На козлах рядом с ним сидел таинственный незнакомец в старинном-престаринном одеянии тех времен. Он отказался назвать свое имя, но его звали лорд Монморенси. Старый Джим, однако, этого не знал.
Так они ехали через пустошь, но вдруг из-за дерева выпрыгнул человек в маске и плаще, на огромном, большом, высоком черном жеребце и, наведя на них пистолет, крикнул:
— Кошелек или жизнь!
Старый Джим полез было за своим пистолетом, но злодей застрелил его насмерть, и он старательно скончался, а верные Джо и Зефус лизали ему лицо, предварительно с большой ловкостью вылезши из своей упряжи.
Однако храбрый лорд Монморенси рвался в бой. С воплем «А ну, выходи, плевать я на вас всех хотел!» он выскочил из кареты, обнажил свой верный меч и, выбив пистолет из руки негодяя разбойника, схватился с ним в смертельном поединке.
Поединок длился очень долго. Точнее говоря, он длился до тех пор, пока старый Джим Дэнджерфилд не запротестовал:
— Так нечестно! Вы уже три часа фехтуете, а я лежи мертвым? Я сейчас оживу!
Между ним, лордом Монморенси и разбойником завязался спор относительно того, мог ли застреленный кучер дилижанса только притворяться мертвым, и, забыв про игру, все трое улеглись на траву, чтобы отдышаться.
— Дядя Генри один раз был разбойником, — задумчиво произнес Рыжик.
— Так, значит, его арестовали? — огорченно спросил Терри.
— Он был не из таких разбойников. Он все, что награбливал, отдавал бедным.
— Где же это было? — с явным недоверием спросил Терри.
— Э-эй, Микси! Хватит обсыпать меня пылью! — исчерпывающе ответил Рыжик. — Прошу прощения, ваше величество, но, ей-богу же, мне все глаза засорило.
— Когда мы вернемся… То есть, если бы мы не ушли в пираты, я попросил бы маму пригласить твоего дядю Генри к нам во дворец, — мечтательно протянул Макс. — Он ведь просто замечательный человек. Мои дяди мне меньше нравятся. А вот предки у меня есть чудесные. Я ведь потомок Чингис-хана.
— А, знаю! Я его видел. Ну, этот… банкир из Нью — Йорка. Он всегда останавливается в «Пикардии», — снисходительно заметил Рыжик.
— Наверное, это какой-то другой хан, — с сомнением ответил Макс. — Чингис, кажется, жил очень давно. А у моего дедушки было поместье в двести тысяч акров.
— Подумаешь! — заметил Терри. — Я знаю одного актера в Калифорнии, так у него миллион акров.
— Не может быть! — возмутился Макс.
— Нет, может! А у меня будет миллион миллионов акров, когда я вырасту, и я буду разводить пчел.
— Ничего ты не будешь, — сказал Макс жалобно. — А я возьму мобилизую свою армию и завоюю Румынию, Болгарию и еще много всяких стран, и тогда у меня будет миллион триллионов миллиардов акров. А другой мой предок был Сельджук.
— В жизни про него не слыхал! Ты когда-нибудь слышал про Сельджука, Рыжик?
— Не! Не слыхал.
— А один из моих предков, — продолжал Терри, — был шерифом округа Кэттарогес в штате Нью-Йорк!
— А мой дядя Генри был сержантом в Болгарии, — сообщил Рыжик.
— Знаете что? Давайте играть в солдат! — воскликнул Терри. — Кто из вас больше обучен военному делу?
— Я раз чуть не стал бойскаутом. Священник мне говорил, чтобы я записался, — задумчиво произнес Рыжик. — А ты что же, Микси? Раз ты король, — значит, уж тебя-то обучали военному делу.
— Совсем немножко, — признался Макс. — Только фехтованию и верховой езде пока что. Я, правда, фельдмаршал словарской армии и полковник британской армии, а в Италии я сразу адмирал и генерал, но только я еще все-таки не солдат.
— А я все знаю про военное дело! Я видел, как снимали эпизоды для «Большого парада»! — похвастался Терри, и Макс, которого немного обидело, что они ничего не слышали про его знаменитого предка Сельджука, вновь проникся восхищением перед своим героем, великим Терри Тейтом, и благоговейно произнес:
— Я видел этот фильм! А ты видел, как его снимали? Вот замечательно! Ты командуй одной стороной, а Рыжик пусть командует другой.
И началась очень хорошая война. Неисчислимые рукопашные сражения перемежались опустошительным пулеметным огнем — это Рыжик крутил свои часы стоимостью в три шиллинга шесть пенсов и рычал: «Р-р-р-р!»
Когда война закончилась, они снова улеглись в высокую траву, и Рыжик скромно поведал, как во время войны его дядя Генри в одиночку взял в плен сразу шестнадцать немцев.
Но Терри перебил его воплем:
— Я придумал мировую игру! Давайте играть в королей!
— Это же совсем неинтересно! — заспорил Макс.
— Да не в теперешних королей, а в таких, которые жили в старину. Я тебя научу. Тебе понравится, Микси. Я буду король, а ты, Рыжик, — лорд верховный палач.
— У королей не бывает лордов верховных палачей! — возразил Макс.
• — Нет, бывают! А раньше всегда бывали. Значит, Рыжик будет мой лорд верховный палач, а ты будешь мятежником, Микси, атаманом бандитской шайки.
— А кто будет бандитами? — обиженно спросил Макс.
— Джозефус, а то кто же, бестолочь! А теперь слушайте. Вот мой трон. — И Терри указал на большой валун.
Его королевское величество Терри опустился на трон и принял самую королевскую позу: левая рука упиралась в бедро, а правая помахивала предметом, который больше всего походил на стебель репейника, но для него был золотым скипетром.
— Вы с Джозефусом спрячетесь вон там за пригорком, — приказал он Максу, — и начнете подползать к нам. Вы банда восставших крестьян. А ты, Рыжик, — мой главнокомандующий.
— Но ты же говорил, что я какой-то верховный!
— Это потом, дурак! А теперь, Макс, валяй! Прячьтесь!
Когда Макс и Джозефус начали весьма реалистично подкрадываться к ним, яростными взглядами выражая свою ненависть ко всем монархическим институтам, король Терри обратился с мудрой речью к своему главнокомандующему, а также к толпам других придворных, теснившихся позади последнего:
— Внемлите, верные вассалы! Надежные посланцы принесли мне весть, что ад с цепи сорвался в наших горных владениях и шайка мятежников уже близка. В поход, мои верные армии, и возьмите их в плен. Курс на северо-северо-восток, мой верный полководец… Теперь иди бери их в плен, Рыжик, но только, Макс, сперва должна быть яростная битва.
Последовала яростная битва. Пока она бушевала, король Терри подпрыгивал от волнения и командовал:
— Эй, Рыжик, ты должен бежать сюда, ты же вестник и рассказываешь мне, как идет сражение; видишь, я стою вот тут в окне башни и гляжу на свои королевские равнины.
Верный полководец привел взятых в плен мятежников и, несмотря на жалобное «ой!», которое вырвалось у Макса, грубо бросил их к ногам короля. Тот тем временем спустился с башни (удивительно похожей на травянистую кочку), вновь уселся на троне и обратился к изменнику:
— Злодей, признаешь себя виновным?
— Что мне надо говорить? — растерянно спросил Макс. — Я же никогда раньше не играл в эту игру.
— И я не играл, дурак! Что у тебя, воображения нет? Ну, что сказал бы злодей, если бы король на него так закричал?
_ Не знаю… Ну, наверное, он сказал бы: «Нет, не признаю!»
— Нет, ты виновен! Главнокомандующий, виновен он или нет? Ты застал его за изменой, ведь так?
— Еще бы!
— Ну, тогда (теперь ты лорд верховный палач), тогда отрубить ему голову!
— Погоди! — запротестовал Макс. — Король не может приказать, чтобы человеку отрубили голову.
— Нет, может! Не говори глупостей! Если у вас в Словарии это им не разрешается, то в разных других местах они еще как рубят!
— Честное слово? — восхитился Макс. — Жалко, что мне нельзя. Михеловский у меня сразу бы без головы остался. Это мой гувернер — жуткая личность.
— Заткнись! Короля нельзя перебивать, ты что, не знаешь? Вот теперь тебе отрубят голову: И Джозефусу тоже. Стройтесь в процессию. Я пойду впереди, потом вы с Джозефусом, а позади Рыжик с топором — бери мой скипетр, Рыжик, это будет топор.
И они замаршировали под торжественно-безмятежный гимн «Вперед, солдаты-христиане!», который распевал Терри. И высокий трагизм этой минуты только совсем чуточку пострадал оттого, что Рыжик, прежде чем нанести роковой удар, посмотрел на свои часы (три шиллинга шесть пенсов) и воскликнул:
— Уже час! Надо бы перекусить. На пустой желудок я пиратничать не согласен!
В тех случаях, когда Бесси Тейт падала духом и чувствовала, что ею помыкают, она имела обыкновение спать до полудня, просыпаясь только для того, чтобы мысленно сочинить убийственное письмо своим врагам, и тут же вновь засыпая. Так и в это утро она в десять часов еще почивала среди бело-розовых кружевных думок, которыми украсила постель отеля «Пикардия», когда ее разбудил дружный вопль горничной и секретарши:
— Мадам! Мадам! Вас спрашивает дама! По-моему, это…
Бесси вне себя от ярости только-только успела привскочить на кровати, показав ночную рубашку, прозрачную, словно сетка от москитов, и выставить вперед чугунный подбородок, как в спальню ураганом ворвалась какая-то женщина и, отшвырнув в сторону горничную с секретаршей, крикнула:
