— Да, умник, ты меня в очередной раз порадовал. Твой отец при смерти. Скажи, зачем умирающему человеку эта дурацкая лошадь? Что он с ней будет делать?
— Да откуда я знаю! — взорвался Егор. — Я лишь хотел сделать ему приятное!
— Перестаньте орать, официанты уже из окон выглядывают! — жестко вмешалась Мартышка. — Я в ваших запутанных отношениях ничего не понимаю, но надеюсь, Стася, что ты мне потом все объяснишь. А пока, Егор, бери своего ужасного коня, — тут наш дизайнер с тонком вкусом презрительно наморщил носик в знак отвращения к этому дешевому кичу, — и пошли с нами. Переночуешь в моей комнате. Стась, а я посплю у тебя, кровать широкая, места хватит.
Егор просветлел лицом, потом перевел взгляд на мои ледяные от гнева глаза… И слабым голосом сообщил, что останется на веранде, ему, мол, и тут хорошо.
— Стаська, ну как ты можешь? Человек замерзает! — сердито воскликнула Мартышка, забыв о том, что только что призывала нас соблюдать тишину. — Совести у тебя нет.
— Это у меня совести нет? — разозлилась я. — Да ты просто не знаешь, как он меня за вчерашний день достал! Я его и поила, и кормила, и в своем номере на ночь оставила, пожалела, бедолагу. Да он у меня даже деньги свистнул, а ты говоришь — совесть! Может, мне его еще усыновить?!
— Ничего не знаю и знать не хочу. В любом случае, здесь он не останется. Егор, не переживай, одну ночь я и с этой злюкой посплю, а ты останешься у меня. Все, идемте, очень уж ветер холодный.
Ну и что я могла сказать? Устало махнула рукой и пошла по пляжу, не заботясь о том, догоняют ли меня сестра и Егор. Пусть делают что хотят, у меня уже не осталось сил спорить и сопротивляться.
Потом вдруг до меня дошло то, что сказал Егор: «отец меня выгнал», и я удивленно повернулась. Милая парочка волокла за копыта бронзового коня и оживленно болтала, тащась метрах в двадцати от меня. Я подождала, пока они доплетутся, и спросила у Егора:
— Да, кстати, как это понимать? Почему отец тебя выгнал?
— Ну, не сам отец, — неохотно объяснил он. — Его адвокат. Тот самый, что звонил нам домой.
Пока мы шли по темному пляжу, Егор рассказал, как на попутках добрался до маленького коттеджного поселка, в котором жил его отец. Нашел нужный особняк — солидный, элегантный, в два этажа, позвонил в дверь. На пороге появился бородатый мужчина, чей внушительный живот был упакован в дорогой черный костюм, и без выражения уставился на гостя.
Смущаясь под его пристальным холодным взглядом, Егор представился, а заодно извинился, что не смог приехать раньше. Адвокат выслушал и без лишних церемоний захлопнул перед его носом дверь. Пока Егор приходил в себя от шока и судорожно думал, что делать, дверь отворилась снова.
— Алексей Павлович не может вас принять, — все так же равнодушно сообщил адвокат. — Приходите завтра утром.
И дверь равнодушно захлопнулась — на этот раз окончательно. Егор растерянно постоял на крыльце, не веря собственным глазам и ушам: родной отец прогнал его от порога, как собаку. И где ему ночевать? Что делать? Почти все деньги он потратил в магазине подарков на ужасающего коня, в кармане оставалось рублей триста.
Время надо было как-то убивать — день стоял в разгаре, а заодно стоило бы и о ночлеге побеспокоиться. Егор прошелся по окрестностям и убедился, что в коттеджном поселке «Дюны» ему деваться некуда — кирпичные заборы в три метра, из-за каждого хищно подмигивал глазок видеокамеры; по пустынным улицам проносились сплошь «Лексусы» и «БМВ», и не было даже элементарного продуктового магазина. Точнее, было одно заведение с сияющими витринами и огромным ассортиментом продуктов, но при взгляде на цены, Егору стало ясно, что с его тощим кошельком они слабо соотносятся. Пришлось покинуть неприветливую территорию богачей.
Ближайшим населенным пунктом был поселок Славино в двадцати километрах. Егору вспомнилось, что я упоминала Славино, но разыскивать меня он не решился. (На этом месте я подозрительно хмыкнула, решив, что бездумно верить этому типу я не стану). Полдня он проваландался в компании Пегаса на набережной, ел дешевые пирожки в каких-то грязных кафешках, окончательно замерз, а ближе к вечеру решил подумать о ночлеге. К тому времени денег осталось и вовсе двести рублей, а перспективы были неясными — кто его знает, примет ли его отец и завтра. Он нашел каких-то бабок, которые сдавали комнаты, но они запросили по триста рублей за ночь, и деньги вперед. Егор окончательно приуныл. Делать было нечего. Пока не стемнело, он сидел на скамейке у памятника Ленину на поселковой площади, а потом принялся искать кафе, где можно просидеть всю ночь. Но все заведения закрывались в десять-одиннадцать часов вечера, кроме одного, на пляже. Парень пришел туда, но изрядно намозолил глаза своим потерянным видом и отсутствием финансов, и его прогнали на веранду.
Мартышка пораженно молчала — ей, домашней девочке из благополучной семьи и в голову не могло прийти, каково это, ходить с пятью долларами в кармане по незнакомому поселку, ночью, под ледяным ветром, в то время, как отец равнодушно предлагает тебе «прийти завтра». В ее голове это явно не укладывалось.
— Может, твоему отцу стало совсем плохо, а его… служащие не решились впустить тебя без распоряжения? — предположила она, чтобы утешить Егора.
— Может быть, — пропыхтел он под тяжестью Пегаса. — Надо думать о хорошем, иначе станет совсем хреново. Спасибо вам, девчонки, что согласились меня приютить. Стася… Я понимаю, что успел тебе надоесть со своими проблемами…
— Ладно, проехали, — отмахнулась я. — Благодари Мартышку.
— Спасибо. А почему — Мартышка? — улыбнулся он в темноте.
— Потому что Машка. А еще потому, что в детстве она обожала лазать по деревьям, и отцу пришлось даже устроить в нашей комнате спортивный уголок. А еще потому, что она очень красивая, и чтобы ненароком не загордилась, ей придумали такое прозвище, — объяснила я.
Мы уже подошли к пансионату, и разговоры пришлось прервать, чтобы подумать, каким образом провести Егора наверх.
— Может, снова по пожарной лестнице? — неуверенно предположил он. — Или по
