прижал к себе. Сага упёрлась ладонями ему в грудь, пытаясь высвободиться — тщетно.
— Иногда просто нужно, чтобы кто-то обнял, — прошептал Корнет ей в висок. — Без вопросов, обязательств и ожиданий чего-то в ответ… Иногда это просто необходимо, верно? — и почувствовал, как Сага оставила своё молчаливое сопротивление.
— Чтоб ты провалилась, курва! — неслышно прошептала Тэлли, притаившись этажом ниже. — Чтоб ты провалилась!
Тэлли отступила в тень пустого этажа, когда ей на голову, прямо из-под ступеньки, на которой стояла Сага, посыпалась бетонная крошка.
…Стоя в объятиях Корнета, Сага чувствовала, как чудовищно быстро колотится её сердце, как клокочут в горле, перехватывая дыхание, непролившиеся слёзы. Она не позволяла себе реветь — тем более на людях — даже когда нашли тело Инвара. Дать волю слезам сейчас, при Корнете — это уж слишком. И так всё происходящее — слишком. «Чёрт!» — мысленно ругнулась она, почувствовав, как губы Корнета коснулись кончика её уха — мягко, будто случайно. И высвободилась из его рук.
— Корнет, ты славный парень… Добрый и…
Корнет печально усмехнулся, покачал головой, отступив от Саги на шаг и отведя взгляд.
— Я то же самое не так давно говорил Тэлли…
Сага мгновение помолчала.
— Тогда ты меня понимаешь.
Корнет едва заметно вздохнул.
Сага благодарно коснулась его плеча и направилась вниз.
Корнет проводил её взглядом и ещё несколько секунд недвижно стоял посреди лестницы. А потом со всей силы саданул кулаком по стене, разбив руку в кровь.
— Помоги ей! — сквозь зубы процедил он, обращаясь в пространство. — Помоги же ей, тварь! Возьми с меня любую плату, но помоги ей! Ведь это ты с ней сделал. Со всеми нами…
Несколькими пролётами ниже из-под «казака» Саги отвалился кусок ступеньки, и она едва не свалилась с лестницы, но в последний миг удержалась, ухватившись за перила.
Глава 22
— Я вообще лошадей до жути люблю! Конным спортом занималась, КМС получила. — увлечённо болтала Беркут.
— М-м-м, — то ли похвалил, то ли удивился Хидден.
Они сидели на маленьком диванчике в одной из секций полутёмного зала чайной. Играла тихая музыка, в бокале расплавленным золотом мерцал бренди, терпко и душно пахло благовониями. У Хиддена до дурноты в желудке разболелась голова, его клонило в сон, и казалось, что чересчур мягкий диван вот-вот всосёт его в свои недра, а к утру срыгнёт птичьей погадкой[1]. Во всяком случае, чувствовать он себя будет именно так — в этом он не сомневался.
Они сидели здесь пару часов, но Хиддену казалось, что уже пошли третьи сутки. Третьи сутки бесконечной трескотни о каких-то лошадях, собаках, о соревнованиях по каратэ, медалях-грамотах-победах, о незаконченной, но, без сомнения, чрезвычайно любопытной диссертации по нейрокодировке и о том, как замечательно Беркут умеет готовить мясо. Каждую паузу, возникающую в её монологе и предполагающую какую-то реакцию Хиддена, он заливал бренди, лишь бы ничего ей не отвечать. Он давно потерял нить разговора и не знал, что тут можно сказать. Ему было скучно и тошно, как никогда раньше в подобных обстоятельствах. Он предугадывал каждый её взгляд, каждый жест, наперёд знал, к чему всё идёт и чем закончится, и от этого становилось ещё тоскливей.
Допив очередной бокал, Хидден высвободил своё плечо из-под её локтя:
— Пожалуй, пора на воздух. Тут слишком душно.
— Да. Пойдём отсюда, — легко согласилась Беркут, маслянисто сверкнув карими глазами. — Я живу в соседнем переулке, — сказала она, когда они вышли из чайной. — Проводишь?
Хидден обречённо поплёлся следом. У её подъезда он остановился, недвусмысленно давая понять, что подниматься в квартиру не намерен.
— До завтра, — кивнул он.
Хотел добавить «увидимся на работе», но не успел. Беркут дёрнула его к себе за футболку и, запустив пальцы ему в волосы, поцеловала — требовательно, даже грубо, до крови прикусив ему губу. И это, словно электрическая дефибрилляция, вмиг реанимировало воспоминания Хиддена о Гейт. И он едва сдержался, чтобы не оттолкнуть её.
— Чёрт, это даже для меня слишком… безжалостно, — пошутил Хидден, вытирая запястьем кровь, но в его глазах веселья не было.
— Не ожидал? — хохотнула Беркут. — Ну что, пойдём? — она кивнула на светящиеся тёмно-розовым окна.
— Извини, — ответил Хидден, сохраняя последние крупицы терпения, — я немного перебрал. Лучше пойду домой.
— Ты шутишь? — Она недоверчиво приподняла бровь. — Если не понял, так я не из тех, кто станет потом что-то требовать. Без обязательств. По рукам?
Она потянула его за футболку, но Хидден не сдвинулся с места.
— Да ла-а-адно! — закатила глаза Беркут. — Тебя ещё и уговаривать? Не много ли чести? Ни один нормальный мужик от такого не откажется! У меня ж всё просто, без загонов.
— Зато у меня, видимо, «с загонами», — усмехнулся Хидден, высвобождая ворот футболки из её пальцев, — и я не люблю, когда всё просто. Не трать на меня время, подыщи «нормального мужика».
Он несерьёзно ей отсалютовал и пошёл прочь.
— Ну и катись! — плюнула ему в след Беркут и добавила что-то обидное про «полшестого», но Хидден не вслушивался.
Домой не хотелось. Он зачем-то вернулся к Каланче, бесцельно обошёл вокруг. Постоял, глубоко дыша, пытаясь проветрить тяжёлую голову, но влажный воздух Творецка не освежал. В спину, словно дуло двустволки, упёрся чей-то взгляд. Хидден почувствовал его и обернулся. В светящемся окне четвёртого этажа увидел силуэт Раисмихалны. Что она тут делает? Время уже заполночь! Силуэт в окне не двигался с места, и Хидден пошёл в сторону своего дома, лишь бы избавиться от этого пристального, зудящего взгляда. На полдороге, как раз почти напротив спортзала Саги, он остановился и присел в темноту, на ступеньки чьего-то дома с тёмными окнами и наглухо заросшей дверью. Уперев локти в колени, помассировал пульсирующие гадкой болью виски.
«А ведь и правда перебрал, — подумал он, — а мне ещё сегодня очередной отчёт строчить, чтобы при завтрашнем вывозе мусора отправить бутылочной почтой. Доходят хоть мои сводки из вражеского тыла, интересно знать? Ответ бы какой прислали, „понял-принял“ или ещё что…» Хидден поднялся, собираясь всё-таки пойти домой, и тут услышал сто стороны Каланчи знакомые быстрые шаги.
— Сага? — окликнул он, выступая из плотной тени в голубоватый круг фонарного света.
Сага резко затормозила и едва сдержала чуть не сорвавшийся с губ вскрик.
— Прости, не хотел пугать.
— Ты чего здесь?
— Трезвею, — усмехнулся Хидден. — Во всяком случае — пытаюсь.
— У тебя же есть космический душ. Отличное, знаешь ли, средство.
— Покажешь, как им пользоваться? — заискивающе спросил он, сунув руки в карманы джинсов.
— Открываешь дверь, входишь внутрь — вся наука.
— Я не могу идти туда один. У меня клаустрофобия. Вдруг я запаникую, поскользнусь, треснусь затылком о бетон, потеряю сознание и утону в собственной
