— Допустим, — загадала Лили, — возьмем 17 декабря, почти четыре месяц назад. С утра шёл снег, но к полудню прекратился. Ты ушла на работу в 08:12, Даниэль отправился на свою через девять минут, а у папы в тот день не было первой лекции. Я помыла за вами всю посуду, потом сходила в булочную, встретила фрау Бауэр, мы мило поговорили, и я пошла в мясную лавку, купить говядины. Когда я пришла домой, то немного почитала журнал, подшила разошедшийся шов на зеленом платье, в 15:15 сходила на киносеанс. Когда вернулась, приготовила бульон. Папа пришёл в 17:20, ты в 18:15, Даниэль пришёл, когда я мыла посуду и не смотрела на часы. Вечером папа читал газету, ты что-то набивала на своей печатной машинке, Даниэль заперся в лаборатории. Папа отправился спать в 22:10, про Даниэля я ничего не знаю, а мы с тобой проговорили всю ночь с 00:25 до шести утра. В три ночи ты ещё помогала мне накрутить папильотки.
Сандра слушала и кивала, пытаясь наперед угадать, как сестра опишет очередное знакомое ей самой событие давно минувшего дня.
— А ты никогда не хотела применить свою уникальную память к какому-нибудь полезному делу, — поинтересовалась Сандра.
— Какому? — скривила губки Лили. — Нет-нет, и не уговаривай, отстукивать буквы на машинке я не стану.
— Я ведь не об этом хотела сказать. Просто ты всегда остаешься дома.
— А кто будет вести хозяйство, — с улыбкой вопросила Лили, — кто будет готовить ужин нашему отцу и твоему, между прочим, мужу?
И Сандра капитулировала. В самом деле, кто-то должен будет делать это по будням, пока она работает в ратуше. Теперь Сандра с ужасом вспоминала времена, когда сама по пол - дня была привязана к домашним заботам, и радовалась, что, наконец, избавилась от всего этого. На службе было куда интереснее. И появляться дома хотелось куда реже.
19
Очередным пятничным вечером в компании профессора Метца и его очаровательной дочери Лили, Отто Верт делился с ними последними новостями. После смерти президента республики Эберта, на похоронах которого архиепископ запретил звонить в церковные колокола, со второй попытки наконец-то ему избрали замену — «героя Танненберга» фельдмаршала Гинденбурга.
— А ведь фельдмаршалу уже семьдесят семь лет, — задумчиво протянул профессор. — Я, конечно, и сам не молод в свои шестьдесят пять, но я и не собираюсь руководить страной.
— После того, как у власти порезвились демократы, пожалуй, он не самая плохая кандидатура, — заметил Отто.
— Может и так. Но случись политический кризис, хватит ли у него сил выстоять?
— Какой же вы пессимист, профессор.
— Нет, Отто, я здравомыслящий житель Баварии. Я уже видел и красный переворот и попытку коричневого, и мне что-то не хочется пережить всё это заново. Уж лучше пусть коммунисты попытаются избраться в парламент, а национал-социалисты посидят в тюрьме.
— Хитлера уже давно выпустили, — как бы невзначай заметил Отто.
— Как?! — воскликнул профессор. — Я же читал в газете, что его вместе с шайкой осудили на пять лет.
— Так и есть. Но ввиду образцового поведения его освободили через тринадцать месяцев. Вот как, оказывается, республика мягка со своими врагами. Правда, Хитлеру запретили выступать с публичными речами ещё на два года. Наверное, верховный суд посчитал, что такое наказание принесёт ему невыносимые моральные страдания. Кстати, Хитлер уже всё предусмотрел. Оказывается, в тюрьме он не терял времени даром и написал книгу, чтобы нести свою правду в массы. Я даже купил её. Редкостная тягомотина. Но зато я теперь знаю, что в школе он не любил уроки французского и что Германии нужно заключить союз с Англией, чтобы завоевать СССР.
— Боже мой, — поморщился профессор, — что за ересь?
— Я же говорю, абсолютно нечитаемая книга.
— А почему обязательно нужно завоёвывать СССР? — милым голоском поинтересовалась Лили, кокетливо наматывая прядь волос на палец.
— Видишь ли, — улыбнулся ей Отто и, не отводя от возлюбленной глаз, поведал, — господин Хитлер считает, что со времён варягов Россией могут управлять только немцы. Но поскольку немцы Романовы уже не при власти, Германии нужно обязательно исправить этот недочет и отдать бразды правления австрийцу Хитлеру.
— Тогда при чём тут Англия?
— Хороший вопрос, но я не имею ни малейшего понятия, как на него ответить. В начале абзаца Хитлер пишет, что Англия не позволит Германии стать мировой державой, а в конце делает вывод, что с Англией надо заключать союз, а всё потому, что Франция ещё хуже. Я же говорил, Хитлер с детства не любил французский язык.
— Не понимаю, — признался профессор, — как его партию вообще могут воспринимать всерьёз.
— Ну как же, два года назад эта партия чуть не захватила власть.
— Это была лишь демонстрация силы. А какова программа? Что они хотят изменить, что собираются делать? Я слишком хорошо помню что было, когда коммунисты дорвались до власти. Они тоже шастали по пивным, много говорили, но ничего не делали. Потому их и сломили. Так на что же способны эти национал-социалисты?
— Главная беда национал-социалистов, — заключил Отто, — в том, что в их рядах есть националисты и есть социалисты. И они не всегда друг друга понимают.
Лили пожала плечами и заметила:
— Но они ведь называют себя патриотами.
— Лили, солнышко, тебя наглым образом обманули, — игриво произнёс Отто. — Это не те патриоты, что тоскуют по имперским временам. Они враги республики. К тому же в своё время этот Хитлер объявил своим однопартийцам, что исключит каждого, кто устроит в Руре диверсию против французских оккупантов. Лично я за подобный подвиг объявил бы такому диверсанту благодарность и назвал бы его славным сыном Германии. А то, что делает Хитлер очень далеко от любви к неделимому отечеству. Кстати, у отечества к нему большие претензии. Им очень интересуется налоговая служба. Мой источник говорит, что после освобождения Хитлер безбедно живёт на вилле и ездит в шестиместном мерседесе с телохранителем и личным водителем. А об источнике его доходов ничего не известно.
— Так почему же фининспекторам его об этом не спросить? — поинтересовался профессор.
— Спрашивали. А Хитлер отписывается, что брал займы в банках. А ещё, что он очень экономный и бережливый писатель и живёт на гонорар. Я узнал, сколько он продал своих книг. Всего 17 тысяч. Не очень-то густо, чтобы погасить займы. Я вообще удивляюсь, почему его до сих пор не выслали из страны. Он ведь не гражданин Веймарской республики.
— А чей?
— Теперь ничей. Он отказался от подданства Австрии после освобождения из тюрьмы. И никакого гражданства у него больше нет. Каково для политика-патриота!?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
