Он снова и снова прогонял вдоль ствола облезлую протирку. Монотонные движения руки были похожи на те вдохи и выдохи, и он, как тогда, начал в такт повторять: «Я побеждаю! Я побеждаю! Я побеждаю!»
Сейчас это уже походило на правду. Он был почти уверен в себе. А тогда он курса так и не закончил. Бросил все к чертям собачьим после трех недель мучений. И не потому, что ему не хватило веры в себя и силы воли — ему ужасно хотелось стать сильным. А лишь из-за полного отсутствия хотя бы малейшего прогресса. День за днем число упражнений, отмеченных красным карандашом, росло и росло. Скоро их уже стало больше, чем выполненных, и как-то вдруг оказалось, что у него просто-напросто нет сил, чтобы стать сильным.
Зато теперь все по-другому. Конечно, он не стал Мистером Нокаутом или Джо Бомоно; таким, как они, он никогда не будет, но он все же немного набрал вес и был уже в состоянии пробежать утром до завтрака традиционные две мили солдатского кросса, не задыхаясь я не ловя в изнеможении воздух ртом, как рыба, выброшенная на песок. А это уже кое-что значило. К тому же зачем ему гнаться за Мистером Нокаутом? Парень действительно здоров как бык, бугай настоящий, да зато непроходимо глуп, к тому же и стрелять не умеет — зачет по стрельбе так и не сдал, как ни старался. Вот и выходит, что хоть мускулатура у него и могучая, а выпуск-то ему не больно светит. Адамчик же физическими данными, конечно, не блещет, но все тесты по общему развитию сдал неплохо, был третьим во взводе на зачете по истории и традициям морской пехоты и вот, пожалуйста, по стрельбе оказался в первой семерке. Нет, он определенно чего-то уже добился. Пусть Магвайр и Мидберри, Уэйт или Филиппоне этого пока и не замечают, но сам-то он чувствует, что успех налицо, дело идет на лад.
В эту ночь, когда скомандовали отбой, он долго не мог заснуть. Лежал на койке с открытыми глазами и думал, медленно перебирая по привычке четки. Правое плечо еще ныло от приклада, все тело требовало отдыха, но только что принятый душ и чистое белье, а главное, сознание того, что самый страшный зачет уже сдан, вселяли надежду на благополучный исход всего испытания. И к тому же этого всего он добился сам, своими собственными силами, без чьей-то помощи. Конечно, он каждый вечер молился богу, даже на стрельбище не расставался с четками, но все-таки не бог же на самом деле направил в цель все его пули. Нет, чудес не бывает. Он сам все сделал, своими силами.
При этой мысли Адамчик даже улыбнулся от удовольствия. Молитвы, конечно, помогают, сказал он мысленно себе, да только если ты сам чего-то стоишь, можешь что-то толковое сделать. А он вот смог!
Он свернул четки в шарик и тихонько спрятал их на старое место — в подсумок. Глубоко вдыхая воздух, почти физически чувствовал, как усталость постепенно уходит из тела, уступая место блаженной истоме…
16
Двое суток взвод провел в учебном городке рукопашного боя. В первый день принявшие их там инструкторы сперва показали все основные приемы действий штыком и прикладом, а потом заставили все отрабатывать до седьмого пота. Все элементы: длинный и короткий уколы, удары прикладом снизу и сверху, укол с последующим ударом прикладом и все прочее. При каждом движении солдаты должны были обязательно громко кричать и даже рычать по-звериному, чтобы застращать воображаемого противника, посеять ужас в его душе, лишить воли к сопротивлению. В общем, выбить из него всякий дух.
После этого, примкнув штыки и надев для безопасности на них ножны, солдаты почти до самого вечера отрабатывали приемы на чучелах.
— Длинным ко-оли! — кричал как резаный маленький штаб-сержант, старший в этом учебном городке. Он был весь как кукольный, прямо херувимчик с розовым личиком и большущими глазами, обрамленными длинными ресницами. — Ко-оли! — Десять солдат, стоящие в ряд перед чучелами, вскидывают разом винтовки и издают дикий, леденящий жилы вопль. К тому же сержант требовал, чтобы они при этом еще скалили зубы, как можно сильнее таращили глаза и вообще гримасничали, как умели. Это тоже действует на противника. Но. главное — крик. Громкий, пронзительный, хриплый — так, чтобы кровь стыла в жилах. И они кричали. Что было сил. Выли, вопили, рычали, хрипели. Ощерившись, с искаженными от чрезмерного усилия лицами, перекошенными ртами, безумно вытаращенными глазами.
После этого каждый солдат по очереди должен был сделать укол. И в этот укол требовалось вложить всю силу, отчаяние, жестокость и ненависть к врагу. А потом, воткнув в чучело штык, еще добавить прикладом.
— Добей же его! Добей! — хрипло орал сержант, прыгая рядом с солдатом. — Добей гада! Не видишь, что ли, он еще шевелится! Добей! Ну же! Давай!
Магвайр стоял неподалеку от инструктора. Он тоже весь горел от схватки, орал, подбадривая своих солдат:
— А ну, дай ему! Дай! Какого черта медлишь, подонок! Бей его! Чему тебя учили, слюнтяй! Шевелись!
Когда первая группа отработала прием, инструктор свистнул в свисток и вызвал вторую десятку. Десять пропахших потом солдат в грязно-зеленых комбинезонах заняли позицию. Они слегка согнули ноги в коленях, выпрямили спину, взяли винтовку на изготовку. Ждали команды. А перед ними на столбах в таких же грязно-зеленых, но только изорванных и растрепанных комбинезонах торчали десять чучел.
На следующий день взвод разделили на две группы. Их поставили на площадке одну перед другой и из каждой вызвали по одному солдату. Сержант-инструктор приказал им надеть боксерские перчатки и футбольные шлемы, а на лицо — маски, как у фехтовальщиков. Грудь и живот защищали стеганые куртки-нагрудники, в которых внутри были зашиты металлические пластинки. Солдаты называли их «броне-бикини». Каждый солдат получил в руки полутораметровую толстую палку, на обоих концах которой были прикреплены небольшие кожаные мешки с песком.
— Настоящий морской пехотинец, — обратился к взводу сержант-инструктор, — должен быть напористым и беспощадным. Ни минуты замешательства, ни секунды неуверенности! Лезть вперед, наступать, сбивать противника! Диктовать ему свою волю! А главное — непрерывно двигаться! Движение — залог успеха!
Он встал между солдатами, как рефери на ринге, чуть-чуть отвел их друг от друга.
— Вот сейчас поглядим, чему вы тут научились, — крикнул он. — Запомнили: ни секунды задержки. Оружие все время в движении. И бить! Бить без пощады! Остановился — значит пропал. Не ударил — сам получил. Не убил — сам подохнешь, как собака! Понятно? При-иготовились…
Отскочив в сторону, он пронзительно свистнул в свисток, и солдаты, опустив палки вперед, бросились друг на друга. Они вопили, визжали, кололи и били наотмашь палками. Вот солдат в черном шлеме, ловко отскочив в сторону, размахнулся что есть силы, и его палка обрушилась прямо на белый шлем противника. Тот охнул, ноги у него сразу подкосились, и он полетел животом вперед на истоптанную траву площадки.
— Чего стоишь? — истошно заорал инструктор. — Добей его! Не давай подняться! Коли!
Одна пара новобранцев сменяла другую. Площадка превратилась в настоящее ристалище. Солдаты визжали и рычали, били друг друга куда попало, сбивали с ног, добивали лежащего, вопили, кто от боли, кто от радости. Очередь подходила к Адамчику. От волнения и страха у него даже вспотели ладони, неприятно ныло под ложечкой. Глядя на противоположную шеренгу, он старался подсчитать, с кем же ему придется драться. Получалось, что с Купером, и от этого настроение его сразу улучшилось. Он больше всего боялся, как бы на его долю не достался Филиппоне или, того хуже, Мистер Нокаут.
Наконец пришла и его очередь. Выйдя из шеренги, он стал в боевую позицию — слегка согнул локти, чуть-чуть присел, палку взял перед грудью, немного наискось, как показывал инструктор.
Он толком так и не представлял, как же надо вести бой. Бойцом он никогда не был. Но в то же время чувствовал, что нужно только четко выполнять требования сержанта, делать выпады, наносить удары и стараться увертываться от ударов противника. А главное, погромче вопить и всячески запугивать его. К тому же они были надежно защищены, и можно было не бояться, что противник тебя покалечит.
Когда прозвучал свисток, он как-то особенно громко взвыл и резко прыгнул вперед. Купер ткнул палкой, целясь ему в голову, но промахнулся и тут же отскочил в сторону, успев увернуться от не очень грозного выпада Адамчика. Лицо его за сеткой было бледным и растерянным, губы плотно сжаты.
— Чего это вы скачете, как петухи? — недовольно крикнул инструктор. — А ну-ка, побольше агрессивности! Решительнее пошли друг на друга! Давай!
— Давай, червяки, пошевеливайся, — вторил ему откуда-то сзади голос Магвайра. — Покажите-ка, на что способны. — Голос штаб-сержанта сливался с мощным гулом шести десятков солдатских глоток, обладатели которых стояли тут же и выкриками одобрения или недовольства, свистом и улюлюканьем сопровождали поединок каждой из пар. Чей-то пронзительный фальцет, подзадоривая бойцов, все время выкрикивал: «Цып-цып… Цып-цып…» Стоявшие кругом смеялись.
