воплем я оторвала голову от подушки и широко открыла глаза. Никакого Девяткина в комнате не было, а в дверь кто-то тихонько скребся и звал меня. Все еще ничего не соображая, я пересекла комнату, шатаясь, как неопытный юнга при качке, резко распахнула дверь и только тогда сообразила, что надо быть осторожней, за мной могли прийти из милиции… Но на пороге стояла мама. Она с тревогой посмотрела на меня и покачала головой.
— Ты больна? Что с тобой? Почему не открывала?
— Я спала, мам, — ответила я, медленно приходя в себя.
— Ты здесь одна? — уточнила мама деликатно.
— Ну… вроде бы, — я все еще вспоминала Девяткина, который мне приснился. — Заходи, пожалуйста.
Она неуверенно вошла в комнату и первым делом бросила взгляд на смятую постель, как будто проверяя, не притаился ли под одеялом голый Алекс Казаков.
— Алекса здесь нет, если ты его имеешь в виду, — сказала я, зевая и плюхаясь обратно в кровать. — Сколько сейчас времени?
— Почти восемь.
— Вечера?
— Ну не утра же! Стася, да что с тобой происходит? — встревожилась мама. — Приехала, рухнула в кровать и проспала весь день! У тебя все в порядке?
— А, мам, лучше не спрашивай, — тоскливо махнула я рукой. — Как вы жили? У Шурки все хорошо? Есть тут какие-нибудь интересные достопримечательности?
Мама рассеянно рассказывала, кидая на меня полные тревоги взгляды. Я делала вид, будто ничего не вижу, ничего не замечаю, но потом решила, что хватит церемоний.
— Ма, ты тоже хочешь меня спросить про Алекса? — пошла я напрямик.
— Я волнуюсь, — призналась она. — У вас какие-то трудности? Он приехал, весь злой… Прождал тебя всю ночь, вообще не спал, сидел в холле на диванчике и ждал.
— Ждал меня? — уточнила я медленно. Как-то с трудом мне верилось, что Алекс Казаков одиноко сидел на диванчике и тоскливым взглядом таращился в ночь. Не рисовалась у меня эта картинка в мозгу, хоть убей.
— Ну не меня же! — рассердилась мама. — Стася, почему он вообще приехал? Почему ты так задержалась? Где ты была?
— Да просто устала ехать и переночевала в мотеле за Новгородом. Ну что ты так смотришь? Не веришь мне?
— Да ну вас, — расстроенно отмахнулась мама. — Разбирайтесь в своих отношениях сами и не морочьте мне голову.
— Великолепная мысль. Мы сами во всем разберемся, не волнуйся, мам.
Она потрепала меня по голове, словно я была набедокурившей первоклашкой, и встала.
— Если ты сейчас умоешься, приведешь себя в порядок и оденешь что-нибудь приличное, то вполне можешь поужинать с нами. Мы ждем тебя внизу, в ресторане.
— А Шурка?
— Шурка тоже будет есть, не голодать же ребенку. Там все очень вкусно. Ну, приходи, ты нас легко найдешь.
Оставшись одна, я растерянно обхватила себя за плечи и постояла так, думая одновременно ни о чем и обо всем сразу. Какая-то дикая, безумная ерунда. И самое ужасное, что я ничего не понимаю. Ну абсолютно ничего.
А неплохо был бы сейчас поужинать. С утра ничего не ела после феерически вкусных и экстремально жирных пончиков и стаканчика растворимого кофе. Я быстро приняла душ, раскопала в сумке джинсы, водолазку и тонкую вязаную кофточку на пуговицах, накрасила глаза, связала волосы узлом на затылке. Выглядела я вполне мило, если не считать бледного лица и голубоватых теней под глазами. Ну да ладно, сойду за утомленную русалку.
Своих я увидела сразу — они занимали два сдвинутых вместе столика и, оживленно переговариваясь, обсуждали меню. Непосредственный Шурка, увидев меня, завопил на весь ресторан:
— Мам, мы здесь, иди скорее!
Ко мне повернулись все головы. Внезапно нахлынуло тошнотворное ощущение дежа-вю, когда я вот так же увидела вчера вечером сидящего в ресторане Девяткина, и весь зал так же смотрел на меня… Я захлебнулась воздухом и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Меня кто-то подхватил, обнял за талию, и я ощутила знакомый запах туалетной воды. Алекс! Он поддерживал меня и встревоженно заглядывал в лицо, проверяя, не собираюсь ли я падать в обморок.
— Все в порядке, — пробормотала я, высвобождаясь из его объятий. Как всегда, прикосновение Алекса вызвало такой взрыв ощущений, что даже кровь к лицу прилила. Вообще это было нечто невероятное. Как азотная и соляная кислота, соединяясь вместе, образуют чудовищной силы смесь, способную растворить золото и платину, так и мы с Алексом: стоило посмотреть друг на друга, прикоснуться — как тут же вспыхивало пламя, которое мог выжечь землю на много километров вокруг. На уровне биохимии мы совпадали настолько, что даже страшно становилось. Да и на всех остальных уровнях тоже…
Алекс тяжелым сумрачным взглядом смотрел на меня. Ему явно приходилось несладко. Пряча глаза, я прошагала к столику и села рядом с ребенком. Алекс примостился напротив, между мамой и Мартышкой. Маленький инцидент остался незамеченным, благодаря обсуждению ужина.
— Мам, ты что хочешь? — подергал меня за рукав сын. — Я думаю, что лучше взять на всех большущую пиццу, а Мартышка хочет фрутти ди маре. Ма, фрутти — это всякие осьминоги и червяки? Тогда я не буду, я не люблю щупальца с присосками, фу, гадость!
И Шурка брезгливо передернулся.
— Шур, ну какая пицца? — сердито сказала мама. — Ты ее лопаешь каждый день, возьми себе что-нибудь другое. Салат, например. Стась, повлияй на ребенка!
— Да, Шурочка, бабушка права, — пробормотала я невпопад, смущаясь от Алексова взгляда.
Сделать бы так, чтобы все пропали, чтобы мы остались одни, запереться в номере… Я так давно его не видела, я так соскучилась по этой гладкой смуглой коже, по этим сильным рукам… Боже мой!
— Станислава! — мама пристально смотрела на меня.
— Да! — Я опомнилась. — Конечно, мам. Извини, я задумалась. Шурка, ты не будешь пиццу, ты будешь… Винегрет, картофельное пюре и рыбную котлету. А что, на ночь нельзя наедаться!
— Винегрет! — ребенок скорчил рожицу. — Ты еще скажи, овсяную кашу.
— Это будет на завтрак.