ним, но боялась до дрожи. Не провоцировать его, не провоцировать — это главное. Но мой страх просачивался наружу, и он чувствовал его лучше, чем кто-либо на земле. Я попала в ловушку, мне казалось, что он не вполне понимает, что я говорю.
Но он понял, и на его лице в этот момент отразилось смутное недоумение.
— Не подумал об этом… — растерянно протянул он.
Я почему-то поверила, хотя это было сложно… За гранью реальности! Потому что он думал наперед. Обо всем. Он специализировался на составлении планов, черт побери! И все же я все ещё боялась двигаться, когда он снял меня с подоконника.
Простыня слетела с плеч и выскользнула наружу. Кайрин взглядом проследил за траекторией падения, никак на это не отреагировав. Да что с ним?! Вел себя так, будто капитально надрался, но алкоголем от него не пахло, я бы почувствовала.
— Тебе холодно, — резюмировал он, закрывая окно, — и страшно.
Поразительная наблюдательность… Естественно мне страшно, потому что ты пугаешь меня! Этого я говорить не стала, решив, что нравоучения или претензии сейчас точно будут лишними. Проклятье, как себя вести?!
Поежилась, все ещё прижимаясь спиной к подоконнику. Кайрин находился близко, слишком близко, он уже убрал от меня руки, но теперь, кажется, не знал куда их деть. Может попросить его уйти, пока повторный приступ бешенства не произошел? Я шагнула в бок, планируя обойти его и прокрасться к двери. Что будет, если я открою её и скажу: “Проследуйте на выход, пожалуйста”? Послушает или успеет перехватить раньше, сочтя за попытку дезертирства?
Карающий проследил за мной немигающим взглядом, не предпринимая попыток остановить. Уже хорошо.
— Хочешь я тебе сыграю? Мне подарили инструмент, думаю его нужно оставить, но мне нравится играть, я умею немного… На заказ, конечно, исполнить ничего не смогу, но прислушаюсь к твоим пожеланиям в выборе мелодии.
Боже, кто бы настучал мне по голове за эту идею?! Потому что я поняла, что не могу его выставить, да и не хочу, по правде говоря. Не в таком состоянии. Усевшись обратно в кресло, я взяла в руки саз, и задумчиво взъерошила волосы.
— Я не бью ни женщин, ни детей, а ты как два в одном, Бес, — вдруг сказал Кайрин.
Я прикрыла глаза, чувствуя, что он успокоился.
— Так играть или нет? Если ты никуда больше не собираешься, то правая половина кровати в твоем распоряжении, только не занимай много места, я тоже хочу выспаться.
Сглотнула, раздумывая, что предлагаю и кому. Надеюсь, он не воспримет это как: “Вот постель, я тоже собираюсь туда прилечь, можешь распускать руки и не только, ведь именно этим ты и занимался пару минут назад, я не против”
Он же не тупой…
— Играй.
Лучше бы сказал, что не собирается слушать мои бренчания и ушел в закат красноречиво хлопнув дверью. Некуда ему податься что ли? Готова поспорить, что есть куда, просто у меня смелости не хватило заявить об этом прямо, перечеркнув дружеские отношения, которые между нами установились.
Я не смотрела на него, но слышала тихий шорох одежды и то, как прогибается под чужим весом кровать. Ладони вспотели, я вцепилась пальцами в отполированный гриф, не зная, что исполнить. Мысли были заняты немного другим, к примеру: “Он же там не до конца разделся?!”
Надо отвлечься. Я долго подбирала мелодию, едва перебирая струны и смогла расслабиться, наверное, лишь спустя пол часа. Кайрин ничего больше не говорил, и я решила, что он уснул. На ум пришло стихотворение Цветаевой, композиция к нему вспомнилась сама собой, и я не удержалась от тихого мурлыканья, ибо пением это сложно было назвать:
“Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою — как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого что в земной ночи я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты —
О проклятие! — у тебя остаешься — ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, —
Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир…”
Глаза начали слипаться. Я отложила саз в сторону, мучительно переживаю дилемму: “Остаться ли ночевать в кресле, скрючившись в три погибели, или таки присоединиться к Карающему?”
Прокравшись к нему на цыпочках, прислушалась к ровному дыханию. Он исполнил моё желание, устроившись на краю кровати. Одеяло не взял и даже не разделся полностью, оставшись в рубашке и шароварах.
Выглядел он вполне мирно, и я решила рискнуть.
Рассвет уже окрасил небо в розовые тона, когда я проснулась. По ощущениям прошло часа три, не больше, за пределами комнаты было все так же тихо, и я, наверное, могла продолжить спать, если бы не одно обстоятельство. Рука. Она лежала у меня на боку, ненавязчиво прижимая к чужому телу. Комфортно так, тепло и уютно. Мне понравилось.
Я пролежала ещё пару минут, прежде чем сообразила в чьих объятьях нахожусь и моё состояние не перешло от “прекрасно” к “так дело не пойдет!”
Надо было выбраться незаметно. Как известно — то, чего он после не вспомнит, можно считать, не происходило!
Извиваясь как змея, я постаралась выскользнуть из хватки Карающего, но это было не так уж и просто. Рука оказалась тяжелой и выпускать меня не желала, притянув ближе, стоило только шелохнуться. Пропасть! Замерев на пару секунд, я предприняла повторную попытку, все-таки увенчавшуюся успехом. О да, я сделала очень хитрую вещь! Как ниндзя вынула из-под головы одну из подушек и подсунула её вместо себя, ожидая, что на этом моменте он и проснется, но мне повезло! Кайрин спал как убитый.
Здравствуйте, а вдруг нападение? А вдруг война?
Перекатившись с пятки на носок, я посмотрела на него в утреннем свете. Он устал, жутко устал. Длинные волосы разметались по подушке, открывая четкий профиль, идеальную линию скул и шею. Фарфоровую кожу портили бордовые засосы, которые я вчера не заметила. Придушить бы его…
Для такого поступка я была слишком гуманна, зато у меня появилась другая идея. Не иначе как