Голос отвечал тихо, но внятно.
– Так ведь все же в руках, только понять надо… Вспомни…
– О чем же?
– Так ведь записка… Разве забыл ты, пристав, о записке?
– Что там было? – спрашивал пристав. – Джек Невидимка… А если это неспроста?
– Вот-вот, теплее, – подбадривал голос.
– А если в этом намек, да такой, что увидеть страшно? Дескать, вот он я – новый Джек Потрошитель.
– Верно, – говорил голос. – И не поймаешь ты меня, пристав, как ни старайся…
– Почему не поймаешь?..
– Потому, что я фигу тебе показываю, рожу строю, а не видишь, слепец…
– Но постой… говоришь, не поймаю?
– Нет, не поймаешь… Поймай, если сможешь…
– Так ведь я же знаю… Я тебя почти угадал утром…
– А теперь снова не знаешь. Что, съел?
– Если все очевидно, как ясным днем, то выходит…
– Ну-ну, смелее… Хватит духу, а, пристав?
– Ежели это… Англия!
– О, как ты взял… Смотри, не удержишь. Горячо слишком.
– О, Англия, Англия! – вскричал пристав. – Всюду ты, где случаются козни. Все пакостишь, вредишь нам исподтишка, все гадости подстраиваешь. Нет от тебя покоя! За всем твоя рука чувствуется…
– И грязь на улицах, и предводитель ворует, и фонари не горят – тоже Англия гадит! – вторил голос.
– Ну конечно! – прозрел пристав. – Вот оно! Англия наш враг, и здесь ее тень виднеется. Здесь ее подлая сущность проявилась во всей красе. Кровью запятнала!
– Не иначе! – поразился голос. – Нашел-таки, хитрец! Ай да пристав, ай да сукин…
– Кто у нас здесь, в самом сердце Руси святой, штык втыкает?! Так вот же кто!
– А, нашел-таки! – обрадовался голос. – Я тебе давно намекал, да глух человек…
– Как же я раньше… Вот ты и попался. А говорил, не поймать тебя!
– Не упусти! – кричал голос, пульсируя кровью в ушах.
– Ну, держись…
Пристав бросился будить свое воинство священное. На кону стояла теперь судьба всей России. Нет, не получит ее Англия, не будет нынче торжествовать, узнает силу пристава. Кончились козни, близится расплата.
Голос звал к подвигам.
Катерина Ивановна заказала венский шоколад с ледяной водой. В окно виднелись здание вокзала, сонные извозчики и дежурный, от нечего делать пинавший комок газет. «Французская кондитерская и кофейня» ждала гостей к вечернему кофе. В зале было пустынно. Только в дальнем углу какой-то полнолицый юноша старательно закрывался газетой. Сейчас Катерине Ивановне требовалось одиночество. Прическа была в идеальном порядке, шляпка заколота с легким кокетством, на ее прекрасном лице не осталось и следа пережитого скандала.
Со скучающим видом она пригубила шоколад, глянула на тюлевую занавеску, что вздрагивала от залетавшего ветерка, и приняла самую непринужденную позу, подперев рукой подбородок. В такой позе легко отдаваться мечтаниям, когда минуты и часы пролетают незаметно, как во сне. Покоем и мирным созерцанием веяло от нее. Однако мысли и желания Катерины Ивановны были отнюдь не мирными. Она не только не умела прощать, но никогда не забывала мельчайшей обиды.
Внешность многих обманывала. Казалось, что в этой безмятежной красавице нет и не может быть черных или дурных мыслей. Как же больно обжигались потом доверчивые господа! Катерина Ивановна умела поставить так, что за шутку или пустячное оскорбление виновник расплачивался серьезными неприятностями. Кое-кому даже пришлось уехать из города. Для этого у нее были особые возможности. Нельзя сказать, что на ее совести было много загубленных жизней, но два-три персонажа до сих пор жалели, что позволили себе дерзкое замечание в ее адрес.
Сегодняшний случай был ни на что не похож. Катерина Ивановна потому была так спокойна, что знала, как отомстит. Это случится не завтра, но случится обязательно. Она заставит эту деревенскую бабу, ставшую миллионщицей, горько пожалеть о каждом слове. Весь город будет потешаться над Порховой, и она уж постарается, чтобы Вера Андреевна точно знала, кто сломал ей жизнь.
Эти приятные мысли не вызвали возбуждения. Незачем переживать, когда и так известно, что будет. Нет места сомнениям, когда в руках такие факты, что стоило бы заплатить за них дорого. Да только деньги здесь не главное.
Катерина Ивановна взяла на язычок раскаленный шоколад и вдруг обнаружила за столиком напротив молодого господина. Это лицо попадалось ей на прогулках. Наверняка из дачников. По виду не сказать чтобы состоятельный, очень средних возможностей, ни перстней, ни брильянтов. Она бы и смотреть не стала на такого юнца. Кому он нужен – чуть старше двадцати. Да только незнакомец вел себя чрезвычайно дерзко. Мало того, что закинул ногу на ногу перед дамой, так еще уставился откровенно и прямо. Рассматривал, как диковину. Катерина Ивановна привыкла, что мужчины не могут оторвать от нее глаз. Но этот, столичный, вел себя чрезвычайно нагло. Взгляд, как у посетителя борделя: выбирает девку. От этих мыслей ей стало неуютно.
Катерина Ивановна отвела глаза и занялась чашкой. Она полагала, что юнцу надоест, но не тут-то было. Он рассматривал ее все так же в упор, позволил себе пялиться на ее грудь, и вообще припустил наглую ухмылочку. Терпеть подобное обращение, да еще неизвестно от кого, было немыслимо. Катерина Ивановна сказала себе, что досчитает до десяти, и если этот не отведет мерзкий взгляд, бросит в него чашку с шоколадом и стакан с водой добавит. А потом закричит, чтобы прибежал городовой. Второй скандал за день – это было чересчур даже для ее закаленного характера, но выбора не осталось.
На счет «семь» юнец пригладил тонкие усики.
– Я вас знаю, – сказал он.
– Что вам надо? – ответила она.
Говорить этого не следовало. Она дала понять, что нервничает и не вполне владеет собой. То есть показала слабину. С мужчинами этого делать не следует никогда.
– Вы Катерина Ивановна, первая красавица города, – продолжил он. – Еще вас величают Снежная королева…
– Вы кто такой? – спросила она. И это была вторая ошибка. Следовало строго осадить или предложить убираться по-хорошему.
– Николя Гривцов, из Петербурга, – бойко доложил он, подскочил, словно опомнился, и отвесил глубокий поклон. – Прошу простить мою дерзость, но не мог оторваться от такой неслыханной, невозможной, волшебной красоты. Ничего подобного я не видел прежде. Ни в столице, ни в Париже, ни в Берлине. Вы – северная звезда.
Эта музыка была Катерине Ивановне знакома. Слышала множество раз. Невольно тронуло, с каким искренним жаром были высказаны комплименты. Явно врет, но как же приятно. Катерина Ивановна присмотрелась и отметила, что мальчик довольно мил. Юн, но мил. Забылся и счет, и прочие неприятности. Она была так сражена переходом от наглости к почитанию, что разрешила молодому человеку перейти за ее столик. Официант перенес его кофе. Еще больше понравилось Катерине Ивановне, что с первых слов господин Гривцов отнесся к ней как к даме высшего света. Это всегда чувствуется в тоне, интонациях и прочих мелочах, какие дамы особенно примечают.
Разговор тек легко, становясь все более приятным. Она старалась понять, кто же этот загадочный дачник. Чем он занимается у себя в столице, каково его состояние и прочие важные для женщины подробности.
Николя был в ударе. Он ощутил то самое волшебное состояние, когда море по колено, не знаешь, что скажешь в следующую секунду, но выходит само собой, и выходит отменно. Он видел, что Катерина Ивановна поддается его обаянию, и при этом успел заметить, как злобно поглядывал на него случайный посетитель. То и дело высовывал нос из-за газеты, которую держал вверх ногами. Особенно счастлив Николя был тем, что удалось сбить королеву с толку. Прием, который он подсмотрел у Ванзарова.
– Чем вы заняты? – спросила она. – Отдыхаете? Безмятежно проводите лето?
Наступал тот самый момент, от которого зависела удача миссии и, может быть, много большее. Николя выдержал паузу, даже чуть дольше, чем надо. Катерина Ивановна не могла понять, отчего болтливый язык юноши онемел, и уже хотела сменить тему. Но тут Николя отодвинул недопитую чашечку.
– А знаете, я, пожалуй, отвечу вам честно, без светских намеков и прочей ерунды, – сказал он и добавил: – Вы не тот человек, перед кем мне бы хотелось валять дурака. Позволите ответить предельно честно?
Ответ заинтриговал. Он был неожиданный. И, безусловно, честный. Фальшь Катерина Ивановна чувствовала, как пчела нектар. Мальчик хочет раскрыть перед ней душу. Как это мило. Давно она не получала таких чистых удовольствий. Катерина Ивановна не только позволила, но даже подбодрила.
– Я приехал сюда от полного отчаяния, – сказал Николя. – Можно сказать, бежал.
– Вы преступник? Что-то не похоже…
– Нет, я честный малый. Но отец мой думает по-другому…
И тут Катерина Ивановна услышала историю простую и в то же время дивную. Отец Гривцова сколотил приличное состояние на кредитной конторе. Дворцов и золотых приисков, конечно, нет, но достаток приличный. Своя квартира на Невском проспекте. Сына с «младых ногтей» держал в строгости, заставляя учиться. А потом потребовал, чтобы Николя шел служить в Министерство финансов. Набираться опыта и связей. Сын послушался. И даже заслужил первое повышение. Но финансовые дела его не занимали. Ему нравилась вольная жизнь с весельем и художественными удовольствиями. Отец до времени глядел на это сквозь пальцы, но однажды, а именно две недели назад, терпение его лопнуло. Вызвав сына, он поставил условие: или единственный отпрыск остепенится, или останется без наследства. Главным условием была женитьба. Приданое отца не интересовало, он позволил выбирать сердцем. На выбор был отведен месяц. Из которого Николя бездарно потратил уже половину. Все искал и выбирал. Оказалось, что петербургские девицы ему неинтересны. Жадны, коварны и капризны. Выбрать среди них спутницу жизни – невозможно. Но времени не остается. В полном отчаянии он решил сбежать в тихий уездный Сестрорецк, надеясь на чудо. Чуда не произошло. Здесь он встретил все тех же столичных барышень. Можно было не выезжать. Его охватило отчаяние, а теперь полная апатия. Ему стало все равно: пропало наследство, так пусть пропадает. Отец от слова не отступится. А он абы как жениться не желает. И точка.
