– Нет. Никогда. Возможно… просто не все договаривал. Как и все время от времени.
– Поэтому я и не хочу начинать лгать сегодня. Ты спросил меня, прав старик насчет голоса крови или нет. Я не знаю, что тебе ответить… Отчасти – да, отчасти – нет. В любом случае я не готов прямо сейчас все взять и изменить. Потому что эта рокировка будет в моей жизни последней. Извини, парень. Но такова правда.
– Тебе не в чем перед мной извиняться, Иваныч. – Слава открыл глаза и сел на кровати. – Я благодарен тебе за все. В любом случае. Спасибо.
– Ты говоришь таким погребальным тоном, словно завтра на рассвете расстрельная бригада Чека одного из нас со связанными руками выведет в парк и поставит к стволу самого толстого дуба, – грустно улыбнулся Сомов. – Короче, сделаем так. Утром я уеду обратно, в Метелицу. А в понедельник, когда сходняк воров примет свое решение, я обязательно приеду. И тогда мы решим, что делать дальше. Стоит тебе здесь оставаться или лучше уехать. Куда – не вопрос. Страна большая. Были бы в порядке документы. А пока… После всей этой дьявольской карусели пара дней на сбор мыслей в кулак всем пойдет только на пользу. Согласен?
– Тебе виднее, сэнсэй.
– Ладно, попробуй не забивать себе голову тяжелыми мыслями. Жди возвращения прекрасной юной барышни. А я, пока Ветер занят разбором полетов с урками, съезжу, пожалуй, прокачусь. В гордом одиночестве. Скорость и мотоцикл успокаивают. Когда тугой поток воздуха бьет в лицо и свистит в ушах, лучше думается. Ладно. Я пошел. Девушку, если что, не обижай. Старик в племяннице души не чает.
– Как можно, Иваныч, – развел руками Слава. – Исключительно о классической литературе и высоких материях!.. И только по взаимному согласию!
– Ну–ну.
Проводив взглядом мягко прикрывшего за собой дверь профессора, Корсак снова упал на подушку и закрыл глаза. Пролежал в неподвижности минуту, чувствуя, что его плавно раскачивает из стороны в сторону, словно он находился не на твердой земле, а в каюте попавшего в средней силы шторм корабля. Это было вполне приятное ощущение, однако неплохо бы привести себя в порядок перед встречей с очаровательной юной особой. Усилием воли Слава заставил себя подняться, скинуть одежду, после чего зашел в ванную комнату, открыл вентиль и с удовольствием погрузился в шумно бьющую из горбатого медного крана воду.
Прикрыл веки – и, словно в пропасть, мгновенно провалился в сон.
Во сне Слава увидел мать, с которой даже не успел проститься перед арестом. Образ Анастасии Михайловны был зыбок, как отражение на покрытой рябью воде. Мама медленно уплывала куда–то вдаль, грустно улыбалась сыну и, махая рукой, беззвучно шевелила губами, повторяя одну и ту же фразу: «Я люблю тебя, милый». Ее влажные от слез, такие родные и до боли знакомые зеленые глаза словно говорили ему: «Ничего не бойся, сыночек. Все будет хорошо. Ты сильный, ты обязательно справишься».
Очнулся Слава от тихого, осторожного стука в дверь. Не входную, а – натурально – прямо в дверь ванной комнаты. Открыл глаза, не сразу сообразив, где он, собственно говоря, находится. Затем вспомнил – у Ветра, медленно провел мокрыми ладонями по лицу, словно прогоняя остатки не самого приятного в жизни сна, и крикнул:
– Я сейчас выхожу, Иваныч! – справедливо полагая, что никто, кроме Сомова, не станет так бесцеремонно вторгаться в его гостевые апартаменты. Оказалось – ошибался.
– Извините, что разбудила вас, Слава, – послышался с той стороны задорный и вместе с тем заметно смущенный девичий голосок. – Это Лена, племянница Сергея Сергеевича. Дядя сказал мне, что вы скучаете в гордом одиночестве, и попросил зайти и узнать, как у вас дела.
– Я в полном порядке. Принимаю водные процедуры. – Корсак, словно ужаленный, вскочил на ноги, выдернул сливную пробку, стащил с вешалки огромное полотенце и принялся торопливо вытираться. – А с чего это вы вдруг решили, что я спал?
– О, это совсем просто! – рассмеялась племянница Ветра звонким, как колокольчик, голоском. – Вы… как бы это сказать… слегка храпели. А я никогда раньше не слышала, чтобы люди издавали подобные звуки в минуты бодрствования.
– М–да… Извиняюсь, – хмыкнул несколько смущенный Корсак. И почему–то поспешил заверить: – Вообще–то я никогда не храплю. И тем более не засыпаю в ванной, как сурок. Наверное, это от усталости. Сегодня у меня с самого утра… сумасшедший день. Только сейчас и удалось расслабиться.
– Вы совершенно не должны передо мной оправдываться, – невозмутимо сказала Лена, судя по слегка отдалившемуся голосу прохаживающаяся по комнате. – В человеке все естественно, такими создала нас природа. А значит – нормально. Если уж речь зашла об извинениях, то извиняться должна я. За непрошеный визит на ночь глядя.
– Ерунда, – закончив интенсивные обтирания, слегка продрогший в успевшей остыть воде, Слава вдруг замер, оглядываясь по сторонам. – Ч–черт… Лена?
– Да?
– Не хочу показаться вам невежливым, но… не могли бы вы на минутку – не больше – выйти. Моя одежда осталась в комнате. На кровати. Кроме полотенца, здесь у меня ничего нет.
– Глупости какие! Нашли чем смущаться. Выходите спокойно. Я отвернусь к окну и подглядывать не буду. Честное комсомольское. Все, уже отвернулась.
– Ладно, – буркнул Слава. – Тогда выхожу.
Он распахнул дверь и босиком ступил с кафеля на мягкий ковер. Скользнул любопытным взглядом по неподвижно стоявшей у окна высокой худенькой девушке с хрупкой осиной талией и вызывающе коротко подстриженными темными волосами и – почувствовал, как помимо его воли в паху вдруг явственно шевельнулся и начал наливаться силой его давно простаивающий без главного мужского дела приятель. И, ей–богу, положа руку на сердце, древнему, как мир, инстинкту продолжения рода действительно было от чего сработать!
Племянница вора, по крайней мере со спины, оказалась просто очаровашка. Высокие стройные ноги в легких белых туфельках без каблуков, обтянутые тонкой тканью узкие бедра и короткое – едва прикрывающее коленки – летнее платье делали Лену просто неотразимой. Взгляд тянулся к ней непроизвольно, как булавка под воздействием магнита. Плюс бархатный голосок, который он только что слышал. Плюс витающий по комнате едва уловимый аромат тонких духов… В том, что невидимое пока для быстро одевающегося Славы девичье личико окажется столь же милым, как и все остальные части тела, уже не было никаких сомнений. В противном случае это была бы самая большая ошибка матушки–природы с тех незапамятных времен, когда она подарила венцу своего творения – человеку совершенно бесполезный и доставляющий столько хлопот орган под названием аппендикс.
Поспешно натянув трусы, носки, брюки и рубашку, Корсак затянул ремень, глянул на себя в зеркало на дверце шкафа, пригладил руками влажные волосы и сказал:
– Кажется, все. Можно отмирать. Ну, в смысле поворачиваться. Это просто из детской считалочки. Замри – отомри.
– Я помню, – улыбнулась девушка, тоже, в свою очередь, с интересом разглядывая выдернутого ею из ванной рослого скуластого парня с атлетической фигурой. – Мы в детстве тоже в эту игру играли… Привет. Я – Лена.
– Привет. Ярослав. Рад знакомству. Ты очень… красивая. Правда.
Нет, он не ошибся! В фас она была еще великолепней, чем… с другой стороны. Чистый ангел. Хотя – куда уж лучше. Перед Корсаком стояла, сверкая голубыми глазами и блестя покрытыми нежнейшей розовой помадой тонкими живыми губами, самая красивая девушка из всех, с кем ему приходилось встречаться до сих пор. Вот тебе и провинциалка, боящаяся, по словам старого вора, «огней большого города»! Дядя явно недооценил степень цивилизованности своей драгоценной родственницы. Да стоит ей только захотеть, только пальчиком поманить – как сильные, богатые и облеченные властью матерые самцы этого холодного и серого большую часть года города будут лежать у ее ног и послушно вилять хвостиками!!!
Слава почувствовал, как в груди что–то сжалось. Дышать стало трудно.
– Ты тоже симпатичный, – улыбнулась Лена. Подошла почти вплотную и с явным любопытством неожиданно стиснула Славино плечо. – И к тому же сильный. Мускулы твердые, как камень. Сразу видно, что спортсмен. Чем ты занимаешься, если не секрет? Боксом?
– Ниндзюцу, – тихо ответил Корсак.
– Это что?
– Японское боевое искусство. Им владеют ниндзя – самые великие и непобедимые воины в мире.
– Интересно как! А кто твой тренер? Японец?
– Нет. Русский. Но он, как и твой дядя, раньше жил на Дальнем Востоке, и его сэнсэем… то есть учителем, был единственный воспитанник настоящего ниндзя, служившего в личной охране японского императора. Перед смертью он успел передать свое мастерство ученику.
– Это случайно не тот дяденька, на сверкающем мотоцикле?! – лукаво прищурилась Лена. – Я видела, как он только что приехал и заводил своего красавца–коня в гараж.
– С чего ты так решила? – сухо поинтересовался Корсак.
