тысяч на покупку дома. Она разрешала ему пользоваться, как и раньше, придворными экипажами, оставить при себе прежних слуг в императорских ливреях. Екатерина писала: «Я никогда не позабуду, сколько я всему роду вашему обязана, и качества те, коими вы украшены и поелику отечеству полезны быть могут». Свое решение расстаться она объясняла так: «Я же в сем иного не ищу, как обоюдное спокойствие, кое я совершенно сохранить намерена». Она мягко уговаривая Орлова смириться с разрывом и не появляться при дворе хотя бы год. И уговорила.
Орлов остался жить в Москве в поместье своего брата Алексея – Нескучном. Постепенно он смирился с утратой своего величия. В 1776 году Григорий Орлов обвенчался со своей юной кузиной Катенькой Зиновьевой. Синод возмутился по причине их близкого родства и принял решение о разводе. Но Екатерина брак утвердила, более того наградила супругу своего бывшего фаворита орденом святой Екатерины и сделала ее статс-дамой.
Орлов жил то в Москве, то за границей. Писал государыне письма, Екатерина исправно отвечала. Она сохранила к покинутому любовнику нежные чувства и даже присылала ему подарки. Увы, семейная жизнь бывшего фаворита не сложилась, и счастья он не обрел. Красавица-жена его заболела чахоткой и умерла в двадцать с небольшим лет, не подарив Григорию Григорьевичу наследника. Он страшно затосковал и через год умер сам. Сохранились сведения, что в последние месяцы жизни он страдал сильным психическим расстройством. Екатерина отправляла ему лучших врачей, но категорически запретила им применять обычные в то время для психиатрии жестокие меры. Узнав о кончине Орлова, Екатерина не просто расстроилось, по ее собственному признанию, она «слегла в постель с сильнейшей лихорадкой и бредом», а придворный лекарь был вынужден пустить ей кровь, хотя обычно императрица редко пользовалась его услугами, предпочитая «бабкины средства». Иностранным дипломатам в те дни даны были строгие инструкции: никак не упоминать при разговоре с императрицей кончину ее фаворита, иначе государыня могла не совладать с собой.
От Орлова Екатерина имела сына Алексея Бобринского (1762–1813), дожившего до старости и породившего многочисленное потомство. Некоторые историки приписывают им еще одного ребенка – Наталью Алексееву, в замужестве Буксгевден, родившуюся в 1758 году, но в то время Екатерина и Орлов еще не были знакомы. К тому же в конце 1757 года Екатерина родила дочь Анну от Станислава Понятовского, и вряд ли вторая беременность наступила бы так скоро.
Новый любовник Екатерины – юный Александр Семенович Васильчиков, принадлежал к древнему княжескому роду. Он понадобился Екатерине лишь как временная замена Орлову, не более. Внимание на него она обратила, когда красивый молодой человек бывал в караулах в Царском Селе. Красавец получил ряд повышений и подарков, был назначен камер-юнкером, потом камергером, а затем занял комнаты, в которых ранее жил Григорий Орлов.
Васильчиков не был честолюбив и не имел блестящих дарований. Екатерина ценила его скромность. Года через два он надоел и был отправлен в отставку, получив подарки и пенсию. На Дворцовой площади для него был куплен дом Глазова, там он и жил, собирая западноевропейскую живопись и скульптуру.
Глава тринадцатая
Непросто управлять державой…
Казнь Емельки Пугачева в Москве. Литография. 1865
Подлинное изображение бунтовщика и обманщика Емельки Пугачева. Неизвестный художник. Между 1 и 28 октября 1774 года
Пугачев под конвоем. Гравюра. XVIII век
Маркиз Пугачев
Еще составляя свой знаменитый Наказ, Екатерина мягко увещевала: «надлежит, чтоб законы гражданские, с одной стороны, злоупотребление рабства отвращали, а с другой – предостерегали бы опасности, могущие оттуда произойти».
А что же за опасности? Екатерина боялась крестьянских волнений и понимала, что жестокость помещиков их провоцирует: «нужно, чтобы предупреждены были те причины, кои столь часто привели в непослушание рабов против господ своих». Увы, не предупредили!
Страшным потрясением для России в царствование Екатерины II стала крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева, русский бунт «бессмысленный и беспощадный». Началось восстание в сентябре 1773 года.
По берегам Яика[27], в калмыцких степях уже давно было неспокойно: там укрывались многие беглые крепостные. Не от хорошей жизни покинули они родные места и пустились в бега! В душе у этих людей кипели ненависть и гнев.
Много было и бродяг. Они шатались по казацким дворам, нанимаясь на временные работы, часто выпивали, а по пьяной лавочке рассказывали всякие небылицы. К этому все привыкли и обращали мало внимания на их россказни. Вот так и проглядело Яицкое начальство появление опаснейшего бунтовщика, выдававшего себя за чудом спасшегося императора Петра Федоровича. Восстание началось быстро и бурно. Уже в январе 1774 года Екатерина писала Вольтеру, что некий «разбойник с большой дороги» разоряет Оренбургскую губернию, край татар и ссыльных преступников.
Бунтовщики отличались звериной жестокостью: захватывая крепости, усадьбы и города, они казнили чиновников, офицеров и помещиков, не заботясь о том, совершили ли эти люди какое-то преступление против народа или же честно исполняли свои обязанности. Екатерина была прекрасно осведомлена обо всем. Она писала о Пугачеве: «После Тамерлана, я думаю, едва ли найдется кто-либо другой, кто более истребил рода человеческого. Во-первых, он вешал без пощады и всякого суда всех лиц дворянского рода: мужчин, женщин и детей, всех офицеров, всех солдат, какие ему только попадали в руки; ни единое местечко, по которому он прошел, не избегло расправы его; он грабил и опустошал даже те места, которые, чтобы избегнуть его жестокостей, пытались заслужить его расположение добрым приемом: никто не был у него безопасен от разбоя, насилия и убийства».
Столь же жестко вели себя по отношению к бунтовщикам и правительственные войска, которыми командовал Александр Суворов. «Маркиз Пугачев наделал мне много хлопот в этом году», – писала Екатерина Вольтеру, скрывая под напускной иронией нешуточное беспокойство.
Кровопролитная крестьянская война длилась несколько лет, жертвы были огромны. В итоге Пугачев потерпел поражение. В письме к Вольтеру Екатерина не скрывает своей радости по этому поводу: «С удовольствием, м. г., я удовлетворю вашу любознательность по отношению к Пугачеву; это будет мне тем удобнее сделать, что вот уже месяц, как он схвачен или, выражаясь вернее, связан и скручен своими собственными же людьми в необитаемой степи между Волгой и Яиком, куда он был загнан посланными против него со всех сторон войсками. Лишенные припасов и средств для продовольствия, товарищи его, возмущенные сверх того еще жестокостями, им творимыми, и в надежде заслужить прощение, выдали его коменданту Яицкой крепости, который и отправил его оттуда в Симбирск к генералу графу Панину. В настоящее время он в
