— Нет, этого я утверждать не стану, — ответил Аристагор, но тут же протестующим жестом поднял руки, чтобы Соклей дал ему договорить. — Я не стану утверждать этого потому, что не так уж много владельцев здешних питейных домов будут держать у себя вино подобного качества, ведь завсегдатаи в тавернах редко заказывают что-либо подобное. Но я частенько получал двадцать драхм за кувшин вина от людей, которые хотели устроить настоящий симпосий и осчастливить своих друзей.
«От людей, которые хотели устроить роскошный симпосий и заставить позавидовать своих друзей», — подумал Соклей.
Но на сей раз, похоже, Аристагор говорил правду. Некоторые богатые хиоссцы — и, скорее всего, офицеры Антигона в придачу — не скупясь платили за превосходное вино. И все же…
— Ты сказал, что частенько получал по двадцать драхм за кувшин, — медленно проговорил Соклей. — Но частенько — это еще не всегда. Значит, бывали случаи, когда ты получал и меньше?
Аристагор обнажил зубы, что лишь весьма отдаленно напоминало улыбку.
— А ты, я смотрю, парень не промах! — пробормотал он таким тоном, что это прозвучало скорее обвинением, чем похвалой.
— И к тому же, — настаивал Соклей, — они покупали только одну амфору за раз. Ты должен сделать скидку оптовым покупателям. Даже двенадцать драхм за амфору неслыханно дорого, но я согласен обсудить это ради самого торга, чтобы доказать, что мы настроены серьезно.
— Какая неслыханная любезность, — язвительно ответил Аристагор, и на сей раз на его лице не было даже намека на улыбку. — Очень мило с твоей стороны столь великодушно согласиться побеседовать с бедным торговцем.
«Мор и чума! — подумал Соклей. — Теперь я его разозлил».
Однако извиняться ни в коем случае нельзя: это только еще больше рассердило бы Аристагора. Соклей гадал, сможет ли он как-нибудь исправить свой промах.
Но он не успел ничего сказать, поскольку вошел раб Алиатт и объявил:
— Господин, там пришел еще один торговец, по имени Менедем.
— Приведи его. Может, этот окажется разумнее, — ответил Аристагор. — А если нет… — Он выразительно пожал плечами. — Тогда всего наилучшего им обоим. Пусть заключают сделки где-нибудь в другом месте.
— Радуйтесь, — проговорил Менедем, когда раб-лидиец провел его в комнату, где торговались Соклей и Аристагор.
— Радуйся, — ответил Соклей заметно упавшим голосом.
Если Менедем это и заметил, то не подал виду. Он пожал руку Аристагору, со всего размаху хлопнул по спине двоюродного брата, чуть не сбив того со стула, который дал гостю Алиатт.
— Клянусь египетской собакой, братец, ты счастливчик. Пока я ходил в храм Посейдона и приносил там жертву, ты поглощал тут нектар богов.
Вспомнив свое замечание о том, что даже боги не могут позволить себе пить вино Аристагора, Соклей промолчал.
— Не желаешь ли отведать вина сам? — спросил Аристагор.
Менедем кивнул, и Алиатт налил ему в чашу напиток.
— Твой… брат, так? — продолжал Аристагор. — Да, двоюродный брат… так вот, он всячески старался убедить меня, что это вино не стоит денег, которые я за него прошу.
Менедем украдкой бросил на Соклея взгляд, но так быстро, что Соклей не был уверен, не почудилось ли это ему.
— Что ж, разве не этим, почтеннейший, в конце концов, занимаются все торговцы? — со смехом сказал Менедем.
Он отхлебнул ариосского и широко раскрыл глаза.
— Мы не получим это задешево, верно?
— Твой двоюродный брат сделал все, что в его силах, чтобы вы получили это почти задарма, — сухо проговорил торговец. — Но нет, мой друг, задешево я это вам не отдам. Я знаю, чем владею, и я знаю, сколько это стоит.
— Не сомневаюсь, — кивнул Менедем.
Он сделал еще глоток и закрыл глаза, как будто флейтистка на симпосии начала доставлять ему необычайное удовольствие.
— О боги, вот настоящее вино! Уж его-то ни с чем не спутаешь! А сколько за него заплатят в Италии!
Менедем снова прикрыл глаза, на сей раз предвкушая наслаждение другого сорта.
— Да уж, вино замечательное, и должен сказать — в Италии за него и впрямь дадут высокую цену. — Аристагор согласно кивнул, а потом бросил на Соклея убийственный взгляд.
Соклею же, в свою очередь, хотелось испепелить взглядом Менедема. Но начать сейчас выяснять отношения означало дать в руки Аристагору еще больше преимуществ. Однако, судя по всему, торговец вином уже был здорово взвинчен, а Менедем, похоже, собирался взвинтить его еще больше.
Менедем осушил маленькую чашу, которую подал ему Алиатт, и вздохнул.
Повинуясь жесту хозяина, лидиец наполнил чашу снова.
— Благодарю, — сказал рабу Менедем и отвесил Аристагору поклон, не вставая с места. — И тебя тоже благодарю.
Он сделал еще глоток.
— Совершенство, само совершенство. Я бы не удивился, если бы узнал, что ты получаешь двенадцать драхм за амфору, а может, даже и все тринадцать.
— Я получаю двадцать, — ответил Аристагор.
Но он сказал это не таким сердитым тоном, каким говорил с Соклеем.
Обаяние Менедема слегка смягчило торговца — он больше не напоминал готовую ужалить тупомордую гадюку. Соклей понял, что он сделал неправильно, но, как обычно и бывает в таких случаях, понял это слишком поздно.
— У меня нет причин тебе не верить. — Улыбка Менедема осталась все такой же непринужденной и льстивой. — Но от Хиоса до Италии — долгий путь, я уж не говорю о затратах… А итальянцы, что бы там ни говорили люди, вовсе не набиты деньгами. Что скажешь насчет четырнадцати драхм за амфору?
Менедем заплатил бы теперь и вдвое больше, заплатил бы без разговоров. Но согласится ли Аристагор вообще снизить цену?
А если не согласится, гадал Соклей, даст ли Менедем торговцу всю запрошенную им цену до последнего обола? У Соклея было леденящее душу предчувствие, что его двоюродный брат именно так и поступит. А если они купят вино, пусть даже ариосское, по двадцать драхм за амфору, смогут ли они продать его в Италии по достаточно высокой цене, чтобы получить прибыль? Он в этом сомневался.
— Твои затраты не моя забота, — заявил Аристагор, и у Соклея упало сердце.
— Я знаю, господин, — ответил Менедем.
Внезапно Соклей преисполнился надежды. Всякий раз, когда Менедем говорил так серьезно и горячо, за этим обязательно следовало что-нибудь хорошее — в смысле, хорошее для Менедема. Именно таким тоном он вел сердечные беседы с чужими женами, которых заманивал в свою постель.
— Я действительно хочу заключить с тобой сделку, — продолжал Менедем, — но двадцать драхм кажется мне слегка завышенной ценой. Видишь ли, хозяин «Афродиты» — мой отец. А он человек старомодный и прижимистый. О, если бы ты его видел! — Менедем закатил глаза. — Боюсь, старик сойдет с ума, если услышит, что я заплатил такие деньги.
