этаж.
Фрейя кох Нейм – изумительно красивая девушка. Пожалуй, всего на пару лет старше меня.
Я приседаю в поклоне, и, когда распрямляюсь, сталкиваюсь с ее изучающим взглядом. Зеленые, с надменным прищуром глаза смотрят холодно. Она заранее меня ненавидит? На ее кукольное личико наползает улыбка. Щечки приподнимаются, губки растягиваются, словно их потянули за невидимую нить. Так фальшиво выглядит получившаяся гримаса.
- Так вот ты какая, малярша. Кирстен. – Она произносит мое имя так, как сказала бы «тараканы в кляре из раздавленных брюшек мучнистых червей».
Фрейя кох Нейм подавляет своим совершенством. Источаемое ей превосходство почти осязаемо. Чувствую себя сутулой замарашкой, вдобавок, на чужом месте. Я рабыня, куда я рискнула полезть? Мне не хватает Йергена, он бы за меня сейчас объяснился.
Вспоминаю, как в трудные моменты держался хозяин. Кое-как получается сохранить выражение непринужденной услужливости:
- Да, госпожа. Расскажите, чем я могу быть Вам полезна.
- Покажи, что ты умеешь, малярша.
73
- Большую часть работы я делаю в мастерской. Так вы не утомитесь, и сохраните свое драгоценное время. – Говорю так, как научил Йерген. - Сегодня я набросаю канву. Еще, мы с Вами подберем подходящие цвета для портрета. Скажите, вы хотите быть изображенной в этом платье?
- Я похожа на ту, кто заказывает портрет в домашней накидке? Это попросту оскорбительно, девочка. Как ты можешь писать, если у тебя нет вкуса?
Она все перевернула с ног на голову. Я другое имела в виду. Впрочем, не важно. Работа с Йергеном научила меня долготерпению. Выдержке эльфа любой позавидует. Теперь и у меня есть свой собственный сложный заказчик. Первый и, скорее всего, последний. Моя слава придворной художницы угаснет, не успев зародиться. Я не уверена, что с Фрейей кох Нейм удастся сойтись. Скорее всего, она к каждому штриху начнет придираться. Насколько проще было с Гордианом Анэстеем…
Мне приходится что-то сказать в свое оправдание:
- Госпожа, извините. Мне передали, что Ваш супруг, почтенный Хенрик кох Нейм, заказал семейный портрет. Для себя, то есть. – Быстро поправляюсь я.
- «Сказали»? Девочка, ты что, еще и читать не умеешь?
Зачем она ко мне придирается? Разве грамотность имеет отношение к делу?
Я понимаю, что мысленно уже оправдываюсь перед Фрейей кох Нейм. Мол, книги Йергена мне поддаются с трудом, но все-таки поддаются. Большинство не может даже как я.
- Давай, девочка. Покажи, что ты способна изобразить две ровные линии. Судя по тому, что ты навертела с платком, в этом я уже сомневаюсь.
Последующие часы проходят в мучениях. Я терплю издевки, надеясь, что Фрейе кох Нейм наконец-то наскучит надо мной измываться. Но злость заказчицы неисчерпаема. Кажется, она насквозь пропитана ядом. Я не понимаю, что успела ей сделать.
Фрейе кох Нейм ничего не нравится. Меня не обижает, когда она много раз повторяет, что я ужасно пишу. Я и так это знаю. Но разве наброски делают ее похожей на трактирную девку? Возможно, это можно расценить как комплимент, поскольку я сама вижу только каракули. Скорей бы она меня отпустила.
- Скажите, быть может, Вам будет удобней, если я принесу несколько набросков в удобное для Вас время? И Вы выберете тот, который полностью Вас устроит? Если Вам ничего не понравится, я готова все заново переписать.
- Ты скорее состаришься, чем закончишь, девочка. - Почти выплевывает Фрейя кох Нейм.
Вокруг нас суетится старенькая рабыня, и в ее присутствии моя заказчица распаляется еще больше. Сейчас старушка подносит хозяйке вторую или третью чашку травяного отвара, ставит блюдце с мучными конвертиками. От их аппетитного запаха у меня скорбно поджимается в животе. Искоса на меня поглядывая, Фрейя кох Нейм берет пару штук. Даже не кусает, клюет, точно птичка.
- Все, на сегодня достаточно, - к большому моему облегчению цедит она, склевав целое блюдечко. – Ты стала вонять от собственных никчемных усилий. Я не понимаю, зачем мне терпеть этот запах.
Меня бросает в жар.
- В другой день, госпожа? – Спрашиваю я, невольно принюхавшись. Ничем, вроде, не пахнет.
Фрейя смотрит так, словно я ляпнула самую большую глупость на свете. Она остается наблюдать, как, вконец растерявшись, я путаюсь, неловко собирая столик и принадлежности. Под ее взглядом я спотыкаюсь, угли для набросков выскальзывают из рук и падают на пол, раскалываясь на грязные кусочки.
К двери меня провожает пожилая рабыня.
- Хорошего дня, матушка. – Говорю ей напоследок. Должно быть, тяжело работать на такую хозяйку.
Старуха печально мне улыбается. На мгновение мерещится, будто она одними губами пытается что-то сказать. Но потом дверь за мной закрывается, и я остаюсь на крыльце.
Оказывается, успел пройти снег. Все стало сказочным, укрылось белой порошей, которая скоро растает. С удовольствием вздыхаю пахнущий морозной чистотой воздух.
У меня чувство, будто эта Фрейя кох Нейм пыталась высосать душу.
День определенно не задался. Я битый час ищу Йергена, стою в очереди к распорядителю, блуждаю по местам, где эльф может работать. Везде таскаю за собой этот ужасный малярный столик с инструментом, тяжелый, как гиря колодника. Без хозяина мне доступна только черная, для слуг, часть дворца. Надеюсь, что Йергена не позвали делать наброски в парадные покои.
Когда, наконец, вижу его подтянутую фигуру, могу только улыбаться счастливой улыбкой. Эльф идет, словно плывет.
-Это было настолько ужасно? – Спрашивает Йерген, выразительно оглядев меня с ног до головы.
- Даже ужасней, чем думаете. Какая-то пытка, всеми богами клянусь. Эта Фрейя кох Нейм хуже драконицы.
- Проголодалась?
- Да, очень. Сначала хотела вас найти.
- Ну, пойдем, поедим. – Предлагает Йерген, перехватывая у меня сумку и висящий на ремне малярный столик. Кажется, острая грань столика набила мне синяк на бедре.
Я чувствую себя такой счастливой, что всхлипываю от радости.
При Сером замке есть четыре больших кухни для слуг и мастеровых, в ближайшую мы и направляемся. Там нам дадут плошки с сытным хлебаловом.
Когда на пути попадается патруль карателей, я подбираюсь. Не могу изжить в себе привычку бояться их и ненавидеть. Потом понимаю, что каратели смотрят прямо на нас. Точнее, смотрят на меня. Кроммовы гербы на их доспехах точно расплывающиеся пятна крови, красный плюмаж самого рослого – брызги, вылетающие из раны. Я почти падаю, наступив на подол. Йерген подхватывает меня, вернув равновесие.
- Сиры?
- Что у тебя в сумке, малярша? – Рявкает самый рослый каратель.
Два других
