Эвакуация Крымского корпуса из Севастополя должна была пройти в два рейса, но все планы поломала осенняя штормовая погода. Десантные баржи не могли выдержать даже небольшого морского волнения и остались в Новороссийске, а вся работа по нашей перевозке на родину легла на БДК. За неделю с берега ушли все, кроме нашего батальона, и мы зависли на высоте ещё на десять дней. Делать было нечего, дождь, грязь, ямы от раскопок, полные мутной дождевой воды, плохая видимость и стрельба нескольких вражеских снайперов, которые, пользуясь мерзкой погодой, подкрадывались к нашим позициям и шмаляли в каждую тень, какую сквозь дождь различали.
Первые несколько дней это вызывало только смех с нашей стороны, но потом чуваки с зелёными повязками пристрелялись и в один день положили двоих наших бойцов. Вот тогда захотелось нам их наказать, несколько сержантов подошли к комбату, который за удачный штурм горы получил подполковника, и обратились к нему с просьбой разрешить вылазку. Ерёменко не ломался, и в ближайшую же ночь пять разведгрупп частым гребнем прошлись по окрестностям и отстреляли пятнадцать вражеских стрелков.
Батальон продолжал сидеть на горе, и, наконец, по рации нам передали, что погода настраивается и из Новороссийска за нами вышел «Цезарь Куников». Оставались ещё одни сутки, и тут вновь активизировались снайперы. Чёрт нас всех дёрнул вновь напроситься на вылазку, и он же, падла рогатая, дёрнул Ерёменко за язык, и комбат, не подумав, её нам разрешил. В ночь вышли уже шесть разведгрупп и, втянувшись в «зелёнку», где отдыхали снайперы разведгруппы, с ходу напоролись на грамотно устроенную засаду.
Ночь ту помню я смутно, ещё в начале боя меня контузило близким взрывом гранаты. На некоторое время я выпал из реальности, а когда очнулся, рядом не было никого из своих и только ближе к нашим позициям шла сильная перестрелка. Осторожно, не торопясь, обходя боестолкновение по широкой дуге, направился в сторону горы, и всё бы ничего, если бы я был в норме, но контузия есть контузия — не слышишь, как по палой листве ноги гребут. Вот звук моих шагов и выдал меня. Караимы убивать меня не стали, хотя могли бы, а просто вырубили, повязали и к себе в посёлок отволокли.
Следующее четкое воспоминание — этот самый четырёхметровый грязный зиндан на окраине караимского поселения. Прошло уже два дня, как я нахожусь здесь, и ничего не происходит, я сижу и никого не интересую. Раскидав ситуацию на составляющие, понимаю, что никто мне на помощь не придёт и не выручит, — для своих товарищей, скорее всего, я мёртв, и о том, что нахожусь в плену, они попросту не знают. Остаётся только два варианта: подохнуть в этой яме или бежать, причём бежать как можно скорее, пока есть для этого силы. Однако легко сказать, да сделать трудно, из ямы без посторонней помощи не выберешься, да и от стражников местных, которые постоянно рядышком тусуются, не убежишь.
Прерывая мои невесёлые размышления, наверху раздался человеческий гомон, кто‑то на кого‑то орал, были слышны характерные звуки ударов по телу, и через минуту в яму опустилась хлипкая лесенка. По ней не сошёл и не спустился, а скатился человек. Лестницу тут же подняли, а в проём заглянула большая непропорциональная голова местного надзирателя, Султана.
— Э‑э, русский, — он прищурился и попытался разглядеть меня в полутьме, — к тебе гость, будете теперь вдвоём сидеть.
— Еды и воды дай, сволочь толстомордая! — выкрикнул я.
— Пожрать не знаю, а попить дам. — Надзиратель распустил завязки на своих шароварах и стал справлять малую нужду прямо в яму. Закончив свои дела, он поинтересовался: — Больше ничего не хочешь?
— Да пошёл ты, урода кусок.
Султан рассмеялся и ушёл, а я смог разглядеть своего сокамерника. Собрат по несчастью, черноволосый парень лет двадцати пяти, нос горбинкой, глаза живые и умные, прижался спиной к каменистой стене и настороженно смотрел на меня. Правда, особо его в полутьме не разглядишь, да и избит он сильно, всё лицо в крови, но первое впечатление о нём я составил, и, надо сказать, было оно неплохим.
— Ты откуда, аскер? — с трудом шевеля разбитыми губами, спросил парень.
— Кубанская Конфедерация, младший сержант гвардии, контузило, попал в плен. А ты кто таков?
— Чингиз Керимов, торговец, взятку не дал, теперь расплачиваюсь за это. Товар отобрали, а мне завтра голову отрубят.
— Что так сурово, ты же крымчак натуральный, а к своему соотечественнику могли бы и снисхождение проявить.
— Да какие они мне свои, — отозвался парень и посмотрел наверх. — Здесь татар и нет почти, сброд один и бандюганы разной нации, между прочим, и ваших славян много. Всё вокруг нескольких караимских семей, уцелевших в Хаос, вертится. Они и не мусульмане совсем, но сплочённые и дружные, а сейчас это главное. Старшим вождём у них Эзра Дуван, глава одной из семей, грамотный и хитрый человек, десять лет назад объявил себя имамом крымским, и народ за ним пошёл. — Немного подумав, он добавил: — Больше не за кем было идти, а людям всегда пастух потребен.
— А как же Крымское ханство, про которое столько говорят?
Парень пожал плечами:
— Народу нужна идея, а про ханство более или менее все жители Крыма знают.
— Слышь, Чингиз, а ты умный парень, говоришь грамотно, слова всякие умные знаешь. — Я посмотрел на него с подозрением. — Не шпион ли ты, случаем?
— Да кому ты нужен, простой сержант, хоть и гвардейский. Сидишь тут в яме, в ней же и сгниешь заживо, здесь это норма. Что касаемо языка, так у меня учителя в детстве хорошие были, да и путешествовал много. — Несколько минут мы молчали, сверху по‑прежнему капали холодные дождевые капли, и молодой торговец снова заговорил: — Выбираться отсюда надо. Ты, гвардеец, парень крепкий, и, если возможность представится, Султана, охранника нашего, тихо вырубить сможешь?
— Смогу, он неповоротливый и не боец совсем, так, свинота разожравшаяся. Только как это сделать?
— Есть план, но ты мне помочь должен. Султана я знаю немного, здесь я часто бывал, он туповатый и жадный. Выпустить он нас не выпустит, это понятно, но может кое‑что пронести, например еду.
— Пожрать хорошо, конечно, но чем это нам поможет?
— Еду охранник на верёвке опустит и сделает это ночью, чтоб не видел никто. Я тебя подкину, ты по верёвке выберешься и вырубишь Султана. Потом, сам понимаешь, вытаскиваешь меня, и мы разбегаемся.
— А не боишься, что я тебя брошу?
— Смысла нет, и если ты без меня побежишь, то я шум подниму, и тебя догонят быстро. А так у тебя хоть какие‑то шансы будут, гвардеец. Соглашаешься?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
