— Жан!..
— А к лучшему творению Дезиранделей, именуемому Агафоклом, она ничего не испытывает, кроме презрения.
— Так знай же, друг мой, я без ума от мадемуазель Луизы!..
— Что ты без ума, согласен. Сам посуди, куда заведут тебя чувства! Бесспорно, мадемуазель Элиссан обворожительна, и я смог бы ее обожать точно так же, как ты! Но девушка обещана другому, и даже если она не полюбит этого недотепу, то все равно выйдет за него замуж: сыграют свою роль договоренности и желание родителей, богатство, холодный расчет. Перед нами здание, фундамент которого был заложен еще в детские годы жениха и невесты, а ты воображаешь, что сможешь развалить его, словно карточный домик!
— Я ничего не воображаю, и пусть все будет так, как будет…
— Знаешь, Марсель, ты не прав!
— В чем?
— В том, что отказываешься от наших первоначальных замыслов.
— Жан, но то были только твои замыслы, а вовсе не наши! Так что предоставляю тебе полную свободу действий!
— И все же подумай, Марсель! Если бы тебя усыновили…
— Меня?!
— Да, тебя! Представь, что ты ухаживаешь за мадемуазель Элиссан с туго набитым кошельком вместо кавалерийских галунов. Ты сразу подавишь Агафокла своим денежным превосходством… не говоря уже о том, что мог бы воспользоваться влиянием твоего нового отца, очарованного мадемуазель Луизой!.. Вот он-то не поколебался бы взять ее в приемные дочери, если бы по воле Провидения она спасла его от нападения, из волн или пламени!
— Жан, ты сошел с ума!
— И настолько серьезно, что осмелюсь дать тебе добрый совет.
— Ну что ж! Только ты же сам видишь, как плохо я начал: когда в поезде вспыхнул пожар, то не я спас месье Дардантора, а он меня…
— Да, Марсель, невезение… убийственное невезение! Но зато теперь у тебя появилась возможность усыновить перпиньянца. Это должно получиться само собой… Усынови его, и он раскошелится.
— Невозможно! — расхохотался Марсель.
— Почему?..
— Поскольку в любом случае требуется, чтобы усыновляющий был старше усыновляемого — хотя бы на несколько дней.
— Не везет, так не везет, друг мой Марсель! Все выходит шиворот-навыворот! Оказывается, нелегко добыть себе отцовство законным путем!
В коридоре раздался зычный голос, и дверь в комнату открылась.
— А вот и он! — сказал Жан.
И правда, на пороге стоял Кловис Дардантор, радостный и оживленно жестикулирующий. Еще миг — и перпиньянец очутился у кровати Марселя.
— Как, — воскликнул он, — вы еще в постели?.. Неужто больны? Что, вашему дыханию недостает глубины и ритмичности? Не нужно ли вдохнуть воздух в ваши легкие? Да не стесняйтесь!.. У меня грудь полна отличного кислорода, секретом которого владею только я!
— Месье Дардантор… спаситель мой! — произнес, приподнимаясь, Марсель.
— О нет!.. О нет!..
— Без вас он бы задохнулся! — сказал Жан, обращаясь к перпиньянцу. — Без вас он бы испекся, изжарился, превратился бы в пепел!.. Без вас от него осталась бы только горстка праха, и мне пришлось бы поместить ее в урну!
— Бедный мальчик! Бедный мальчик! — повторял месье Дардантор, воздевая руки к небесам. Затем добавил: — А я ведь и вправду его спас!
Обеспокоенно оглядев добрыми глазами Марселя, перпиньянец обнял молодого человека в порыве настоящего отцовского чувства, которое в любой момент могло перейти в хроническое состояние.
Завязался разговор.
Каким образом проник огонь в купе, где спал Марсель?.. Вероятно, от локомотива в опущенное окно залетела искра… Воспламенились подушки… А так как поезд шел быстро, пожар разгорался все сильнее..
— А как там дамы? — поинтересовался Марсель.
— У них все в порядке, они уже оправились от испуга, дорогой мой Марсель…
«Ого, уже „дорогой мой Марсель“!» — чуть не произнес вслух Жан, покачав головой.
— Ведь вы мне словно сын… отныне! — молвил далее Кловис Дардантор.
— Его сын… — пробормотал кузен Марселя.
— А если бы вы видели мадемуазель Элиссан! — продолжал достойный человек. — Поезд едва остановился, а она уже была у вагона, из которого извивалось пламя! Кинулась туда так же молниеносно, как и я… А когда я положил вас на землю, девушка взяла свой платок, намочила нашатырем и дала вам понюхать! Хорошенько же вы ее напугали! Я думал, медемуазель вот-вот упадет в обморок!
Марсель, взволнованный больше, чем хотел бы показать, пожал руку месье Дардантора и поблагодарил за то, что тот для него, Марселя, сделал… за его заботы… за платок мадемуазель Луизы. И тут наш перпиньянец умилился, глаза его увлажнились.
«Капли дождя под солнечными лучами!» — подумал Жан, наблюдавший эту трогательную сцену со слегка насмешливым видом.
— Вы что же, так и не собираетесь вставать, дорогой мой Марсель? — спросил месье Дардантор.
— Я уже подымался, когда вы вошли.
— Не могу ли я вам помочь?
— Спасибо, спасибо… Здесь Жан…
— Не надо меня щадить! — возразил месье Дардантор. — Теперь вы принадлежите мне!.. Разве я не заслужил право заботиться о вас?..
— По-отечески, — просуфлировал Жан.
— По-отечески!.. Еще как по-отечески, черт меня подери!.. — Хорошо, что Патрик этого не слышал! — Однако поторопимся, друзья мои! Вас ждут обоих в столовой! По чашечке кофе — и на вокзал! Я хочу лично убедиться, что в организации поездки ничего не упущено. Затем пройдемся по городу — это не займет у нас много времени — и прогуляемся по окрестностям! А завтра между восемью и девятью утра отправимся в путь на арабский лад! В дорогу, туристы! В дорогу, экскурсанты! Вы увидите, как шикарно я буду выглядеть в арабском наряде!.. Настоящий шейх!
Наконец, пожав руку Марселю, да так сильно, что юноша чуть было не выскочил от боли из постели, Кловис Дардантор вышел, напевая пиренейскую песенку.
Когда дверь за ним закрылась, Жан сказал:
— Ну, где сыщешь подобного ему… и подобную ей… Он в арабском одеянии… она с надушенным платком…
— Жан, — ответил слегка раздраженно Марсель, — мне кажется, ты несколько не в меру развеселился!
— Но ты же сам хотел, чтобы я был весел! Вот я так и поступаю! — парировал Жан.
Марсель, еще немного бледный после пережитого, стал одеваться.
— А впрочем, — принялся утешать его кузен, — разве не ждут нас в Седьмом полку необычайные приключения? Перспективы отменные! Падение с лошади, сопровождаемое ударом благородным копытом, а во время боя — глядишь! — одной ногой меньше. Или руки недосчитаешься, а то и носа. Есть шанс лишиться и головы, причем жаловаться на бесцеремонность двенадцатисантиметровых и прочих снарядов уже будет некому!
