Нельзя сказать, что, случайно став свидетелем разговора двух бандитов и тем самым помимо воли оказавшись втянутым в кровавые разборки, Корсак сразу же проникся к старому вору–наркоману чувством глубокой симпатии и, как пионер–герой, решился бесстрашно вступить в схватку на стороне верной «хорошему» Папе части расколовшейся на два лагеря банды. Отнюдь. Просто Леониду Иванычу на тот момент угрожала реальная опасность вот–вот оказаться застреленным вместе с Ветром, на судьбу которого Славе было искренне наплевать с Александрийского столпа. Вторая же причина плавно вытекала из первой: кроме жизни сэнсэя, появился реальный шанс попутно спасти от смерти еще несколько человек. Даже если все приговоренные к закланию «жертвы» – негодяи, каких мало, по замашкам и гнилой душевной сути ни на йоту не отличающиеся от своих потенциальных убийц. И все же… и все же… Ситуация просто не оставила Корсаку иного выбора, как, не раздумывая, вступить в драку на стороне Ветра, преследуя при этом лишь свои конкретные цели – спасти Сомова, Лену, уцелеть самому и не упустить единственный реальный шанс вскоре обзавестись новыми документами.
Дверь была заперта изнутри, никто не отзывался на стук. Пришлось ломать. Хватило двух ударов ногой. В первой комнате на уставленном обильной снедью столе обнаружился початый графин водки, две стопки и пара тарелок с остатками еды. Одна из стопок была наполнена до краев. Глядя на нее, Слава почему то сразу подумал, что к ней, похоже, даже не прикасались. Стекло было кристально чистым, в отличие от второй стопки, обильно изляпанной отсвечивающими в мерцающем свете канделябра жирными отпечатками пальцев…
Сам Ветер отыскался в спальне. Старик, одетый в распахнутый на седой волосатой груди шелковый халат, лежал поперек кровати, раскинув по сторонам руки, нелепо вывернув шею, широко открыв рот с желтыми зубами, и храпел так громко, что дрожали стены. Рядом с ним, как ни в чем не бывало, возлежала, мирно покуривая папиросу в длинном мундштуке, совершенно голая и не в меру грудастая девица с длинными черными волосами и смуглой кожей, в которой сразу же без труда угадывалась хохлушка, приехавшая в Гатчину с приморского юга или горного запада Малороссии. По витающему вокруг аромату можно было предположить, что перед тем, как отрубиться, вор успел выкушать цистерну–другую казенной, закусив одной–единственной луковицей. Сомова не было.
– Разбудить реально? – окинув девицу презрительным взглядом, грубо спросил Корсак.
– Та бесполезно, – лениво зевнула та, покачав головой и не делая ни малейших попыток прикрыть свою наготу. Суровый южный акцент подтвердил, что насчет родины шлюхи догадка Славы оказалась верной. – По храйней мере ишо часа три – точно. А шо случилось, хлопчик?
– Ничего, – молча выругавшись, хмыкнул Слава. – Лежи, кури.
Здесь делать нечего. Алкаш гребаный. Чуть шкуру свою не проср… не проспал.
Даже не удосужившись закрыть за собой дверь спальни, Корсак направился на поиски Сомова. Не нашел. Бегом бросился вниз. Нокаутированного им за упрямство и тупость горе–охранника он обнаружил уже в вертикальном положении, но все еще с трудом цепляющимся за перила и тщетно пытающимся поставить ногу на третью снизу ступеньку. Схватив громилу за шиворот и рванув так, что затрещала ткань пиджака, Корсак с угрозой бросил:
– Где Иваныч? Тот, в очках, гость, что был у старика? Отвечай, падло, в темпе, иначе башку отвинчу, на фиг!
– Он… у… ехал, – задушенно прохрипел битюг. – Минут… двадцать… как…
– На чем?! Куда?!
– На… тарахтелке своей… Кажись… поцапались они… с папой… крепко.
– У ч–черт!!!… Ладно… Кто из банды на месте?! В здравом уме?!
– В… ресторане… Сыч с пацаном.
– Тюрю видел?!
– Нет…
Слава быстро обыскал бугая, нашел за поясным ремнем револьвер, брезгливо ухмыльнулся. Вернул обратно. «Ствол» у него уже был. Прошипел, глядя в подернутые поволокой страха глаза:
– Значит, так, орел. Приходи в чувства и карабкайся в спальню старика. Хоть на четвереньках, хоть по–пластунски ползи – мне плевать. Ты должен быть там! Забаррикадируешь дверь мебелью, так, чтобы на танке «КВ» не проехать, и будешь ждать, пока я не вернусь! Хоть до утра!.. Ветра хотят убить. Я их вычислил, и сейчас начнется карусель. Ты все понял?!
– Кто? – Взгляд амбала, кажется, начал помаленьку проясняться. – Кто… папу?!
– Клещ с Тюрей. Кто с ними заодно – пока не знаю… Кстати, можешь прямо сейчас сказать мне «спасибо». За то, что до сих пор жив, а не валяешься в липкой кровяной луже с перерезанной удавкой шеей. Усек, сало?!
– Спасибо… братан.
– Сочтемся, когда время придет. Я пошел в «Подкову». А ты – к Папе. Давай, в темпе!
Как попасть в ресторан, не выходя во двор, Слава запомнил. Оказавшись у служебного входа, громко постучал в запертую металлическую дверь. Барабанил до тех пор, пока в замке не повернулся ключ. На пороге с испуганным лицом стоял маленький толстячок. Директор Ерема. Оттолкнув его, Корсак вошел в подсобку и запер за собой дверь.
– Значит, так, дядя. Ты меня помнишь. Слушай внимательно. Дело серьезное. Кому ляпнешь – считай, ты уже труп. Вот этими самыми руками кончу. В банде измена. Ветра хотят завалить. Я знаю, кто. И ты сейчас должен мне помочь. Сыч в зале?
– Да. Туточки они, – закивал мгновенно побледневший кабатчик.
– Сколько с ним братвы?!
– Так… только сам Сыч и сын евоный, Димка.
– Сильно пьяные?
– Не–е, ему, хряку, много надо. Литра два, не меньше. А он пока всего половинку опростал, под хорошую закусь. А Димка – тот вообще в рот не берет. Спортсмен.
– Спортсмен, говоришь. Чем занимается?
– Боксер, – веско сообщил Еремей.
– Это хорошо, – кивнул, чуть усмехнувшись, Слава. – Телефон в ресторане есть?
– А как же! В кабинете моем стоит.
– Тюря тоже здесь?
– А куда ему деться? Злой как черт.
– Клеща, поди, ждет? – предположил Ярослав.
– А я почем знаю? Мое дело маленькое. Чтобы все гости были сыты и довольны.
– Короче.
– Сидит, курит, воду пьет, на часы поглядывает.
– Наблюдательный ты, однако. Как Тюря выглядит?
– Ну… Блондин… Высокий… На щеке шрам от бритвы.
– Значит, так. – Слава на секунду задумался. – Сейчас подойдешь к Тюре и скажешь, что Ветер срочно зовет его к телефону. И – не дай тебе бог ошибиться, толстый. Я дважды не повторяю. Иди. Я здесь подожду. И, слышь, сделай рожу веселее. На тебе лица нет…
Двинувшись следом за директором по лабиринту ресторанных подсобок и выпустив его в зал, Слава отодвинул край тяжелой шторы и через образовавшуюся щель внимательно оглядел собравшихся. На крохотной сцене – маленький оркестр из трех музыкантов. Две девицы, явно шлюхи. Несколько опрятно одетых мужчин. Двое из них – со спутницами. Сыч – усатый коренастый мужик с красным, как помидор, лицом, лет сорока пяти. С сыном. Парню на вид лет двадцать. Ровесник Славы. По комплекции такой же сбитый и плотный, как отец. Только рожа пока еще нормальная… А вот и Тюря. В углу. Тостяк не ошибся – тип явно нервничает…
Быстро просеменив к столику, за которым сидел, нервно поигрывая спичечным коробком, долговязый блондин с папиросой в зубах, Еремей наклонился, выдал нужные слова, машинально кивнув за спину, посторонился, пропуская вперед медленно поднявшегося и шагнувшего навстречу своей смерти Тюрю. Не выдержав нервного напряжения, толстяк исподлобья зыркнул по сторонам и, вжав голову в плечи, посеменил следом за бандитом к подсобке, предусмотрительно держась на три шага сзади.
Слава отодвинулся от шторы, достал из–под рубашки трофейный пистолет, но передумал, сунул назад. И так справится.
Едва пыхтящий папиросой Тюря перешагнул порог, отодвинув штору, Корсак без труда оглушил его чувствительным ударом в ухо, резко подсек, уронил на пол и, нажав на нужную точку в районе шеи, усыпил в считаные секунды. Все, что успел Тюря, – это пару раз дернуться. Потом его похожая на веретено голова безвольно упала на плечо.
Глядя, как шустро Слава выключил блондина, Еремей аж перекрестился.
– Зови Сыча с сыном, – обернувшись, глухим от частого пульса голосом приказал кабатчику Слава. – Нужно отнести этого урода с прохода к тебе в конуру. Там с ним и потолкуем. По душам.
С Сычом повезло. На то, чтобы ввести бандита в курс измены, Корсаку хватило полминуты. Сыч – тут же представившийся как Аркадий Петрович – и его сын Дима, несмотря на внешнюю крестьянскую простоту, оказались иванами сметливыми. И, похоже, почитали авторитет Ветра больше, чем святую мироточащую икону.
– Папа такие услуги не забывает, Слава, – дружески хлопнув Корсака по плечу огромной тяжелой ладонью, пробасил Сыч–старший. – Я краем уха тоже слышал про твоего Леона. Серьезный мужик. Из наших… – Аркадий Петрович нагнулся, в одиночку сгреб пребывающего в нирване Тюрю в охапку, как чурку, закинул себе на плечо и, пыхтя, понес в кабинет директора, где им предстояло провести короткий допрос изменника.
