— Да чего там, заходите, что ж в дверях-то стоять… И прикройте за собой, а то ветром тянет…
Женщина приветливо улыбалась. Ирена поняла, что ошиблась, определяя ее возраст — скотнице было не за тридцать, а чуть больше двадцати. Брезентовая куртка странно контрастировала с умело подведенными глазами и губами; горло женщины закрывал теплый шарф.
— Я Эльза, — она улыбнулась снова. — Это Снежка, это Рыжка… Все спрашивают — почему Рыжка, она же черная? А я говорю — так и у Яна не семь ролей, а только две…
Доярка рассмеялась, локтем поправила выбившуюся из-под платка светлую прядь; до Ирены не сразу дошел ее каламбур. «Семироль — семь ролей»…
«Добрейшая Эльза, в прошлом проститутка, а теперь заботливая скотница… Искренне любит животных. И мужчин, надо сказать, любит всех без исключения»…
Ирена вспомнила Ника — с раздражением. Почему-то именно здесь, в обществе Снежки и Рыжки, его цинизм показался особенно скверным.
— Никто не знает, сколько ролей на самом деле у Яна, — сказала она медленно. — Не одна — это точно… Меня зовут Ирена Хмель, я…
— Знаю, — Эльза охотно закивала. — Вас неправильно засудили, Трош рассказывал… А я — это чтобы никаких сплетен не было — клиента прирезала за одну вещь. Не знала, как убивать-то, просто сдуру ножницами в живот… Но это давно было, так что вы так не глядите. Скотина он был, покойник, хотя, если вдуматься, если бы не он — до сих пор бы в… этом самом сидела. Под сутенеров бесплатно, прочих — по десять за ночь… Это я все сразу рассказываю, потому что Ник наверняка проболтается. У него язык, что флюгер — туда-сюда, и не скрипит…
Ирена удивилась Эльзиной манере выражаться. Каламбур соседствовал с просторечием, а вульгарные обороты — со странной деликатностью. Могла бы, кажется, выругаться — ан нет, постеснялась…
Ей отчего-то привиделся Ник, сидящий вот тут же в сарае и развлекающий скотницу анекдотами из светской жизни гинекологов.
Эльза тем временем улыбнулась, и Ирене показалось теперь, что ей не больше девятнадцати. Девчонка…
— И сколько… вы здесь?
— В смысле, сколько времени? Да вроде лет пять… Точно, почти пять лет. Рыжке вот три года, а Снежке — четыре… Тихо, Снежечка, тихо, привыкай, эта тетя теперь своя… Да. А еще были Синька и Барсик, и пришлось по старости прирезать, так я всякий раз неделю рыдмя рыдала, Ян даже злился, вот успокою, говорит, тебя, чтобы водички на слезы не осталось… Бычка купить обещал… Тихо, Рыжечка, сейчас за тебя возьмемся, потерпи…
Руки Эльзы работали привычно, механически, легко. Наполнялся подойник, позвякивали ведра, коровы переступали ногами, косились на Ирену, нервно подергивали ушами; тупо смотрели из-за сетки красноглазые кролики.
Некоторое время Ирена раздумывала, спросить или не спросить. Вот он, вопрос, на языке вертится, такой дикий и одновременно такой естественный…
— Вам здесь нравится, Эльза?
Женщина вытерла руки о чистую тряпочку. Лукаво хмыкнула, снова поправила прядь:
— Понимаю… С непривычки странно… Идемте. Девочки, — это коровам, — я сейчас еще вернусь…
Хозяйственная пристройка напомнила Ирене лабораторию господина Петера. Полно приборов непонятного назначения, и среди них какие-то маслобойки, холодильники, котлы…
— С непривычки странно, — задумчиво повторила Эльза. — Только вам за всю свою жизнь столько дерьмища не увидеть, сколько я его сожрала за один год… Да. Есть мужики, так те хуже любого упыря. Ян хоть по-честному кровь сосет… Все по-честному… Да. Я здесь человек, понятно? Трош хоть и тронутый, но мухи не обидит, даром что курву свою вместе с хахалем прикончил. Сит… он злой бывает, но он меня любит. Если обругает сгоряча — так потом неделю прощения просит… А Ник…
— Что, Ник тоже? — вырвалось у Ирены.
Эльза улыбнулась, обнажив красивые белые зубы:
— Ник… Он вам понравился, да? Образованные, они друг друга находят… Только Ник ведь доктор, вам нельзя… — и улыбка Эльзы сделалась совсем уж лукавой.
Ирене стало неприятно. Захотелось уйти; уже на пороге она, помявшись, обернулась:
— А Ян? Тоже?
Эльза серьезно, без усмешки, покачала головой:
— Ян… Он для меня вроде как Создатель. Что я ему? Хорошо уже, если по загривку погладит… как телку вроде…
— Хорошенький Создатель, — еле слышно пробормотала Ирена.
— Зато не бросает, — по-философски заметила Эльза. — Не бросает под забором, не оставляет на произвол… как это… На произвол судьбы. А кровь свою я ему и сама отдам. Что мне, жалко?..
* * *
До вечера она просидела в собственной спальне, за столом, перед дареным компьютером. Она хотела взяться за дело еще вчера, но мысль не шла — зато сегодня, после встречи в Эльзой, нашлись, как ей показалось, единственно необходимые слова…
Она опомнилась, когда в комнате сделалось совсем темно и пальцы стали промахиваться по клавиатуре. Сит вежливо стукнул в дверь и сообщил, что господин Ян зовет Ирену поужинать; у нее возникло сильнейшее искушение сказаться больной — но ведь тогда придет доктор Ник, и придется либо симулировать до конца, либо сознаться в обыкновенной трусости…
Она поспешно переоделась — новое платье сидело отлично, и это хоть немного приподняло ей настроение. Ирена пригладила волосы, придала лицу равнодушно-скучающий вид и спустилась в гостиную.
Семироль был один. Ирена ожидала увидеть тут же вездесущего Ника — и сперва обрадовалась, обнаружив его отсутствие.
А потом испугалась.
Проникновенно пела магнитола; натянуто улыбаясь, Ирена села за стол прямо напротив адвоката-вампира, и тот, благожелательно кивнув, наполнил ее бокал не вином, как она ждала, а ярко-апельсиновым соком.
Она сразу же все поняла — но, как обычно, «сразу же» растянулось для нее минут на пять. Она глядела на сок, пробовала его на язык, выпила, наконец, половину бокала…
Закашлялась. Поставила обратно. Быстро взглянула на Семироля — и потупилась.
— Я циник, — медленно сообщил вампир. — Но, когда речь заходит о моем ребенке… я хотел бы, чтобы между нами было как можно меньше цинизма. Совсем избежать этого не удастся — но давайте изживать цинизм, где только можем…
Ирена кивнула, не поднимая головы.
— Я вам противен?
Она помотала головой — опять же не глядя.
— Ирена… Давайте поговорим о ваших рассказах. Я помню все до единого — особенно тот, где скамейка…
Ирена вздохнула. Снова отхлебнула из бокала:
— Я… сама не знаю, как это получилось.
Вероятно, Семироль не понимал, насколько искренне она говорит. Как ее саму поразили ее собственные рассказы, которых она никогда не писала в реальности…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
