Сегодня он прекрасно выспался, и ему приснился замечательный сон. В этом сне герр Мюнцер был богат и известен, он жил в собственной роскошной вилле на берегу Женевского озера, и возле личного причала покачивалась красавица яхта. А самое замечательное это то, что сон вполне может осуществиться.
Полоса неприятностей, слава богу, кончилась.
Наконец-то удалось разобраться со злополучным яйцом Фаберже! Осталось поговорить с клиентом, объяснить ему, что мошенничество со страховкой провалилось, и рапортовать начальству о своей удаче. Конечно, его повысят, наверняка переведут в какую-нибудь приличную страну, возможно даже, в Швейцарию.. Наконец-то можно будет уехать из этой ужасной страны, с ее грязью, невоспитанными жителями и ужасными бытовыми условиями.
Кроме того, ему наверняка выплатят значительную премию. Ведь это совершенно несправедливо, что все деньги за удачную операцию достанутся этому невоспитанному русскому, как его… Маркизу! Герр Мюнцер выяснил, что это вовсе не титул, а всего лишь прозвище, и сразу же утратил уважение к местному специалисту.
Герр Мюнцер сладко потянулся и встал с постели. Он брился, напевая веселую баварскую песенку, и принимал душ с давно забытым удовольствием.
Обозревая свое лицо в зеркале, он также остался удовлетворен. У него был свежий, ухоженный, благополучный вид, вид преуспевающего человека, который безотказно действовал на хорошеньких местных девушек. В глазах герра Мюнцера снова появилась уверенность в своих силах, вера в западную цивилизацию и истинные ценности.
На кухне хозяйничала Амалия Вильгельмовна. Герр Мюнцер уже позабыл ее труднопроизносимое настоящее имя и не без удовольствия называл ее на немецкий лад. Экономка неплохо готовила и согласилась по просьбе хозяина носить темно-синее строгое платье, которое оживлял лишь белый круглый воротничок, так что выглядела она как достойная немецкая прислуга.
Герр Мюнцер с отменным аппетитом съел горячую яичницу с ветчиной, усмехнувшись, посмотрел на яйцо всмятку и не отказался от него — яйца больше не вызывали у него негативных эмоций ни в каком виде — ни в вареном, ни в жареном, ни в виде пасхальных яиц Фаберже. С удовольствием запив завтрак большой чашкой кофе, герр Мюнцер надел тщательно отутюженный Амалией Вильгельмовной темно-синий костюм, накинул сверху светло-бежевый плащ, вспомнил о дожде и взял складной зонт. После чего он вышел из квартиры, напоследок напомнив Амалии Вильгельмовне, что хотел бы к обеду свиную ногу с капустой, и улыбнувшись ей, чем поверг экономку в полное недоумение.
* * *
Мюнцер сел в свой новенький «мерседес», припаркованный на стоянке рядом с домом, и поехал на Петроградскую сторону, где в собственном особняке проживал Борис Крайневский.
* * *
Борис Крайневский, держатель контрольного пакета акций целого ряда металлургических заводов, владелец нескольких довольно крупных банков и популярных средств массовой информации, — в общем, как теперь принято говорить, обыкновенный олигарх, сидел за столом в своем кабинете и рассматривал содержимое конверта.
То, что кто-то ночью побывал в его кабинете, было понятно.
Непонятно было другое. Обычно такие ночные гости приходят, чтобы что-то унести. Сегодняшний гость ничего не унес, напротив — кое-что принес Крайневскому. Увидев фотографии своей жены, он не слишком расстроился. Она уже довольно долго прожила в его доме и начала раздражать олигарха, так что разоблачительные фотографии появились, можно сказать, очень своевременно.
Они значительно облегчат неприятную процедуру развода.
Борис Крайневский разводился уже много раз. Естественно, он много раз и женился.
Вспоминая, сколько у него было жен, олигарх иногда сбивался со счета. Жениться он любил.
В каждой новой жене первое время находил какие-то неоценимые достоинства. Одна была капризна и взбалмошна, как ребенок, другая, наоборот, чувствительна и трогательна, третья пленяла живостью и непредсказуемостью характера. Однако спустя несколько месяцев трогательная чувствительность превращалась в вульгарную и надоедливую слезливость, живость характера оборачивалась бесконечными истериками, а детская взбалмошность оказывалась самой обыкновенной глупостью.
Тогда Крайневский вызывал Стаса Устроева, одного из своих адвокатов, и говорил ему, чтобы Стае готовил развод.
Разводы были узкой специализацией Стаса. Устроев мог провернуть все так, чтобы любвеобильный олигарх вышел из этого малоприятного процесса с минимальными финансовыми потерями. Крайневскому не жалко было денег, но, поскольку очередная жена к этому моменту уже невыносимо раздражала его, он не хотел платить ей слишком много. Кроме того, Крайневский вообще был устроен так, что очень не любил терять деньги. Точнее, сами деньги не любили его покидать. Напротив, они притекали к нему отовсюду, откуда только можно. И в вопросе с разводами он раз и навсегда принял решение: лучше хорошо платить одному Стасу, чем всем своим многочисленным женам.
Таким образом, как ни удивительно это звучит, ни одна из бывших жен олигарха не сумела вытрясти из него при разводе сколько-нибудь значительной суммы.
Это не удалось даже Маше Коржиковой, очень хваткой девице, дочери богатого, сильного и влиятельного человека. Маша была второй женой Крайневского и вернулась от него в отцовский дом спустя год после свадьбы чуть ли не в том же платье, в котором ушла. Когда подруги спрашивали ее, почему она не пощипала как следует своего бывшего мужа, Коржикова только вертела головой и хлопала глазами.
— Сама не понимаю, девочки, — отвечала она, — этот жмот как-то так меня обдурил, что все отцовские адвокаты ничего не смогли поделать! Отнять у него деньги — это просто невыполнимая задача, он притягивает их, как магнит!
Точно так же не смогла почти ничего вытрясти из Крайневского его третья жена, Нелли Логинова, маленькая модель и большая охотница за состояниями. Нелли была ближе всех к удаче, она даже родила олигарху сына и считала, что деньги у нее в кармане.., но Стае Устроев сумел все как-то повернуть таким образом, что Нелли осталась ни с чем, а Антон очень часто гостил у отца.
И вот теперь пришел черед очередной, то ли восьмой, то ли девятой жены. И неизвестный ночной гость весьма облегчил процедуру будущего развода, снабдив Крайневского первоклассным компроматом на супругу.
Олигарх пожал плечами. Он не понимал мотивов своего неизвестного доброжелателя, а все, чего он не понимал, настораживало его.
На столе заработало переговорное устройство.
Звонил старший охраны, он сообщал, что прибыл Мюнцер, представитель немецкой страховой компании, и просит его принять.
Обычно Крайневский не спешил принимать посетителей. Каждый, кто добивался встречи с ним, должен был подождать, помучиться, почувствовать всю свою ничтожность, а значит, — всю значительность Великого Человека, с которым хочет встретиться. Однако для герра Мюнцера можно было сделать исключение. Не потому, что он представлял серьезную немецкую фирму, а только потому, что, как полагал Крайневский, немец собирался официально сообщить о выплате страховой премии. Деньги — это святое, и тот, кто хочет принести Крайневскому деньги, имеет право на его внимание.
— Впустить, — коротко распорядился олигарх.
Через несколько минут дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился подтянутый, энергичный и довольный собой немец.
Крайневский приподнялся, выдал самую обаятельную из своих улыбок и показал Мюнцеру на глубокое кресло. Мюнцер улыбнулся в ответ и расположился с удобством.
Крайневский заподозрил что-то неладное.
По его представлениям, человек, который собирается расстаться с большими деньгами, должен выглядеть расстроенным, неуверенным в себе. Конечно, деньги принадлежат не лично Мюнцеру, это деньги его компании, но все равно — деньги большие, и их выплата несомненно ударит и по самому Мюнцеру. Почему же немец такой жизнерадостный?
— Чем порадуете, многоуважаемый? — в нарочито развязной, даже несколько хамской манере осведомился олигарх. — Надеюсь, вы наконец созрели и готовы выплатить мне страховку?
— Отнюдь, — отозвался немец, улыбнувшись плотоядной акульей улыбкой, показав удивительно большое количество зубов.
— А тогда зачем же вы пришли? — окрысился на него хозяин кабинета. — Вы же знаете, я человек весьма занятой и мое время очень дорого стоит!
— Я пришел, глубокоуважаемый Борис Андреевич, чтобы показать вам несколько фотографий.
— Что еще за фотографии? — Крайневский придвинулся к столу и оперся на тяжелые кулаки. Уверенный голос немца, его довольный и жизнерадостный вид определенно не нравились олигарху. Сбить с Мюнцера спесь никак не получалось. А тут еще какие-то фотографии…
Мюнцер нарочито медленно, заставляя собеседника поволноваться, открыл кожаный кейс, достал из него голубую пластиковую папочку и вытряхнул из нее на стол перед Крайневским несколько снимков, — Узнаете, Борис Андреевич? — проговорил немец с прежней акульей улыбкой. — Ведь это то самое пасхальное яйцо работы Фаберже, о пропаже которого вы не так давно известили нашу компанию?
