– Не может того быть! – изумился генерал. Из записей выходило, что Ибрагим Аль Хасан за ночь четырежды достиг удовлетворения, а его жена – пять.
– Араб, – коротко прокомментировал это техник, обслуживающий аппаратуру. – Я однажды за шейхом из Эмиратов следил, так тот вообще…
Генерал, находившийся в солидном возрасте, не дал ему закончить:
– В другой раз расскажешь. А теперь – кругом марш, делом заниматься!
Звукотехник и фотограф сидели на конспиративной квартире. За окном уже сгустилась ночь. Окна квартиры Аль Хасана были черны, как расплавленный битум, в них отражались низкие, подсвеченные огромным городом облака. «Звукач», у которого уши уже стали красными от постоянного соприкосновения с наушниками, включил динамик и уменьшил громкость. Квартира наполнилась тихими звуками страсти.
Фотограф, сидевший в низком кресле перед журнальным столиком, лениво потягивал пиво.
– Хоть бы по-русски говорил, урод! – бормотал он. – Его жена ни хрена из этого не понимает!
– Зачем тут понимать? – усмехнулся «звукач». – Ласковые слова говорит.
– Что-то слов у него немного.
– Можно подумать, ты в постели весь свой словарный запас используешь?
– Я еще с недельку подежурю, и сам по-арабски трахаться начну! Знаю уже как «быстрее» и «медленнее». Осталось выучить как «глубже» и «нежнее».
– Урод, – вновь отозвался фотограф, – знает же, что мы его прослушиваем, вот и старается. Лучше на наушники звук заведи, а то еще минут десять послушаю ее стоны и сам кончу.
«Звукач» усмехнулся.
– Ты – это ерунда, а вот генерал Гаркунов вряд ли на такие подвиги способен. То-то его достают наши записи, злющий ходит, как скорпион.
Из динамика доносилось частое прерывистое дыхание женщины, она то и дело срывалась на хриплый крик. Ибрагим же дышал размеренно, в такт движениям.
– Ты чего глаза прикрыл? – засмеялся «звукач». – Небось, представляешь себе сцену в подробностях?
– Я бы и в натуре посмотрел, – усмехнулся фотограф, – но этот урод в спальне шторы задернул, даже прибор ночного видения не поможет.
– Давай теперь ты сверху? – прохрипел Ибрагим по-русски после того, как его жена отдышалась.
– Ему еще мало, – возмутился «звукач»! Целый день колесит по городу, как угорелый, наши ребята за ним гоняются, ночью без задних ног падают. Мне Колька жаловался, что после дня слежки за иорданцем у него вечером одна только мысль, лишь бы жена не приставала, сил на нее не остается.
– А этот урод, – вновь обозвал иорданца фотограф, – только сил прибавляет.
– Арабы – одно слово. Говорят, негры еще круче. Тебе когда-нибудь за негром следить приходилось?
– Да, те еще хуже, – отозвался фотограф. – Во-первых, все на одно лицо, а во-вторых, ночью белки только видны да зубы.
– Зато негра в толпе хорошо видно, – мечтательно произнес «звукач». – Я в Анголе служил, там все черные. Слава богу, нам – русским морду ваксой не намазывали. Чуть какая проверка из Красного креста или из ООН приезжала, нас командир выстраивал и говорил: «Если хоть одну белую морду на улице увижу, пристрелю собственноручно!».
– Да, белой мордой меня еще никто не называл, – вздохнул «звукач». – Угомонились бы.
– Это из-за обрезания, – с видом знатока произнес фотограф.
– Глупости, – тоже с видом знатока отвечал ему «звукач», – все дело в конституции.
– Это у президента все дело в конституции, а евреи и арабы – они хитрые.
– Ну и что? Хитрые – еще не значит, сильные в смысле потенции.
– Они что-нибудь себе во вред делают, как ты думаешь?
«Звукач» почесал затылок, затем пожал плечами:
– Не припомню такого случая.
– Сами-то они слабаки, но специально обрезаются, чтобы кожа на члене погрубее стала, чувствительность падает, вот и трахаются дольше, чем мы.
– Не может быть!
– Ты в динамике подтверждение моим словам слышишь?
– Нет, – тут же воскликнул «звукач», – даже ради такого удовольствия обрезаться бы не стал.
– Тебе никто и не предлагает.
Пиво в банке кончилось, и фотограф легко смял ее одной рукой, затем потянулся и прилег на ковер. Принялся отжиматься.
«Звукач» с недовольной гримасой надел на голову наушники и переключил звук на них. Но даже он, привыкший слушать всякие звуки, не рассчитанные на посторонние уши, не мог сохранить каменное выражение лица. Его губы то расплывались в улыбке, то зло поджимались.
– Эй, – крикнул он фотографу.
– Чего тебе? Если по делу, то отвечу, а если просто поболтать, то иди ты к черту!
– Наконец-то кончили, угомонились.
– Тебе-то от этого какая радость?
– Можно дальше не слушать, скоро заснут. Он снова переключил звук на динамик, откуда слышалось ровное дыхание, женское и мужское. Регулятор громкости он отодвинул до минимума и теперь, только напрягшись, можно было догадаться, что динамик обтекаемых форм жив.
– Ты долго будешь еще копошиться? – осведомился «звукач».
– Долго. На общение не рассчитывай.
– Ну, вот и отлично, – рассмеялся «звукач», – я прилягу поспать, а ты свистнешь, если что.
Не дождавшись согласия, он растянулся на надувном матрасе прямо возле своей аппаратуры и вскоре уже храпел, перекрывая сопение Ибрагима Аль Хасана и его жены.
Утром «звукач» проснулся оттого, что на его лицо упало солнце. Он поморщился, сел, протер глаза. Фотограф стоял у окна, немного отодвинув штору, припав глазом к окуляру, наблюдая за окнами квартиры.
– Черт побери, – выругался «звукач», – даже поспать не дадут!
– Семь утра, – не оборачиваясь, ответил фотограф, – в это время дома я уже на ногах.
– Ты-то да, а у меня маленьких детей нет, сплю столько, сколько влезет, если на службу с утра не надо.. Люблю я нашу работу, сутки дежуришь, потом отдыхаешь. Даже отпуск брать не надо, – «звукач» повернул регулятор, чтобы понять, что делается в квартире.
Записывающая аппаратура включалась сама собой, лишь только шум достигал определенной точки.
– Вот, гад, – проговорил «звукач», – храпел так, что две кассеты за ночь испортил.
– У тебя не спросил, – отозвался фотограф. «Звукач» пошел в ванную, зная, что если он понадобится, фотограф его позовет. Но тому пока хватало и своих дел.
* * *
Ибрагим проснулся и стал ходить по квартире. Жена спала. Телефонные звонки записывали другие оперативники, так что на конспиративной квартире можно было слышать лишь самого иорданца, но не его собеседника.
– Ну, что, Сундуков… – говорил Ибрагим, – в порядке, говоришь?..
Сегодня мы с тобой и встретимся… Давай пораньше, насчет складов переговорить надо… Каких, каких, – рассмеялся иорданец, – ты что, забыл?.. Это как в кроссворде: город из четырех букв, столица русских оружейников…
Фотограф на всякий случай сделал несколько снимков, благо даже полупрозрачные занавески оказались раздвинутыми, и Ибрагим Аль Хасан картинно смотрелся на фоне белой как снег стены. Машинально фотограф обернулся посмотреть, пишет ли разговор аппаратура.
– Да-да, в Серпухов груз перебросим, больше ждать мои заказчики не станут. Потом всю партию сразу в Дагестан, лишь только подсоберем номенклатуру по списку.
«Звукач» примчался в комнату, даже не зайдя в туалет. Генерал Гаркунов ему бы голову открутил, если бы эта часть разговора осталась незаписанной.
– Кажется, трахи кончились, – сказал «звукач», прислушиваясь к разговору. – Делом парень занялся.
– Это не нам решать, – ответил фотограф.
– Мы с тобой уже целый комикс сделали, к твоим фотографиям можно мои разговоры прикладывать.
– Не дам картинок.
– Самая интересная часть отсутствует, – вздохнул «звукач», удовлетворенный тем, что записал разговор от начала до конца.
Еще через час приехал джип, в который погрузился иорданец, соблюдая заведенный ритуал подставив лицо солнцу.
– Все, – вздохнул «звукач», выглянув в окно и проводив взглядом удаляющийся автомобиль. – Больше работы не предвидится. Баба его одна дома осталась, сама с собой говорить не будет. Так что можем сесть и отдохнуть.
Фотограф тем временем не отходил от фотоаппарата с телеобъективом, укрепленным на треноге.
– Что-то интересное увидел?
– Постель в кабинете стелет, – «звукач» захихикал, – наверное, любовника решила привести. Совестливая все-таки, в спальне на кровати с чужим человеком трахаться не станет.
– Дурак ты или как? – сказал фотограф, продолжая следить за женщиной. – Она от него такие бабки имеет, а приезжает он сюда раза два в год на пару недель. Уж потерпела бы!
Женщина ходила по квартире полуодетая, в трусиках и в расстегнутом халате. Она сложила белье в ящик дивана, стоявшего в кабинете, и подошла к окну. Фотограф сделал снимок просто так, ему понравилось, как выглядит еще не до конца проснувшаяся женщина в утреннем свете, еще непричесанная, ненакрашенная.
