Итак, мы благополучно добрались до Кундуза. В кабинете губернатора сразу же начались слушания сообщений глав провинции и города, которые сопровождались обязательным употреблением чая. Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы, не теряя времени, поехали в дивизию, где маршала ждали другие приглашенные лица. Наконец, гдето около 19 часов, я не выдержал и вышел. Вернувшись уже в другом настроении, я подошел к маршалу и взглянул на стол через его плечо. Он вопросительно посмотрел на меня. Я сказал: «Задание КГБ. Осталось выяснить только мелочь — какие сигареты курит маршал Советского Союза». Он рассмеялся, а я сел на свое место.
В девять часов вечера кабинет опустел. Тогда маршал предложил мне заслушать еще и начальника особого отдела дивизии. Я пытался его отговорить и перенести это мероприятие на завтра, полагая, что он устал, — ведь прошло уже более пятнадцати часов, как мы вылетели из Кабула, а он был уже немолодым человеком. Маршал сначала согласился, а потом все-таки настоял на своем. Я недооценил закалку старой гвардии.
В ходе доклада заместитель начальника особого отдела дивизии подполковник Колесников упомянул о деле подполковника З., бывшего начальника разведки 108-й МСД (подробнее о З. рассказано ниже). По мнению Колесникова, нужно было принять конкретное решение: завершить срочно уголовное дело или откомандировать З. в Советский Союз. Маршал согласился, и мы наконец перешли в комнату, отведенную маршалу для отдыха. Там уже находился И.Ф. Модяев. Выпив чаю, мы разошлись.
Когда я был уже начальником особого отдела ОКСВ, мне позвонил адъютант маршала и сообщил, что прилетел Сергей Леонидович (его визит не афишировался), находится в гостинице Военного совета. Он спросил, буду ли я встречаться с маршалом. Я ответил «да» и попросил 35 минут на сборы. Пришел вовремя. В фойе вдоль стен сидело много ожидающих встречи с маршалом. Среди них был и военный атташе полковник Сень. Минуя всех, я сразу же прошел к маршалу. Встретил он меня хорошо. Посадил на диван, сам присел рядом. Дело было после праздника 7 Ноября, во время которого маршал командовал парадом. Я сделал комплимент его выправке и заметил, что с таким хорошо поставленным и зычным голосом в царской армии карьеру делали. Он засмеялся, а я после очередной шутки сказал себе: «Хватит, у него мало времени», — и начал свой доклад. Маршал при этом перешел к столу, сделал пометки и пообещал поднять мои вопросы на совещании вечером в штабе армии. Попрощались тепло. На вопрос маршала я его заверил, что готов быть вместе с ним в любой «горячей точке».
Шутка в отношении карьеры оказалась пророческой. По прибытии в Москву через некоторое время маршал С.Л. Соколов был назначен министром обороны СССР. Я его поздравил телеграммой.
К сожалению, жизнь внесла свои коррективы в его судьбу. Прилетел злополучный Руст, и его посадка на Красной площади повлекла за собой известные всем оргвыводы. С тех пор я не имел возможности общаться с маршалом. Но моя работа в опергруппе оставила глубокий след в моей памяти, поэтому я и решил поделиться этой историей с читателем.
О БОМБО-ШТУРМОВЫХ УДАРАХ
Ограниченный контингент советских войск в Афганистане имел достаточно сил и средств получать данные о противнике в целях ограждения себя от враждебных устремлений мятежников. После их анализа по отдельным объектам принималось решение о нанесении по ним БШУ (бомбо-штурмовой удар). Хочу сразу отметить, что они носили строго селективный характер.
Это практиковалось в первые годы нашего пребывания в ДРА. По утрам, в 6 часов 30 минут, в течение получаса во дворце Чихиль-Сутун, где размещалась оперативная группа министерства обороны, проводились короткие совещания, на которые приглашались все заинтересованные командиры и представители авиации. Как член опергруппы, я также присутствовал на них. При этом не всегда была возможность перепроверить озвученные разведданные, например такого плана: «В таком-то месте, с указанием координат, в отдельно стоящей крепости около трехсот метров от кишлака, собралась бандгруппа в количестве 30–40 человек».
Учитывая мобильность этих отрядов, иногда сразу принималось решение о нанесении БШУ. Оно принималось руководителем совещания. Предложение о нанесении БШУ по конкретному объекту либо утверждалось, либо отвергалось или предлагалось доразведать. При этом всегда имелось в виду, что цель для воздушного удара должна находиться не ближе 300–400 метров от населенного пункта, чтобы не пострадали мирные жители. Однако вскоре выяснилось, что в некоторых случаях заявленные цели представляли собой обыкновенную дезинформацию.
Зачастую предоставляемые афганскими источниками сведения были устаревшими, а выдавались как свежие. Некоторые из них, двурушники, выдавали дезинформацию, чтобы руками советских воинов разбомбить школу, мечеть, кишлак с мирными жителями и тем самым возбудить у населения ненависть к неверным.
По материалам контрразведки дезинформаторы и двурушники были установлены среди афганских источников периферийных подразделений разведцентра. Порой непроверенная информация поступала и из групп КГБ «Каскад» и других подобных им подразделений.
Имел место в связи с этим и трагический случай. Все это дало повод командованию отменить проведение подобных совещаний и прекратить подобное использование авиации, которое к тому же не являлось основным звеном боевой деятельности наших летчиков. Однажды, находясь в штабе армии, один из высших руководителей ДРА рассказал командующему о скоплении бандитов в кишлаке на контролируемой мятежниками территории и предложил нанести по нему удар авиацией. Командующий посчитал эти данные сомнительными и попросил их проверить. Оказалось, что этот руководитель хотел таким образом наказать крестьян этого кишлака, не заплативших ему ренту за арендованный участок его земли.
НАШЕ ВОЕННОЕ ПРИСУТСТВИЕ В АФГАНИСТАНЕ ОБОШЛОСЬ БЕЗ СООТВЕТСТВУЮЩИХ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫХ ДОКУМЕНТОВ
Одной из особенностей нашего нахождения в Афганистане являлось отсутствие государственно-правовых документов, регламентирующих наше военное пребывание в этой стране. Да и в последующем все вопросы по ДРА доводились до министра обороны СССР в устной форме. Последний в таком же порядке передавал их командующему 40-й Армией или аппарату Главного военного советника, невзирая на политическую и военную остроту отдельных из них.
Так, министр обороны СССР Д.Ф. Устинов в беседе с советником начальника Генерального штаба Вооруженных сил ДРА настаивал, чтобы с весны 1982 г. афганские войска перешли к самостоятельным боевым действиям. Однако письменного подтверждения по этому поводу не поступало, и указания нашего министра повисли в воздухе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
