именно его.
Три товарища, по знаменитому роману Эриха Марии Ремарка.
Это было просто бесподобно.
Я три раза перечитывала эту книгу и каждый раз я плакала навзрыд. Та любовь, о которой я мечтала. Пусть и для этого нужно будет умереть. Но любовь жертвенная, чистая.
Слезы накатывать начали сразу после того, как Роби привез Пат в санаторий. Как он терзал себя, как он кричал и плакал.
Почему-то я соотнесла это с событиями в жизни, как мы везли дедушку в больницу, и как он говорил, что все будет хорошо. Как потом он кричал, что не хочет жить, что его нужно просто убить или дать умереть.
И в какой-то момент я совершенно абстрагировалась от всего внешнего мира. Только спектакль и горькие воспоминания.
Горячая рука легла на мою ладонь.
Я вскинула голову и встретилась глазами с Андреем. В них было столько сострадания, будто он сам переносил такие муки. Или тоже читал эту книгу.
И мне было невыносимо от этого.
Но в то же время он смотрел на меня с нежностью. Его взгляд был наполнен теплотой. В нем смешались абсолютно все эмоции, которые нельзя было передать словами. Это было страшно и волнительно одновременно.
Он смотрел на меня пристально, проникновенно, будто заглядывая в самую глубину моей души. У меня пошли мурашки от его взгляда, потому что казалось, что он гулял по просторам моего разума, исследуя все проблемы, о которых я ему не рассказывала, и об историях, которые были ему не известны. То, о чем мои уста всегда молчали.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Потому что твое сияние притягивает. Даже твои слезы притягивают.
Актер, который играл Роби, громко крикнул «Пат!», отчего я сильно вздрогнула.
Мы оба вернулись к спектаклю. Вот только у меня в голове крутились только его слова.
Я сияю…
Спектакль закончился тем, что Пат умерла. Как и в книге. И я снова не смогла сдержать слез. Это божественно, просто божественно.
Занавес, и вскоре все актеры вышли на сцену на поклон. Я вскочила со своего стула и кричала им слова благодарности. Даже пусть они меня не видели.
Но вдруг актриса, которая играла Пат, подняла голову, чуть сощурила глаза и отвесила отдельный поклон. У меня перехватило дыхание, и я начала хлопать еще более неистово.
Мы окутывали и купали актеров в овациях до тех пор, пока ладони не стали красными и не онемели.
В какой-то момент Андрей посмотрел на меня, вновь увидел меня плачущей и протянул ко мне руку. Он аккуратно коснулся моих щек и большим пальцем стер с них слезы. Мне оставалось только смотреть на него и отмечать, какой он галантный. Я не думала сейчас о том, что произошло на диване в моей квартире, и что вообще могло произойти бы, если бы мы все-таки продолжили. Все мои мысли ушли на второй план. В голове остались только впечатления от спектакля.
Это было просто великолепно.
Я небрежно бросила ключи на тумбу и начала неторопливо снимать пальто.
Накатила такая усталость, какая была днем после пар, что я бы сейчас просто легла в кровать, свернулась клубочком и так уснула. Просто в одежде.
Но за мной зашел Андрей.
Парень зачастую еще находил способы, как оказаться у меня подольше. Иногда я думала, что он намеренно находит разные предлоги, чтобы остаться у меня и не возвращаться домой. Я мешалась спрашивать у него, почему он так не стремится ехать домой.
Когда мы были у него в гостях, не было похоже, что у него были какие-то проблемы с родителями. Как будто они обычная среднестатистическая семья. Вот только… Анастасия Валерьевна очень смущала…
Но мне определенно нужно было об этом поговорить. Но не сейчас. Я была слишком измотана сегодняшним днем, что не могла мыслить от слова совсем.
Мне так хотелось обнять его… хотелось просто лечь в обнимку с ним, перебирать его шелковистые волосы, смотреть в темноте в его глаза и утопать в них. Я хотела целовать его, хотела касаться его груди. Чувствовать, что я кому-то нужна. Без обязательств, без всего. Просто нужна.
Я бы сказала, что без душевной привязанности, но понимала, что это отнюдь не наш с Андреем случай.
Господи, как же сложно снять банально эти ботинки. Если бы мы пошли летом, то мне было достаточно просто снять туфли, чтобы потом пойти босиком. Но в туфлях, как я изначально планировала пойти, было бы очень холодно. На дворе стоял промозглый октябрь, с моросящим дождем и постоянным холодом. Поэтому я отказалась от этой идеи.
Скоро и переобуваться надо на машине…
— Устала?
Конечно, я устала. Я просто хочу лечь в кровать и снять эти дурацкие ботинки.
— Очень… — я вымученно ему улыбнулась, когда он уже без пальто оказался передо мной.
— Помочь?
Он опустил взгляд на мои ботинки, которые я тщетно пыталась снять без помощи рук.
Я подняла взгляд и ничего не смогла сказать. Лишь вымученно улыбнулась. У меня даже не было сил ему ответить или прислушаться к себе, согласна я вообще на это или нет.
Андрей опустился на корточки и начал расстегивать ботинки. Он так аккуратно касался моей лодыжки, снимал сначала один, потом второй.
Я только закрыла глаза, и тут же поняла, что засыпаю.
Ощутив холодный пол, я открыла глаза, но тут же меня подхватили на руки и понесли в комнату.
Я хотела было возмутиться, но Андрей был таким теплым, таким мягким и приятным, что мне уже не хотелось сопротивляться. Мне хотелось унестись куда-то далеко-далеко, лишь бы всегда быть так, вдыхать его одеколон.
— На кровать? — Тихо прошептал он, будто боясь, что разбудит меня.
— Угу.
Я зарылась носом в его ключицу и сложила руки в него на груди. От него пахло очень приятно. Мужским терпким одеколоном. От которого половина девушек университета сходили с ума.
Меня постепенно окутывал сон, но только когда Андрей оказался на кровати и притянул меня в себе, я окончательно провалилась.
Я проснулась, когда солнце еще не взошло.
Посмотрев в зашторенное окно, я пришла к выводу, что сейчас около трех часов ночи. Или около того.
Я так хотела спать, что даже не написала маме, что дома. Наверняка она опять написала сотню сообщений.
Рядом сопел Андрей. Как мы с ним легли, в том положении и уснули. Он лежал на спине, а я примостилась у него на руке. Наверняка она у него затекла.
Я засмотрелась на него.
Такое спокойное выражение лица, маленькие кудряшки
