висками, смотрит именно на меня. То, что он отец Терентия, как говорится, налицо: мы схожи.
Мужчина был в лёгких белых брюках и рубахе, на сгибе локтя – полотенце. Явно с пляжа идут. И именно идут. Рядом с ним красивая белокурая женщина, а к её ногам жмётся девочка лет пяти. Семья, без сомнения. Как он узнал во мне сына? Ах да, характерное родимое пятно на лопатке. Вот, блин, попадос.
– Ну да, я Терентий, – задумчиво протянул я.
Вся очередь нам внимала: стоять скучно, а тут хоть что-то интересное. Мужчина направился было ко мне, но я выставил ладонь, останавливая его.
Не приближаясь ко мне, он сказал:
– Ты меня, наверное, не помнишь, ведь когда война началась, тебе два годика было. Тебя с матерью эвакуировали. Я пытался узнать о вас и во время войны, и после, но такая неразбериха кругом… Сведений не было. Ты здесь живёшь? С кем?
– Так, позже поговорим. То, что вы, возможно, мой отец, отрицать не буду, внешнее сходство налицо. Да и беженка, которая через наше село проходила и меня оставила, сказала, что я сын красного командира, моя мать погибла. Это всё, что я знаю. Вечером приходите к нашему лагерю, мы там дальше по берегу стоим. Автобус увидите, несколько палаток. Спросите, меня там все знают.
– Подожди, как я тебя отпущу? А если ты опять пропадёшь?
– Я живу в селе Андреевское Сталинградской области, у меня там приёмная семья. Там меня легко найти. Левша я, все знают.
– Что-то придумывать любишь?
– Левша – это моя фамилия, я взял фамилию стариков, приютивших меня. Они погибли в сорок третьем, нас всех одной миной накрыло, советской. Мне ногу повредило.
– Те шрамы у тебя?..
– Да, меня лечили военные врачи, раньше нога не сгибалась. Вы успокойтесь (а то вижу, что на нервах) и идите, – я звонко хлопнул по шее, – а вечером приходите. Часов в семь. Да не ужинайте, мы вас покормим, с костра вкуснее.
Мужчина медленно кивнул, не сводя с меня жадного взгляда, и ответил:
– Хорошо, приду.
Часто оборачиваясь, он с семьёй двинул в одну из улочек и, наконец, скрылся. Уф, я даже вздохнул с облегчением. Мне тоже нужно всё обдумать и прикинуть, что делать дальше. Вот ведь проблема. Как бы этот папаша не надумал забрать меня от Марфы Андреевны. А такой может: видно, что с характером.
Тут подошла моя очередь, и я отвлёкся: подставил канистры под тугую струю ледяной воды, наполняя их, заодно сам напился. Вообще, за водой ездили парами, так как одному подростку тяжело поднять канистры, вдвоём проще. Но я ездил один: незаметно помогал себе телекинезом, и для меня канистры были как пушинки. Привязав одну из них к раме, а другую поставив на багажник, я покатил обратно.
Вернувшись в лагерь, я поставил канистры, одну сразу слил в пустое ведро с крышкой и черпаком (питьевая вода желающим) и крикнул:
– Давайте все сюда. Все подходите, чтобы потом дважды не рассказывать.
Когда все собрались в тени деревьев, я сообщил:
– Значит так, новость имеется. Пока я стоял в очереди за водой, познакомился с отцом. То, что отец, сомнений нет: мы настолько похожи, что я как на себя постаревшего в зеркале смотрю. Он, оказывается, меня искал, запросы отправлял, пока война шла, и после войны. В общем, опознал, сначала по родинке на спине. Мы на нервах были, нормально поговорить не могли, поэтому я его сюда на семь вечера пригласил. Обещал подойти. В общем, такая вот новость.
Да уж, удивил я многих. Вот так, случайно, найти отца – это не просто везение. Расходясь, люди обменивались мнениями, в лагере стоял лёгкий гул разговоров, перекрываемый звонкими голосами детей и подростков.
Ко мне подошли мои, и Анна-старшая спросила с волнением:
– И что, он тебя заберёт?
– Я что, собачка? Где живу, там и останусь. Тем более у него новая семья: жена и дочка. Дочка на меня чем-то похожа, видно, что родственники.
– А если он захочет тебя забрать?
– Не очень бы хотелось. У нас в семье я свободен, что хочу, то и делаю, а тут папаша явно военный. Меня строить у него не получится: я просто пошлю его и свалю. В общем, менять ту жизнь, что мне нравится, на не пойми что не хочу. И не думаю, что его супруга будет счастлива моему появлению в их семье. Ладно, чего сейчас гадать? Увидим, что будет.
– Да, увидим.
До вечера я купался, провёл удачную охоту, добыв три камбалы. Наши уже научились жарить их на противне. Рыба была незнакомая, но у местных поспрашивали, узнали пару рецептов, так что теперь вполне уверенно разделывают и жарят, обваляв в муке. Вкусно, между прочим. У нас появились ценители этой рыбки, и я один из них.
Отец Терентия (даже не знаю, как его зовут) появился раньше оговоренного срока – в полседьмого подошёл с женой. Дочки с ними не было, отчего многие из наших были разочарованы: хотели нас сравнить.
Все наши ждали их с нетерпением и теперь с любопытством рассматривали. А потом мы все сели ужинать (плов был в казане приготовлен). За ужином и пообщались. Я попросил мужчину рассказать, кто он и как так получилось, что я пропал.
Отца Терентия звали Алексеем Александровичем Левашовым. Он был лётчиком-истребителем, войну начал капитаном. Когда началась война, их полк стоял под Одессой. Он был москвич и жену с сыном отправил к своим родным, а они и сгинули. Когда я объяснил, где находится село, он тоже поразился такому выверту. Искал в сторону Киева, потому что именно туда шёл поезд, на который он посадил жену с ребёнком, а я оказался далеко в стороне. Очевидно, та женщина, которая меня оставила Левшам, и проложила такой маршрут.
Сейчас Левашов – генерал-майор ВВС, Герой Советского Союза, имеются и другие награды. Двадцать шесть лично сбитых самолётов и семь в группе. Женился повторно в сорок пятом, когда официально подтвердили, что супруга его, до этого числившаяся как пропавшая без вести, погибла. Дочка родилась в конце сорок пятого. Сейчас Левашов командует истребительной дивизией, где не сказал, а здесь находится на отдыхе, первом после войны. Наша встреча действительно была случайной.
А потом я, ничего особо не скрывая, рассказал о себе с момента, как очнулся в теле Терентия, честно признавшись, что из-за недолгой смерти потерял память. Год пробыл у военных врачей, восстановили мне колено, смог ходить. Шрамы пока хорошо видны, багровые. Живу, помогаю чем могу приёмной
