— Спасибо за интересную беседу, — небрежно бросил Гриша, — но на мою помощь можете не рассчитывать. Я верен клану, к тому же, в случае моей смерти он меня восстановит. Так что можете меня расстрелять, или голодом уморить…
— Насчет голода, — не мог не съязвить я, — неизвестно, насколько тебя хватит. Это ты сейчас, сытый и довольный, хорохоришься, а всего час назад…
— Это тут ни при чем, — отмахнулся Весельчак, — голод голодом, а клан я не выдам. Я не предатель.
— Ладно, — Герберт Иващенко отреагировал предельно спокойно и повернулся ко мне, — он не предатель и я не буду настаивать. А как насчет вас?
— Я тоже не предатель, — ответил я, — вот только хранить верность мне больше некому. Конечно, может, я знаю недостаточно, меня ведь, как и Голема по легенде, заморозили и продержали в Пантеоне около тысячи лет. А в этой эпохе я от силы, месяца три.
— Не так уж и мало, — произнес Герберт, наверное, по чисто дипломатическим соображениям, — что ж, я слушаю вас… простите, забыл спросить, как зовут.
— Владимир Марков, — запоздало представился я. И после этого рассказал человеку в темно-сером костюме все, что со мной произошло незадолго до заморозки, и после нее. Про «Фростмэн», про кланы, про мутантов, мастеров, технофобов. Упомянул и про Коммутодром и про наш виртуальный роман с Дарьей-Дейременой. Дойдя до своей авантюрной затеи с отключением Пантеонов, я заметил, как Герберт грустно покачал головой. Видимо, история и впрямь была не без трагизма, по крайней мере, отношения выдуманного рыцаря Доранта и вымышленной принцессы Дейремены не шли с ней ни в какое сравнение. На событиях, произошедших в последние сутки, Иващенко попросил остановиться поподробнее, особенно на том моменте, когда Тая вырубила Голема лопатой. Еще больше мой собеседник удивился, когда я, по его просьбе, пояснил, что же такое представляет собой эта лопата.
— Полпроцента вероятности! — воскликнул он вполголоса, ни к кому конкретно не обращаясь, — пренебрежимо мало! Нет, я этих умников из аналитического отдела отправлю астероиды отстреливать… А вы продолжайте, продолжайте.
И я продолжил, дойдя до попытки расстрелять глайдер из танковых орудий.
— Вы это серьезно? — спросил несколько обескураженный Герберт.
— Серьезней некуда, — я не стеснялся, потому что вроде как защищал своих, — и, как понимаю, если бы у меня получилось, вы бы десант прислали? С бластерами-шмастерами и лазерными мечами?
— Ну что вы! — отмахнулся Иващенко, — у нас нашлись бы гораздо более удобные и эффективные средства нейтрализации вашей обороны. Обошлись бы без крови с обеих сторон. Вы лучше вот что скажите. Какое у вас по этому поводу мнение?
— По поводу ситуации на Земле? — Герберт кивнул в ответ, — я полагаю, что фирма «Фростмэн» под видом бизнеса готовила захват власти на планете. С этой целью, при помощи заморозки, происходило изъятие из исторического процесса людей, потенциально способных повлиять на него, но поддавшихся временной слабости. Цель этой затеи мне лично непонятна, равно, как и смысл таких долгосрочных планов. Но, по-моему, по крайней мере к трехтысячному году они были практически реализованы. Во всяком случае так называемых мастеров — интеллектуальную элиту нынешней Земли, система управления Пантеонами идентифицировала как службу технической поддержки корпорации «Фростмэн». Что касается всех прочих землян… Кланы зависят от мастеров, без которых нормальная работа систем жизнеобеспечения была бы невозможна.
Благодаря этой своей незаменимости, мастера не только пользуются жизненными привилегиями, но и нередко способны влиять даже на официальное командование кланов. В частности, когда меня изгоняли, командор не особо этому возражал, несмотря на то что я показал себя неплохим бойцом. Ну а где кланы — там и оружие. По военно-техническим возможностям с бойцами кланов не могут тягаться ни мутанты, ни тем более, технофобы. И те, и другие, могут разве что задавить массой, и то навряд ли. Так что мои выводы относительно мастеров однозначны. На чьей стороне сила, в чьих руках техника и информация, у кого всего остального, включая блага цивилизации, больше, чем у других — тот и главный. И, заметьте, эти гады своим положением очень дорожат. Потому и поставили ловушку в систему управления. Как там сказал мой куратор? Ловко придумано. Так ведь и мы не дураки.
За те несколько недель, что прошли после моего изгнания, все эти мои построения относительно мастеров и «Фростмэна» отчасти затерлись, отчасти стали казаться притягиванием за уши и низкопробными фантазиями. Еще бы месяц-другой, и я забыл бы про них вовсе, да визит Голема и Весельчака в мой новый дом не позволил этого сделать. Теперь же, высказывая свои соображения постороннему человеку, я ожидал от него самой резкой отповеди, хотя бы за их наивность и сомнительность. Но нет, Герберт слушал меня внимательно, не перебивая, а заметная складка на его лбу лучше всяких слов говорила о том, насколько ему интересен мой рассказ.
— Спасибо, — сказал он вполне искренне, — возможно, вам еще придется повторить вашу историю аналитическому отделу. Надеюсь, вас это не затруднит. Что же касается всего остального… Вопрос о предоставлении вам гражданства будет решен в течение трех стандартных суток, а пока эти апартаменты в вашем распоряжении. После трудоустройства каждый из вас получит отдельное жилье.
— Каждый из нас? — переспросил Гриша Весельчак, — и я — тоже?
Он, видимо успев морально подготовиться к тяготам вражьего плена, был страшно удивлен и не скрывал своего удивления.
— И вы — тоже, — подтвердил Герберт, — а что еще с вами делать?
Глава третья
Попавшее в поле зрения (не меня, а скорее, моего корабля), небесное тело оказалось мелким астероидом. Мелким, разумеется, по классификации профессиональных астрономов, никогда не видевших эту летающую гору живьем.
Радиус — четверть километра. Точнее — двести восемьдесят девять с половиной метров, как измерил его бортовой компьютер. Плюс-минус сотня метров поправки на неправильность формы. Рядом с этой глыбой мой истребитель смотрится как комар, вьющийся возле человека. Вот только вряд ли какой-нибудь человек имел несчастье встретиться с комаром, укус которого смертелен.
Между мной и астероидом расстояние побольше, чем между Луной и Землей, но я смог рассмотреть эту глыбу, так, словно приблизился к ней вплотную. Оптике, которой оснащен мой корабль, в начале двадцать первого века завидовали бы все обсерватории мира. Галилея бы вообще жаба задавила. Ну а пока я не без интереса разглядывал этот выкидыш вселенной, бортовой компьютер рассчитывал рейтинг его потенциальной опасности. Вероятность того, что эта, по космическим меркам, щепка, несомая множеством гравитационных течений, рано или поздно наткнется в пути на какой-нибудь орбитаун или населенную людьми планету.
Расчеты заняли минуты три и вот результат. Одиннадцать с четвертью процентов. Примерно один из девяти шансов, что астероид окажется от какой-либо используемой человечеством планеты в обоюдно опасной близости, и, притянутый несоизмеримо большим гравитационным полем, рухнет на ее поверхность, перед смертью устроив такое «шоу», что ядерный взрыв Хиросимы покажется новогодним фейерверком. Землетрясения (не важно, что не на Земле), лесные пожары, цунами — вот лишь неполный перечень номеров из программы этого каменного космического гастролера. И не только его.
Если же астероид упадет не в абстрактной (чаще всего — ненаселенной) точке обитаемой планеты, а, подчиняясь, помимо закона гравитации, еще и закону Мерфи, почтит своим визитом конкретный населенный пункт… Или какой-нибудь орбитаун встанет, вернее, повиснет на его пути… Тогда не нужно быть астрономом, чтобы с уверенностью сказать — ущерб будет несоизмеримо выше. Большинству хомо сапиенсов остается только радоваться, что вероятность такого сценария меньше — примерно на порядок.
Но я — не большинство. Меня приняли в ряды Управления Безопасности Системы Солара (УБСС) и посадили за штурвал истребителя не для того чтобы я просто радовался низкой вероятности катастрофы. Или полагал, что один из девяти шансов, это-де «очень мало». Соответствующая инструкция на этот вопрос отвечает четко и однозначно: небесное тело, рейтинг потенциальной опасности которого достигает десять и более процентов, подлежит уничтожению. Истребитель экипирован для этой задачи всем необходимым.
Разумеется, ни о какой закладке на поверхности астероида ядерного заряда не могло быть и речи. Как и о других голливудских трюках. Попробовал бы Брюс Уиллис хотя бы посадить свое судно на этот движущийся камень. С тем же успехом можно попытаться причалить на плоту, но не к берегу, а к борту крейсера, не прекращающего свой ход… К счастью, мне никуда садиться не надо.
