человек двадцать… Стали болеть и жители соседних домов. К августу 1771 года «моровая язва» охватила практически весь город и окрестности. Не хватало гробов, чтобы хоронить умерших, число которых достигало тысячи человек в день. Трупы скапливались в домах и на улицах, где лежали по нескольку дней, распространяя заразу.
Вместо того, чтобы бороться с болезнью, высокопоставленные чиновники покинули город. Уехали и люди побогаче, все, кто имел такую возможность. Город остался без управления. Крестьяне из окрестных сел и купцы боялись везти в Москву продовольствие, и в городе начался голод. На улицах орудовали мародеры. Люди были в панике.
У Варварских ворот находилась икона, считавшаяся чудотворной. Обезумевшие от ужаса москвичи – больные и здоровые – целовали ее, надеясь получить исцеление от болезни или избежать заражения. Несли к иконе и деньги, складывая их в ящик для пожертвований. Но никакого чуда не происходило, напротив сама икона стала источником страшной заразы, поэтому архиепископ Амвросий, человек умный и образованный, приказал убрать и ее, и кассу, а целование икон вообще запретить. Это мера понята не была: «народ» решил, что власти нарочно устроили чуму и специально убрали иконы, чтобы не дать людям избежать горя. Толпа штурмом взяла Донской монастырь, где укрывался Амвросий. Архиепископа выволокли на задний двор и убили с чудовищной жестокостью. Потом толпа принялась просто бессмысленно громить и грабить и монастыри, и жилые дома, и винные склады. Опьяневшие и совершенно лишившиеся рассудка мятежники стали разорять даже госпитали и карантины, избивая лекарей, которых обвинили в том, что они нарочно распространяют чуму.
Сведениях о творящихся в Москве ужасах дошли до Санкт-Петербурга. Екатерина взволнованно писала: «Фельдмаршал Салтыков писал мне о следующей катастрофе, происшедшей в Москве с 15 на 16 сентября старого стиля. Тамошний архиепископ, по имени Амвросий, человек умный и заслуженный, узнав, что в течение нескольких дней чернь толпами стекается к образу, которому приписывали силу исцеления больных (они приходили умирать у ног Богородицы), и что туда приносится множество денег, приказал запечатать печатью эту кассу, чтобы употребить ее потом на богоугодные дела: экономическое распоряжение, которое каждый епископ в полном праве сделать по своей епархии. Можно полагать, что он имел намерение снять этот образ, как делалось не раз, и что это было только предварительною мерою. В самом деле, такое скопление народа во время эпидемии могло только усилить заразу. Но вот что случилось. Часть этой толпы стала кричать: «Архиерей хочет ограбить казну Богоматери, надо его убить». Другая часть вступилась за архиепископа; от слов дошло до драки, полиция хотела разнять их, но обыкновенной полиции было недостаточно. Москва – особый мир, а не город. Самые ярые побежали в Кремль, выломали ворота у монастыря, где живет архиепископ, разграбили монастырь, перепились в погребах, в которых многие торговцы хранят свои вина, и не найдя того, кого они искали, одна половина отправилась к монастырю, называемому Донским, откуда они вывели этого почтенного старца и бесчеловечно умертвили. Другая часть продолжала драку при разделе добычи».
Войск в городе было очень мало, и справиться с бунтовщиками они не могли. Генерал-поручик Петр Дмитриевич Еропкин не покинул город и взял на себя командование, собрав отряды из солдат-добровольцев. Применял он жесткие меры: приказал нещадно рубить пьяных мятежников, палить по ним картечью… Всего было убито около сотни человек. Бунт удалось подавить, но даже сам Еропкин был ранен. Совершенно измученный произошедшим, он отправил Екатерине II донесение с просьбой уволить его с должности. Императрица очень внимательно отнеслась к донесению Еропкина и щедро наградила его, а из Петербурга в Москву отправился Григорий Григорьевич Орлов, наделенный чрезвычайными полномочиями. Орлов жаждал подвига, который бы его прославил. Борьба с чумой давала ему возможность стать народным героем. И если народ не желал видеть мужем царицы безродного выскочку Орлова, то вполне возможно, что герой, спасший Первопрестольную от черной смерти, был бы воспринят с иным чувством. «Все равно, чума или не чума, во всяком случае я завтра выезжаю; я давно уже с нетерпением ждал случая оказать значительную услугу императрице и отечеству; эти случаи редко выпадают на долю частных лиц и никогда не обходятся без риска; надеюсь, что в настоящую минуту я нашел такой случай и никакая опасность не заставит меня от него отказаться», – писал он.
Орловым действительно были приняты разумные меры для прекращения эпидемии: он приказал усилить карантины, создал изолированные инфекционные больницы и увеличил жалованье докторам, обещав выплату компенсации родственникам в случае смерти врача. Сумел организовать население и преодолеть панику. Началась дезинфекция жилищ и хозяйственные работы по очистке города от грязи и мусора. Благодаря Орлову в город возобновились поставки продовольствия и питьевой воды, городские службы вновь заработали, и Москва стала возвращаться к жизни. Мародеров и грабителей казнили на месте. Провел Орлов и тщательное следствие, выявляя зачинщиков бунта. Около трехсот человек были отданы под суд, 173 – биты кнутом и сосланы на каторгу, 4 человека казнены за убийство архиепископа Амвросия. Уже к ноябрю чума пошла на спад.
Судьба графа Орлова
Екатерина II отозвала Орлова обратно в Петербург, где его встретили с почестями, а на дороге в сторону Гатчины к его приезду возвели триумфальную арку с надписью «Орловым от беды избавлена Москва». Конечно, за этим последовали фейерверки, праздники…. Выбита была медаль, на одной стороне которой был портрет Орлова, на другой изображен Курций[26], бросающийся в пропасть: надпись гласила: «Такового сына Россия имеет». Это Орлов заметил Екатерине: «Прикажи переменить надпись, обидную для других сынов отечества». Явилась другая надпись: «И Россия таковых сынов имеет».
Но той награды, о которой так мечтал Орлов – руки императрицы – он не получил. Напротив, год спустя Екатерина отправила его в Фокшаны, вести с турками переговоры о мире, а в его отсутствие увлеклась неким вполне заурядным, но привлекательным внешне молодым человеком по фамилии Васильчиков. Орлов, бросив все дела и фактически сорвав переговоры, кинулся в Петербург, но наткнулся на заградительные кордоны, выставленные специально, чтобы не пропустить отставного фаворита. Орлов бушевал, искал обходные пути, но все дороги были перекрыты. Он писал императрице письмо за письмом, переходя от нежности к самому настоящему хамству, то молил, то угрожал, доходя до крайне резких выражений. Двор замер в ожидании. Это ж неслыханно – так дерзить государыне! Но монаршего гнева не последовало. Екатерина спокойно и кротко отвечала отставному любовнику, умоляя его избавить их обоих от тягостных объяснений и указывая на необходимость временной разлуки. Она просила Орлова взять отпуск и поселиться в Москве или в своих имениях. Она сохраняла ему ежегодное содержание в 150 тысяч рублей, дарила еще сто
