В этом, конечно, был определенный риск, но делать нечего, время поджимает. Скоро наступит новый, 1952 год, и придет момент, когда почти все бывшие легионеры разъедутся. Надо, чтобы этот памятный день стал днем фатиха, думал Кадыров. По традиции день фатиха (посвящения) наступает, когда учитель заканчивает обучение ученика и торжественно посвящает его в члены профессиональной общины. День фатиха бывает и у наставника в медресе, и у торговца в лавке, и у ремесленника в мастерской, и у лекаря-табиба в приемной. Учитель при этом объявляет, что ученик освоил ремесло, может работать самостоятельно, и по принятому обычаю дарит ему свой халат.
Здесь, в Нагорном, обойдемся без халата, думал Кадыров. Но день фатиха устроим обязательно. Под видом прощальной встречи можно будет собраться, и тут, улучив момент, надо заставить каждого подписать обязательство. Текст он подготовит заранее, в нем будет все то, о чем уже не раз говорилось на вечеринках: призыв Вали Каюмхана всегда и всюду оставаться воинами ислама, вести беспощадную борьбу с неверными во имя аллаха, за свободный Туркестан.
Кадыров, наконец, одолел скользкую, размокшую под осенними дождями дорогу и вышел к своему бараку. Остановился возле крыльца, закурил, поднял голову. Стояла глухая октябрьская ночь, над поселком переливалось звездами бездонное черное небо. Кадыров привычно сориентировался, повернулся лицом к северу. Там, в центре мироздания, сияла звезда Темир-козук. Кадыров долго смотрел на нее. Это была его звезда. И пусть русские называют ее Полярной — все равно она принадлежит ему, потому что лишь он один видит в ней свой, особый смысл...
Давно, еще до войны, в 35-м году, лучшие ученики Алхатской средней школы, в числе которых был и Кадыров, ездили в Самарканд, знакомились с памятниками старины. Сначала побывали в центре города, на площади Регистан, с ее тремя медресе, потом осмотрели мавзолей Гур-Эмир — древнюю усыпальницу Тимуридов, а напоследок посетили развалины астрономической обсерватории Улугбека, построенной в XV веке. Вечером, когда стемнело, учитель вывел их во двор и показал звезды, которые изучал Улугбек. Шестнадцатилетний Кадыров не мог потом заснуть всю ночь, его мучила мысль, которая внезапно пришла ему в голову, когда он смотрел на небо. Оказывается, путеводная звезда Темир-козук вовсе не является самой яркой! Есть звезды гораздо крупнее и ярче ее. Но люди чаще всего смотрят не на них, они отыскивают Полярную звезду, определяют по ней стороны света, сверяют с ней свой путь. Она играет столь важную роль в людских делах только потому, что занимает особое место на небосводе. И тот, кто хочет многого достичь в жизни — славы, почестей, власти, — не должен ли он брать пример с этой звезды? Не следует ли ему искать свое, особое место среди людей?
Вот о чем думал тогда Кадыров. Но началась война, и наступил тот роковой день в августе 1941 года...
Накануне Кадыров и еще шесть красноармейцев (все среднеазиатских национальностей) полдня пролежали в поле, скрываясь в зарослях проса. Два дня назад под Уманью полк их был разбит, многие погибли, оставшиеся в живых рассеялись мелкими группами. Куда теперь идти, никто не знал. Кадыров прижимался горячим лбом к холодному стволу винтовки. Было страшно. Отчаянно хотелось жить, но он понимал, что еще день-другой — и немцы их обнаружат. Придется отстреливаться, то есть вступать в бой. А это — верная смерть. Неужели ему в двадцать два года доведется так глупо и бесславно закончить жизнь? Ведь он ее так хорошо начинал! В девятнадцать лет — заведующий массовым отделом комсомольской газеты «Большевистская смена». В двадцать, после шестимесячных курсов в Ташкенте, — заведующий отделом пропаганды Карагольского райкома ВЛКСМ. Потом — армия, служба в полку тяжелой артиллерии, вступление в члены ВКП (б)... Кадыров скрипел зубами, вспоминая об этом. Все, чего он достиг в мирной жизни, все, чем он гордился, теперь оборачивалось против него. С таким прошлым попробуй выжить! А выжить надо обязательно. Ради этого стоит зачеркнуть всю прежнюю биографию. Потом, если повезет, он продолжит ее как-нибудь по-иному, попытается вновь отыскать свое особое место в жизни. Пока же надо стать простым, малограмотным солдатом-мусульманином — это для немцев больше подходит.
Кадыров увлек красноармейцев на дно балки и объявил, что выхода у них нет, надо сдаваться. Воевали сколько могли, говорил он, дальше лезть на рожон просто бессмысленно. Его спутники — молодые солдаты первого года службы (иные из них, кроме уставных команд, не знали ни слова по-русски) — безвольно поверили ему. Ночью, отойдя в сторону, Кадыров сжег партбилет, солдатскую книжку и другие документы. А наутро, выйдя к дороге, они все семеро без сопротивления сдались двум немецким автоматчикам.
И еще был день, поворотный в судьбе Кадырова...
В апреле 1942 года, когда он уже почти восемь месяцев пробыл в Винницком лагере для военнопленных, у него состоялся разговор с комендантом барака Мирзаахмедовым. Бывший учитель математики, Мирзаахмедов в лагере объявил себя шиитом. Мусульмане-шииты, в отличие от мусульман-суннитов, верят, что истинными продолжателями дела пророка Мухаммеда были только 12 имамов, причем последний, двенадцатый имам по имени Мухаммед аль-Махди в конце IX века скрылся, но обязательно вернется, и тогда наступит эпоха мира и благоденствия. Этот никому не известный «скрытый имам» считается духовным руководителем шиитов. Сам ли Мирзаахмедов додумался, или ему подсказали немцы, но в лагере он активно призывал пленных мусульман считать «скрытым имамом» живущего в Берлине Вали Каюмхана — председателя «Туркестанского национального комитета». За это немцы сделали Мирзаахмедова комендантом барака, что дало ему значительные привилегии и большую власть.
Мирзаахмедов назначил Кадырова помощником дневального, то есть, попросту говоря, уборщиком. Весь барак выводили на работу, а Кадыров оставался и наводил порядок — скоблил пол, выносил парашу. Это было гораздо лучше, чем весь день долбить мерзлую землю на пронизывающем ветру. Постепенно Кадыров стал при Мирзаахмедове кем-то вроде денщика. Но он чувствовал, что придет день — и ему удастся подняться в лагерной иерархии.
...В то утро Мирзаахмедов был особенно раздражен, орал на пленных, несколько раз принимался бить их плетью, а потом заставил полицейских поставить в строй тех, кто уже не мог двигаться и лежал на нарах. За всем этим наблюдали эсэсовцы, и Кадыров смекнул: комендант выслуживается, чего-то боится. Когда наконец пленных увели на работу и барак опустел, Мирзаахмедов успокоился, закурил и подозвал к себе Кадырова. Прищурившись, оглядел его крепкую, почти не отощавшую фигуру, сплюнул и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
