взять на себя ответственность и вначале даже снял с них штаны, оставив в одном белье. Они измучились совсем.
Зачерствели мы совсем. Да хоть бы гнет в Галиции, где все в обществе закрыты и припечатаны.
Февраль
Н. А. Кудашев 1 февраля
Нехорошие известия принес нам сегодняшний день. Мы не только уходим из Восточной Пруссии, но, кажется, бежим. Я решительно не понимаю, чем объяснить такое неумение у нас предвидеть события. Под Летценом мы уже 3 месяца окопались, укрепились, говорят, не хуже немцев, и вдруг все бросили и стремительно удираем. Зачем же было «огород городить»?!
Т. Я. Ткачев, 5 февраля
Снова был произведен смотр дружине. Приехал, как и в первый раз, все тот же генерал Адлерберг. Первые слова этого генерала были благоприятными: «Вот здесь чувствуется воинская честь: не мужики, по крайней мере».
Подробный осмотр нижних чинов производился как что-то глубоко надоевшее. Чувствовалось, что все это только видимость, совершенно ненужная ни дружине, ни самому генералу. После того, как часть была обойдена, нижние чины отправились по квартирам. Остались только отделенные, взводные и т. п. чины. Им генерал устроил примерный экзамен. В постановке вопросов и в даче ответов было ясно, что испытующий и испытуемые говорят на равных языках.
Задает генерал вопрос:
– Что такое военная задача?
Ответы получаются самые разнообразные.
– Так что, ваше высокое превосходительство, задача – это когда, например, появится неприятельская конница и нам приказано будет по ней стрелять.
Так ответил один из наших унтеров.
– Правильно, братец, только это ты пример приводишь, а ты скажи прямо, что же такое задача?
Понятно, что мышление унтера не ушло еще от образного, но, удивительное дело, и само высокое превосходительство не избегло того же приема и тоже прибегло к примерам.
На вопрос, что должен взять солдат у своего убитого товарища, последовали тоже довольно разнообразные ответы: патроны, бинт, ружье, хлеб, белье.
– Патроны – это правильно, а остальное – нет. Все это есть или легко доставят, – говорит генерал.
– А еще что?
– Деньги, ваше высокое превосходительство!
– Как деньги? Зачем в бою солдату деньги? Это мерзость, это черт знает что такое!
Генерал проявил всю возможную в данном случае степень негодования, но продолжал дальнейший допрос. Оказалось, что солдату нужно еще взять лопатку, но отнюдь не для того, чтобы при ее помощи укрываться.
– Русский не может защищаться – он нападает. Лопатка нужна для рытья окопов, а окопы нужны для того, чтобы можно было удобней стрелять.
В этом экзамене по преимуществу и заключалась вся соль смотра. Для того чтобы произвести его, нужно было держаться на высоте задачи в продолжении 3-х часов до приезда его высокого превосходительства и 2 часа смотра, т. е. мерзнуть пять часов и услышать, что дружина похожа на воинскую часть и что в этом видна «опытная рука»
Никакой руки, конечно, здесь не чувствовалось, так как все мы знаем, что ни полковник, ни офицеры не ударили палец о палец для того, чтобы научить солдат дружины чему-нибудь нужному для них как будущих защитников окопов или даже, как говорят, творцов наступления на врага…
Н. Н. Янушкевич, 5 февраля
Потери громадные, резервисты прямо шли «продавать винтовки за 7р.» Если русские богатыри стали дорожить так рублем, то остается одно, так как ведь добить же немцев надо, – придется им тоже обещать деньги за немецкую винтовку. Авось, отсутствие долга пополнится низкой корыстью.
Николай II, 6 февраля
За последние 4 дня германцы большими силами повели наступление в Восточной Пруссии. Благодаря глубокому обходу правого фланга нашей 10-й армии, ей пришлось отступить от Мазурских озер через границу. Бои продолжаются в пределах Ломжинской и Сувалкской губерний. По-видимому, движение неприятеля приостановлено; донесения Николаши более успокоительны. И на крайнем нашем левом фланге в Буковине и прилегающих Карпатах наши войска тоже отошли под напором подавляющих сил противника.
Грустно и неприятно, но, надо думать, все это преходяще!
В. П. Кравков, 8 февраля
Обед. Внезапно пришла телеграмма от генерала Российского, извещающая, что 20-й корпус по пояс в болотах пробивается и идет авангардом через Пашкинские броды, главными же силами на Гродно, и везет с собой до 200 орудий! Все с радостью обомлели; командующий дрожащими руками взялся за телеграмму и распорядился, чтобы навстречу отправить кухни. Слава Богу, корпус вылезает из петли!
Ужин. Увы! Пришло известие, что 20-й корпус сложил оружие и сдался за израсходованием провианта и особенно снарядов. Сутками раньше пришло бы подкрепление, и корпус, может быть, был бы спасен.
Г. А. Князев, 8 февраля
Последние события тяжело отражаются в народе: «Где нам побить немца, – говорит наш дворник, – Он нас и автомобилями и «чемоданами» так и лупит. Нашим-то и не угнаться за ними. Худо пишет с войны земляк. Не совладать, говорит, с немцем, только зря пропадем». Боже, упаси, если это мнение сделается общим. Надо принимать все меры к тому, чтобы не падало настроение, особенно у войска, чтобы не пропала вера у народа. И как это случилось, что вдруг наша непоколебимая вера пошатнулась. Почти все в один голос теперь говорят, что раньше только думали, если бы не англичане, сидели бы мы теперь на Волге.
Нам так необходимо сейчас, чтобы военное счастье повернулось в нашу сторону. Иначе за упадком настроения поднимется и недовольство, и ропот, а это создаст почву для полного нашего поражения, ну, а если не окончательного поражения, то крушения всех поставленных с этой войной целей, что может быть гибелью для будущего нашей родины.
С. И. Вавилов, 10 февраля
Опять о Восточной Пруссии. Отступление было ужасным, кажется, целый корпус в плену. <…> Сегодня на кого ни посмотришь – в плохом настроении, и командир роты, и телеграфист. Спросишь: «Почему?» – «Да эта Пруссия окаянная». Впечатление вроде 1-го апреля 1904 г. Итак, значит, в душе каждого живет «Россия». Мне хорошо, я спасусь от этой жути у Пушкина и Гёте, в физике и метафизике и, наконец, в Италии. Бэнде цо бэнде, мне национальный стыд не страшен.
Б. Куртасин, 10 февраля
Отпишу Вам свое критическое положение. С 28-го января нас немец вытурил из своей земли, гнал нас 5 суток день и ночь, догнал до города Гродно да и здесь никакого нет спокоя. До сего времени не раздевался из шинели и не снимал амуниции. 5 суток лежали в лесу на
