– Не знаю, кто из вас общался с этим человеком, – обратился я к окружающим, – но сомневаюсь, что он на самом деле профессионал. По моему мнению, это только слова. Если вы заплатили ему за охрану, то почти наверняка выбросили свои деньги.
– Ты покойник, Мирабель, – сумел выдавить из себя Вадим.
– Значит, мне нечего бояться.
Я поглядел на его жертву. Пассажир, успевший чуть порозоветь, вытирал рукавом губы.
– Вы целы? Я не видел, как началась драка.
Ответ прозвучал на норте, но с грубым акцентом, который я не смог с ходу определить. Парень был невысок ростом и коренаст, как бульдог. Этим сходство с бульдогом не ограничивалось: к его физиономии точно приросла задиристая гримаса. Картину дополнял плоский нос и коротенький редкий «ежик», напоминающий щетину.
– Да… – он разгладил на себе одежду, – со мной все в порядке, спасибо. Этот олух начал угрожать, затем полез драться. Я рассчитывал, что кто-нибудь мне поможет, но вдруг почувствовал себя… предметом меблировки.
– Да уж. – Я презрительно оглядел «почтенную» публику. – Однако вы дали ему отпор.
– Черта с два это мне помогло.
– Боюсь, Вадим не из тех, кто способен оценить благородный жест. Вы уверены, что не сильно травмированы?
– Разве что немного тошнит, вот и все.
– Погодите.
Я щелкнул пальцами, подзывая слугу, который все это время висел в нескольких метрах от нас, – теперь я знал, как выглядит кибернетический буриданов осел. Когда он приблизился, я попытался приобрести для спасенного порцию противорвотного «коктейля», но на этот раз мои финансы действительно были на нуле.
– Спасибо. – Пассажир скупо улыбнулся. – Но думаю, у меня на счете достаточно средств.
Он обратился к роботу на каназиане – слишком быстро и тихо, чтобы я уловил смысл, – и тот выдал ему шприц с каким-то снадобьем.
Пока пассажир возился со шприцем, пытаясь попасть в вену, я повернулся к Вадиму:
– У меня хорошее настроение, Вадим. Можешь катиться на все четыре стороны. Но мне бы не хотелось снова увидеть тебя в этой каюте.
Он посмотрел на меня, кривя губы. На усах, точно хлопья, висели капли блевотины.
– Наши переговоры не закончены, Мирабель.
Отцепившись от стены, он повис в воздухе и обвел взглядом комнату. Очевидно, рассчитывал удалиться достойно. Однако я успел позаботиться, чтобы эта попытка потерпела крах.
– Погоди. – (Вадим как раз напрягся, намереваясь оттолкнуться от стены.) – С чего ты решил, будто я позволю тебе убраться, не вернув все, что ты успел украсть?
Он замешкался, оглядываясь на меня:
– Я у тебя ничего не крал. И у вас, мистер Квирренбах…
– Это правда? – осведомился я у пострадавшего.
Квирренбах замялся и покосился на Вадима:
– Да… да. Он у меня ничего не украл. Я даже не успел с ним толком заговорить.
– А как насчет остальных? – Я повысил голос, обращаясь к пассажирам. – Этот подонок успел у вас что-нибудь выманить?
Тишина. Примерно этого я и ожидал. Никто не решится признать первым, что его одурачила такая мелкая крыса, – теперь, когда они увидели, что он за ничтожество.
– Видишь, Мирабель, здесь таких нет.
– Может быть. – Я кивнул, выбросил вперед руку и схватил его за грудки. Лоскуты жесткой материи были холодными и сухими и на ощупь напоминали змеиную кожу. – А как насчет остальных пассажиров? У тебя были все шансы обтрясти человек десять с тех пор, как мы стартовали.
– Ну и что с того? – произнес он почти шепотом. – Это не твоя забота.
Его тон менялся с каждой секундой. Казалось, он корчится и оплывает, точно восковая фигура над огнем. Я мог смять его руками и придать любую форму.
– Как насчет того, чтобы не совать нос куда не просят и оставить меня в покое? Чего ты за это хочешь?
– Пытаешься дать мне на лапу? – рассмеялся я.
– Стоит хотя бы попробовать.
Во мне что-то щелкнуло. Я подтянул Вадима к себе и так шарахнул об стену, что вышиб воздух из легких, потом еще и еще. Красная пелена гнева окутала меня теплым гостеприимным туманом. Я чувствовал, как под моими кулаками трещат его ребра. Вадим пытался отбиваться, но я был быстрее и сильнее и не сомневался, что прав.
– Перестаньте! – донеслось будто издалека, с полпути к бесконечности. – Перестаньте, с него хватит!
Квирренбах оттаскивал меня от Вадима. Еще двое пассажиров подлетели поближе, изучая дело моих рук со смесью ужаса и изумления. Физиономия Вадима превратилась в омерзительный синяк, с уголков рта стекали блестящие алые струйки. Должно быть, я выглядел не лучше, когда меня отделали нищенствующие.
– По-вашему, я должен быть снисходителен к этой сволочи?
– Да какая уж тут снисходительность, – сказал Квирренбах. – Но не убивать же. Что, если он сказал правду и у него действительно есть друзья?
– Это ничтожество, – отозвался я. – И авторитета у него здесь не больше, чем у нас с вами. Положим, есть дружки… но мы вроде держим путь в Блистающий Пояс, а не в пограничное поселение, где про законы никто и не слыхивал.
Квирренбах как-то очень странно посмотрел на меня:
– Вы это серьезно? Действительно думаете, что мы летим к Блистающему Поясу?
– А разве нет?
– Блистающего Пояса не существует. Уже несколько лет. Мы направляемся совершенно в другое место.
Багрово-сизая маска – рожа Вадима – дернулась и породила неопределенный звук: не то бульканье, словно он прополаскивал рот кровью, не то мстительный смешок.
Глава 12
– И как это понимать?
– Что именно, Таннер?
– Насчет того, что Блистающего Пояса не существует. Или так и будем говорить загадками?
Мы с Квирренбахом пробирались сквозь спутанные внутренности «Стрельникова» к логову Вадима. Это было нелегким делом, поскольку я прихватил с собой кейс. Мы были одни: Вадима я запер в своей каюте, едва он сообщил, где находится его собственная.
По логике, в его жилище мы могли найти то, что он выманил у других пассажиров. Для начала я завладел его сюртуком. И не собирался спешить с возвратом.
– Ну, скажем, там кое-что изменилось, Таннер.
Квирренбах неуклюже следовал за мной. Сейчас он напоминал уже не бульдога, а таксу, которая лезет в барсучью нору.
– Но я об этом ничего не слышал.
– Правильно. Все произошло недавно, когда вы уже летели сюда. Что поделать, неизбежный риск, связанный со спецификой межпланетных путешествий.
– Одна из его форм, – уточнил я, вспомнив, что физиономия у меня сейчас выглядит немногим лучше, чем у Вадима. – Так что стряслось?
– Боюсь, там очень многое переменилось…
Он умолк, тяжело и хрипло дыша, потом заговорил снова:
– Знаете, мне жаль разом разрушать все ваши ожидания. Но вам придется смириться с очевидным: Йеллоустон уже не тот, что был когда-то. И это, Таннер, еще мягко сказано.
Я припомнил, как Амелия называла место, где я смогу найти Рейвича.
– А Город Бездны все еще существует?
– О да… да. Конечно, многое переменилось… но не настолько. Город на месте, по-прежнему населен… и по меркам этого мира там все по-прежнему благополучно.
– Подозреваю, вам есть что добавить.
Я взглянул вперед. Лаз расширялся, превращаясь в цилиндрический коридор с рядом овальных дверей вдоль одной стенки. Здесь все еще было темно, и у меня на душе по-прежнему скреблись кошки.
– К сожалению… да, – ответил Квирренбах. – Город очень изменился. Он почти неузнаваем, и, наверное, то же происходит с Блистающим Поясом. Раньше Йеллоустон окружали тысячи анклавов, подобно… простите, может быть, это нескромно, но мне проще говорить метафорами… подобно ожерелью из редкостных драгоценностей самой изысканной огранки, – и у каждого камня свой блеск, своя игра.
Квирренбах перевел дух после столь длинной тирады и продолжил:
– Теперь необходимая для жизни атмосфера поддерживается от силы на сотне станций. Остальные – заброшенные, заполненные вакуумом оболочки, молчаливые и мертвые, как сплавная древесина, а среди них витает масса опасных обломков, которые затянуло на орбиту. Теперь все это называют Ржавым Поясом.
Я позволил своим мозгам переварить столь необычную информацию:
– А что случилось? Война? Или кому-то не понравилась… композиция?
– Нет… возможно, к сожалению. Всегда есть способ как-то прекратить войну. Прежние войны были не чета нынешним…
– Квирренбах!
Парень явно начинал испытывать мое терпение.
– Эпидемия, – торопливо отозвался он. – Причем весьма опасная. Но прежде чем задавать вопросы, вспомните, что я знаком с ситуацией не лучше вашего. Ведь я тоже здесь недавно.
– Вы знакомы с ситуацией куда лучше моего.
Миновав две двери, я подошел к третьей и сравнил номер с биркой на ключе, который дал мне Вадим.
– Что же это за эпидемия, если она натворила таких дел?
– Непросто эпидемия. То есть не в обычном смысле. Ее проявления были слишком… разнообразны. В них угадывалась изобретательность. Артистизм. Временами даже изощренность. Гм… мы уже пришли?
