатик, и за ним, словно на буксире, шел лорд Кингсфелд.
— Посмотри, кого я нашел.
Первым инстинктивным желанием Синклера было уложить своего предполагаемого друга на обе лопатки за то, что тот вел себя как вельможный шут по отношению к его жене. Однако прежде чем он собрался преподать ему урок, рука Виктории скользнула вниз и сжала его пальцы. Он заставил себя расслабить напряженные мускулы. Если Виктория захотела взять его за руку, расправа с Кингсфелдом могла подождать до тех пор, пока они останутся наедине.
— Большое спасибо за ваше приглашение на сегодняшний вечер, — сказала Виктория и поцеловала Августу в щеку.
— Это я должна благодарить вас, поверьте мне. — Пожилая дама бросила красноречивый взгляд на Сина, который притворился, будто ничего не понимает. Он действительно не сделал ничего, чтобы заслужить ее прощение: не сказал ей правду и не нашел убийцу Томаса.
