Вскоре в Новгород прибыли владимирский, суздальский и ростовский князья — Александр, Андрей и Борис. «Окаянные татарове», переписчики, сопровождали их. Это был уже известный нам Бецик-Берке, а с ним Каса-чик «с женами своими и инех много» — чуть не целый татарский стан расположился на княжеском Городище.
Но едва они приступили к переписи, как вновь и в городе, и по селам вспыхнуло восстание. Толпы вооруженных людей горожан и смердов стекались на Торговую сторону Новгорода: «И бысть мятеж велик в Новегороде и по волости...» Ночью кое-кого из переписчиков убили. Они «начата боятися смерти» и потребовали у Александра выделить охрану: «Дай нам сторожи, ать не избьють (чтобы не убили) нас». Князь приказал стеречь их по ночам сыну посадника и всем служилым боярам.
Но и дворянская стража не помогла. И тогда численники стали угрожать отъездом, который неминуемо повлек бы за собой приход ордынских войск и полное разорение земли. С вечевого помоста прозвучало их требование вечу: «Дайте нам число или бежим проче».
За это время новгородская знать успела столковаться с численниками, но простые люди — чернь «не хотеша дати числа», с криком «Умрем честно за святую Софию!» бушевала на вече. Люди в Новгороде тогда «издвоишася» на враждебные лагери. Люди «меньший», черные, собрались на Торговой стороне и готовили удар через Волхов, а «добрые» люди, бояре с Софийской стороны, в свою очередь, собирали ладьи. Распря разгоралась.
Александр, как всегда в подобных случаях, покинул Городище, и «окаянные татарове» двинулись следом. Тогда «вятшии» решительно потребовали от «меньших» подчинения. «Чернь» сопротивлялась, и неудивительно: при определении норм обложения населения данью «творяху бо бояре собе легко, а меншим зло». «Меньшие», терпя боярское угнетение, неистово противились попытке надеть им на шею еще одно ярмо. Наконец, под угрозой княжеских и боярских войск и монгольского вторжрния восставшие убоялись и решили все собраться у Софии. Здесь, на вече, они согласились на перепись и дань.
Татарских послов вернули в город. И тогда «почаша ездити окаянные (переписчики) по улицам, пишюче домы». Переписав население и собрав и нагрузив на по-возки положенную дань, численники с охраной уехали. Следом покинул Новгород и князь Александр. Предварительно он заключил с новгородцами новый договор, «дав им ряд» с учетом перемен, внесенных ордынским игом, и оставил им наместником другого своего сына — малолетнего Дмитрия. Ввиду измены Василия приходилось идти на эту, в общем, не сулящую добра замену. Третий сын. Андрей был еще ребенком.
...Новгородская боярская республика попала под власть Орды. Тяжелая доля, но Александр понимал: уж лучше сразу принять требование хана, чем допустить опустошение монгольскими полчищами процветающих новгород-ско-псковских земель, разорение городов, уничтожение крепостей. Это было трудное решение, но князю к таким решениям не привыкать.
Мир с Литвой
Вскоре после Неврюевой рати Александр узнал, что его соперники — литовский великий князь Миндовг и Даниил Романович приняли от папы Иннокентия IV королевские короны. Это сулило и Литве и Руси новые тяжелые испытания. Сарай Даниилу коронации не простит, да еще после войны с Куремсой и русско-литовского похода на Киев.
Александр понимал, что, порвав с папой, сам оп утратил вместе с тем и виды на коронацию. Это не означало, однако, что он не притязал на равное с Даниилом и Миндовгом положение в международных делах.
На лицевой стороне печати князя Александра обыкновенно изображался его небесный покровитель святой Александр, пеший или на коне со щитом в одной руке и мечом в другой. На оборотной стороне — святой Федор в рост, с мечом в руке. Федор — христианское имя его отца — Ярослава.
Но отныне Александр велел изображать уже нечто иное: всадника в короне (или венце), с мечом в руке, а на обороте — все того же святого Федора, который,оборотясь влево, поражает копьем змея, извивающегося у его ног, а левой рукой держит за повод коня.
Александр рассудил, что его «благоверия» не убудет, если он распорядится вырезать на печати не своего святого покровителя в нимбе, а самого себя в короне — на рыцарский манер тогдашней Европы. Здесь Александр шел вслед за своим великим дедом: Всеволод Юрьевич впервые на Руси изобразил такого всадника на своей печати.
...Есть нечто символическое в том, что избранное Александром изображение вновь возродилось на печати Дмитрия Донского и стало знаменем борьбы за независимость России.
Коронованный властитель Даниил, решив не подчиняться переписи, спешно заключал договоры с Литвой, Польшей, Орденом, Венгрией.
Даниил уже сжег мосты — все равно быть войне с Ордой. Но ведь от нее, а не от католических союзников зависела судьба Галицко-Волынской Руси, и то, что произошло, подтвердило опасения Александра.
Если Даниил враждовал с Куремсой, то литовский король Миндовг продолжал посягать на северо-западную Русь.
Отношения с Литвой после татарского нашествия стали уже не местной полоцкой проблемой, а общерусской. Единой Руси больше не было, и князья разных земель вели свои дела с Литвой каждый к своей выгоде.
Как великий и новгородский князь, Александр ведал обороной всей северо-западной Руси, где главные столы Пскова — Смоленска — Полоцка — Витебска заняли суздальские ставленники. Но из Литвы в походы на Русь теперь направлялись не одиночные дружины, а целые группы воинственных литовских князей. По сговору с местным боярством, напуганным угрозой Орды или Ордена, они норовили осесть на русских столах. Эти набеги были Александру не внове.
Он не забыл, как в 1249 году неожиданно пришла весть, что литовцы прорвались к Торжку и Бежицам — небольшому укреплению в 12 километрах к западу от современного Бежецка. В Торжке наместником был Ярослав Владимирович, в прошлом псковский князь, прошедший службу у немцев. Он порвал с ними, чтобы служить Александру, который умел привлекать к себе нужных людей. От Торжка литовцев отогнали, но потеряли часть воинов и боевых коней. Соединенные рати из Торжка, Твери и Дмитрова пустились в погоню и настигли литовцев уже в Смоленской земле у Торопца. Потерпев поражение, литовские князья укрылись в Торопце.
Сюда и подоспел тогда со своими дворянами и новгородской ратью князь Александр. Грабителям не давали пощады, а в битве Александр, как всегда, был яр: восьмерых князей он зарубил в стычке. Освободили русских пленных, отобрали все награбленное добро. От Торопца новгородцы возвратились домой — дела других земель их не занимали. Но князь Александр должен был думать и о Полоцке, и о Смоленске. С конным отрядом своего двора он перехватил в Смоленской земле под Жижцем еще одну литовскую рать, она почти вся полегла под русскими мечами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
