Удалой молодец выплывает на мачте, «выносит свою суженую из волн без памяти». Мореходы, собрав уцелевшие пожитки, ставят на пуртынном берегу зимовье, ограждаясь тыном, завязывают добрые отношения с воинственными соседями — «племенем квихпах писаные рожи».
Любезный молодец строит дом. После долгих скитаний «удалец с голубушкой» обретают отдых, покой и счастье…
— Эх и документик! — восхитился Любич. — Как ни верти, а первое поселение в Америке казаки поставили триста лет назад!
…«Житие» в неведомой земле сплотило новоселов в крепкий казаческий Круг. «Второю весной» Круг решает «послати на Русь матушку гонца надежного, верного, тайного… вольных казаков да охочих людей в Новую Сечь звати, припасы, оружие, снасти привозити».
Трудную миссию поручают удалому молодцу с Авдотюшкой неразлучною. Казаки доверяют гонцу призвать «имянным вещим перстнем» атаманить в Новую Вольную Сечь Семена Дежнева, а «землю матерую, что отведали за морем, в великия нерушимыя тайны держати».
— Странно. Почему Дежнева?
— Ну, это понятно: Дежнев вышел из простых казаков, был умен, храбр, любознателен и по тому неспокойному времени добр. Делил все беды и радости с товарищами, предпочитая обходиться с народами Сибири «ласкою, а не жесточью». Но посмотрите, что совершает удалой молодец с Авдотюшкой!
На кожаной байдаре вместе с эскимосами переплывают, они пролив между Азией и Америкой, минуют «Большой Каменный нос, что промеж сивер и полуночник», и, почти не приставая к опасным берегам, «идут морем» вдоль чукотского побережья. В устье Колымы мореходы с грустью прощаются с друзьями и «на куяках» поднимаются вверх по Колыме, к Нижне-Колымской крепости, сказавшись там «ушлыми из Чюхочьего плену».
Удалец припоздал — не застал в крепости своих мятежных сотоварищей. Они благополучно достигли на коче Колымы, встретили Михаила Стадухина и, влившись в буйный его полк, ушли последним зимним путем «во след Степану Моторе» через Камень на Погычу.
Неудача не смутила удалого молодца. Он решает подыматься вверх по Анюю с проводником — юкагирским аманатом — и через Камень достигнуть Анадыря. Надеясь вернуться обратно в крепость с Дежневым «сбирати припасы, снасти да вольные люди в ту Новую Сечь», добрый молодец с Авдотюшкой закапывают тайно ларец с повестью в Атаманской башне.
— Ай да баба! Такой жена, Вадим, ищи: все равно Геутваль — везде за мужиком ходить будет!
Илья расчувствовался. На глазах старого эвена блестели слезы. Я вспомнил отважную чукотскую девушку.
Сжалось сердце, может быть, мы расстались с ней навсегда…
Заканчивалась повесть жаркими строками стихотворного диалога «удальца с голубушкой». В постановлениях казаческого Круга оба зрят высший смысл «Чести и Правды казаческой»…
Любич осторожно закрыл книгу.
День окончился. Малиновое солнце тлело в фиолетовом сумраке. Мохнатые лиственницы на близком увале застыли, к чему то прислушиваясь. Совсем близко, за кустами, в Стадухинской протоке, тихо крякали утки.
— Удивительно… — наконец проговорил Любич, — удивительно и просто. Сорок лет спустя после этих событий, в 1680 году, казаки затеяли второе восстание в Якутском остроге. В заговоре участвовал один атаман, казачьи десятники и тридцать рядовых казаков. Они собрались «побить до смерти» якутского стольника и воеводу, захватить пороховую и свинцовую казну, оружие, припасы и бежать в «заносье». Видно, американские робинзоны прислали на Русь второго гонца.
— И чем же кончилось восстание?
— Заговор раскрыли, зачинщиков казнили, а рядовых казаков в кандалах сослали в дальние остроги. Но о Вольной Сечи за проливом воеводы не допытались. Никто не выдал заветной тайны. Историкам и это восстание до сих пор кажется случайной вспышкой.
Все это было необычайно интересно. Я спросил Любича, почему нигде в своей повести казачий певец не отождествляет себя с главным героем — «удалым молодцом».
— Такова особенность древнерусских повестей… В те времена жанра автобиографических повестей просто не существовало.
— А казаческие повести?
— Впервые появились в Запорожской Сечи, сочиняли их гусляры. На Руси первую казаческую повесть «О взятии царства Сибирского» написали сподвижники Ермака в тридцатых годах XVII века. Десять лет спустя донской казак Федор Порошин окончил великолепные казачьи «Повести о взятии и сидений Азовском», известные во многих списках, А Матвей Каргополец — «удалой молодец»— оставил нам ярчайшую антибоярскую казачью повесть, по видимому, уникальную, в единственном вот этом экземпляре. Недаром он упрятал его в землю. Не только автор, но и переписчик или хранитель тайной повести могли угодить на дыбу или виселицу…
Прошло четыре месяца после находки уникальной рукописи на берегу Стадухинской протоки. Мы с Ильей давно прилетели в Магадан. Начальника строительства в городе я не застал: он уехал в Москву по срочному вызову и должен был скоро вернуться.
Буранов рассказал, что перед отъездом начальник написал собственной рукой приказ с благодарностью за блестяще выполненную операцию в Центральной Чукотке.
— В отпуск на материк поедешь, — улыбнулся, передавая приятную новость, Андрей.
Образцы платины взбудоражили магаданских геологов. На Большой Анюй спешно собирались разведчики. Рукопись старинной повести и находки из хижины землепроходца произвели сенсацию в Историческом музее. Ученые принялись за полный перевод текста.
Костя и Геутваль все еще находились с оленями в дебрях Северной тайги и не подавали о себе вестей. Наступила полярная стужа, тайга укуталась зимним покрывалом, и мы готовили аварийный самолет на поиски пропавших друзей…
Однажды я сидел в кабинете начальника Главного управления Дальнего строительства за громадным письменным столом. На улице гудела пурга, билась в высокие зеркальные окна. Магадан, утонувший в снежном вихре, спал глубоким сном. Я принял ночное дежурство и в это время замещал начальника.
Передо мной висела карта Золотого края. Горные предприятия размещались по великой дуге хребтов от Яны, верховьев Индигирки, Колымы и до Чукотки.
То и дело звонили телефоны. Далекие, иногда тревожные голоса сообщали о снежном обвале на индигирской трассе, о движении колонны машин по льду Индигирки с грузом для нового прииска, о зимнем наводнении на Тарын Юряхе, вызывали самолет с хирургом к геологу, раненному в тайге, дежурные Горных управлений передавали сводки о «металле»…
После полуночи звонки стали реже, и к двум часам вовсе прекратились. Пурга не стихала, бесновалась и выла за окнами. В кабинете было тепло и уютно. Я развернул книгу Сергея Маркова о Русской Америке, мне удалось отыскать ее в городской библиотеке.
